Писатели и стукачи - Владимир Алексеевич Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В той же книге Сарнов упрекает Мариэтту Шагинян в том, что она участвовала в травле Гроссмана. Прежде, чем разбираться в этом обвинении, приведу фрагмент выступления Василия Гроссмана на упомянутой выше дискуссии о формализме в 1936 году:
«Идиотские выступления Серебряковой и Корабельникова показали, что вся партийная часть Союза очень слаба. Как они не поинтересовались, что будут говорить эти, с позволения сказать, ораторы? Теперь ведь всем ясно, что Серебрякова и Корабельников не только плохие писатели, но и большие дураки».
При большом желание и это выступление можно было бы назвать доносом. По-видимому, Гроссман в довоенные годы не отличался тихим нравом. Так стоит ли удивляться, что изрядная доля критики впоследствии досталась и ему? А между тем писательница Галина Серебрякова была арестована вслед за мужем, наркомом финансов Григорием Сокольниковым, в том же 1936 году. Ну а Григория Корабельникова, одного из авторов коллективного труда «Канал имени Сталина», судьба всё же пощадила.
Что же до критики Шагинян в адрес Гроссмана, то в статье «Корни ошибок. Заметки писателя», напечатанной в 1953 году в «Известиях», она выражала недовольство тем, как Гроссман описывает комиссаров. Один из них будто бы «изображен в отрыве от своей непосредственной работы руководителя и воспитателя бойцов и командиров». Ни обвинений в антисоветчине, ни упрёков в преклонении перед Западом. Так что признать её участие в травле Гроссмана можно лишь с большой натяжкой.
В том же году она настаивала на восстановлении в союзе писателей Михаила Зощенко, в то время как руководители союза считали, что следует заново принять – понятно, что для Зощенко это было унижением. Ещё через пять лет она поддерживала предложение о высылке Бориса Пастернака из Советского Союза. В общем, прав был Ходасевич, говоря о путанице в голове неукротимой Мариэтты.
Глава 10. Неистовый Всеволод
Глава о Мейерхольде появилась здесь вроде бы сама собой, помимо моего желания. Реформатор сцены, один из основателей современного театра, учениками которого можно считать и Юрия Любимова, и многих других театральных режиссёров – все это, безусловно, признают и отдают должное его таланту. Однако никому не пришло ещё в голову назвать Всеволода Эмильевича писателем. А зря! Такому количеству статей и докладов, не казённо-бездушных, а наполненных яркими эмоциями и глубоким содержанием может позавидовать любой наш литератор. Известно и то, что Мейерхольд чуть ли не заново переписывал некоторые пьесы, прежде чем ставить их на сцене своего театра. Сочинил он и руководство по теории сценических движений. Ну чем, скажите, не писатель? Но есть и ещё один важный аргумент: до сей поры высказываются подозрения, будто он писал доносы на своих коллег. Это ли не повод для тщательного разбирательства?
Режиссёрское дарование Мейерхольда проявилось ещё в начале прошлого века, когда он поставил множество спектаклей на сценах театров Петербурга и Херсона. Приглашение Мейерхольда в Александринку в 1908 году состоялось благодаря директору императорских театров Владимиру Теляковскому:
«Когда Мейерхольд ушел от Комиссаржевской, я набрался храбрости и, на этот раз ни с кем не посоветовавшись, сразу его пригласил. Произошел в театре некоторый переполох. Тут уже не на шутку некоторые из артистов, публики и прессы стали опасаться за устои Александрийского театра».
Надо признать, что опасения были обоснованными – Мейерхольд прежде никогда не работал в крупных театрах с выдающимися актёрами. Теляковский всё же настоял на своём решение, однако первый блин у Мейерхольда вышел комом:
«Первой постановкой Мейерхольда в Александрийском театре была пьеса Кнута Гамсуна "У царских врат", разыгранная 30 сентября 1908 года. Прекрасные декорации были написаны Головиным. Сам Мейерхольд исполнял одну из главных ролей. Состав исполнителей был самый разнообразный, играли премьеры и молодежь. Постановка была встречена печатью, что называется, в ножи. Отзывы были самого малоделикатного свойства. "Петербургская газета" в статье от 1 октября 1908 года писала про самого Мейерхольда: "А настоящее «чучело» ходило по сцене и портило и пьесу, и спектакль…"»
Внешность у Мейерхольда и впрямь была не слишком привлекательная, однако это ещё не повод, чтобы издеваться. Театрального новатора газетчики поругивали и через три года:
«Г. Мейерхольд признал непригодными статистов для изображения воя ветра в "Красном кабачке", и пригласил для этого хор А.А. Архангельского. Воющий хор – такого зрелища, вероятно, не было еще ни в одном театре!.. Чудачества Мейерхольда, сделавшего из Александринского театра какую-то "интермедию", возмущают старых артистов».
А после премьеры спектакля «Живой труп» газеты и вовсе сокрушались: «Чем виноват Толстой, что лучшие актеры Александринского театра не выносят Мейерхольда?»
Не слишком гладко протекала и работа Мейерхольда над оперными постановками на сцене Мариинского театра. Конфликт режиссёра с балетмейстером Михаилом Фокиным привёл к появлению «разоблачительной» заметки:
«За кулисами Александринского театра произвело большое впечатление разоблачение Мейерхольда Фокиным. Говорили, что это уже не первое разоблачение любимчика г. Теляковского. Вспоминали Ф.Ф. Комиссаржевского, фактически доказавшего в своих статьях, что работа, которую приписывает себе Мейерхольд, была его работой. Вспомнили еще интермедию и актера Надеждина, поставившего "Шарф Коломбины" и потом с удивлением узнавшего, что не он ставил, а г. Мейерхольд. Ловкие нынче пошли режиссеры».
Несмотря на критические отзывы российских газет о спектаклях Мейерхольда, у него нашлись поклонники в Европе. В 1913 году режиссёр принял предложение бывшей российской танцовщицы Иды Рубинштейн поставить в Париже, в театре «Chatelet», новую пьесу д`Аннунцио «Pisanello ou l`amour parfumee». Судя по всему, спектакль пользовался успехом. Однако по возвращении в Россию Мейерхольд снова стал участником скандала – только уже не с Фокиным, а с Фёдором Шаляпиным.
Мысль о постановке на сцене Мариинского театра оперы Даргомыжского «Каменный гость» возникла у Шаляпина всё в том же 1913 году. Певец представил на утверждение дирекции план постановки оперы, при этом не только выговорил себе право участия в качестве певца, но и потребовал доверить ему художественное руководство постановкой. В свою очередь, художник театра Головин согласен был работать только с Мейерхольдом, в содружестве с которым он оформил уже несколько спектаклей. Узнав о назначении Мейерхольда постановщиком, Шаляпин категорически отказался работать под его началом и пригрозил, что не будет больше петь в «Борисе Годунове». В итоге дирекция театра вынуждена была снять с репертуара «Каменного гостя».
Как видим, успехи театрального новатора чередовались с относительными неудачами. Но главное его дело было впереди, и предпосылки к этому находим в письме Мейерхольда Антону Павловичу Чехову ещё в 1901 году:
«Я открыто
