Булгаков Михаил - Михаил Афанасьевич Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вни-и-из по ма-а-а-тушке по Во-о-о-лге!..
Эх, гармония хороша! Еду на Волгу! Переутомился я! Билет бесплатный раздобуду, и только меня и видели, потому я устал!
По широкому-у раздолью!..
Батюшки! Выводят кого-то!
— Я не посмотрю, что ты герой труда!!! А…а!!
— Граждане, попрошу неприличными словами не выражаться…
— Граждане, а что, если нам красного напараули?
А?.. Поехали! На минуту… Сюда! Стоп! Шашлык семь раз…
Был душой велик! умер он от ран!!
…Да на трамвае же!.. Да на полчаса!.. Плюньте, завтра напишете!..
— Захватывающее зрелище! Борьба чемпиона мира с живым медведем… Bis!!. Что за черт! Что он, неуловимый, что ли?! Вон он! В ложе сидит!.. Батюшки, половина первого! Извозчик! Извозчик!..
— Три рублика!..
— …Очень хорошо. Очень.
— Миленькая! Клянусь, общее собрание. Понимаешь. Общее собрание, и никаких. Не мог!
— Я вижу, ты и сейчас не можешь на ногах стоять!
— Деточка. Ей-богу, что бишь я хотел сказать? Да. Проскухин-то?.. Понимаешь? Двадцать пять червонцев, и, понимаешь, в ложе сидит… Да бухгалтер же… Брюнет…
— Ложись ты лучше. Завтра поговорим. — Это верно… Что бишь я хотел сделать? Да, лечь… Это правильно. Я ложусь… но только умоляю разбудить меня, разбудить меня непременно, чтоб меня черт взял, в десять минут пятого… нет. пять десятого… Я начинаю новую жизнь… Завтра…
— Слышали. Спи.
Псалом
Впервые — газ. «Накануне», 1923 г., 23 сентября.
Т. Н. Лаппа вспоминала в связи с рассказом «Псалом» о быте квартиры № 50 на Большой Садовой, 10: «Вообще дом был знаменитый… Кого только в нашей квартире не было! По той стороне, где окна выходят на двор, жили так: хлебопек, мы, дальше Дуся — проститутка: к нам нередко стучали ночью: «Дуся, открой!» Я говорила: «Рядом!» Вообще же она была женщина скромная, шуму от нее не было: тут же и муж ее где-то был недалеко… Дальше жил начальник милиции с женой, довольно веселой дамочкой… Муж ее часто бывал в командировке: сынишка ее забегал к нам…» (Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова, с. 166).
По мнению В. Левшина, в рассказе описана драма, разыгравшаяся в кв. № 34 дома № 10 на Б. Садовой.
_____
Первоначально кажется, что это крыса царапается в дверь. Но слышен очень вежливый человеческий голос:
— Мозно зайти?
— Можно, пожалуйте.
Поют дверные петли.
— Иди и садись на диван!
(От двери.) — А как я по паркету пойду?
— А ты тихонечко иди и не катайся. Ну-с, что новенького?
— Нициво.
— Позвольте, а кто сегодня утром ревел в коридоре?
(Тягостная пауза.) — Я ревел.
— Почему?
— Меня мама наслепала.
— За что?
(Напряженнейшая пауза.) — Я Сурке ухо укусил.
— Однако.
— Мама говорит, Сурка — негодяй. Он дразнит меня, копейки поотнимал.
— Все равно, таких декретов нет, чтоб из-за копеек уши людям кусать. Ты, выходит, глупый мальчик.
(Обида.) — Я с тобой не возусь.
— И не надо.
(Пауза.) — Папа приедет, я ему сказу. (Пауза.) Он тебя застрелит.
— Ах так. Ну, тогда я чай не буду делать. К чему? Раз меня застрелят…
— Нет, ты цай делай.
— А ты выпьешь со мной?
— С конфетами? Да?
— Непременно.
— Я выпью.
На корточках два человеческих тела — большое и маленькое. Музыкальным звоном кипит чайник, и конус жаркого света лежит на странице Джерома Джерома.
— Стихи-то ты, наверное, забыл?
— Нет, не забыл.
— Ну, читай.
— Ку…куплю я себе туфли…
— К фраку.
— К фраку, и буду петь по ноцам…
— Псалом.
— Псалом… И заведу… себе собаку…
— Ни…
— Ни-ци-во-о…
— Как-нибудь проживем.
— Нибудь как. Пра-зи-ве-ем.
— Вот именно. Чай закипит, выпьем. Проживем.
(Глубокий вздох.) — Пра-зи-ве-ем.
Звон. Джером. Пар. Конус. Лоснится паркет.
— Ты одинокий.
Джером падает на паркет. Страница угасает.
(Пауза.) — Это кто же тебе говорил? (Безмятежная ясность.) — Мама.
— Когда?
— Тебе пуговицу когда присивала. Присивала. Присивает, присивает и говорит Натаске…
— Так-с. Погоди, погоди, не вертись, а то я тебя обварю… Ух!..
— Горяций, ух!
— Конфету какую хочешь, такую и бери.
— Вот я эту больсую хоцу.
— Подуй, подуй и ногами не болтай.
(Женский голос за сценой.) — Славка!
Стучит дверь. Петли поют приятно.
— Опять он у вас. Славка, иди домой!
— Нет, нет, мы с ним чай пьем.
— Он же недавно пил.
(Тихая откровенность.) — Я… не пил.
— Вера Ивановна. Идите чай пить.
— Спасибо, я недавно…
— Идите, идите, я вас не пушу…
— Руки мокрые… Белье я вешаю…
(Непрошеный заступник.) — Не смей мою маму тянуть.
— Ну, хорошо, не буду тянуть… Вера Ивановна, садитесь…
— Погодите, я белье повешу, тогда приду.
— Великолепно. Я не буду тушить керосинку.
— А ты. Славка, выпьешь, иди к себе. Спать. Он вам мешает.
— Я не месаю. Я не салю.
Петли поют неприятно. Конусы в разные стороны. Чайник безмолвен.
— Ты уже спать хочешь?
— Нет, я не хоцу. Ты мне сказку расскази.
— А у тебя уже глаза маленькие.
— Нет. Не маленькие. Расскази.
— Ну, иди сюда, ко мне. Голову клади. Так. Сказку? Какую же тебе сказку рассказать? А?
— Про мальчика, про того…
— Про мальчика? Это. брат, трудная сказка. Ну, для тебя, так и быть…
Ну-с, так вот. жил, стало быть, на свете мальчик. Да-с. Маленький, лет так приблизительно четырех. В Москве. С мамой. И звали этого мальчика Славка.
— Как меня?
— …Довольно красивый, но был он, к величайшему сожалению, драчун. И дрался он чем ни попало — кулаками, и ногами, и даже калошами. А однажды по лестнице девочку из 8-го номера, славная такая девочка, тихая, красавица, а он ее по морде книжкой ударил.
— Она сама дерется…
— Погоди. Это не о тебе речь идет.
— Другой Славка?
— Совершенно другой. На чем бишь я остановился? Да… Ну. натурально, пороли
