Что дальше, миссис Норидж? - Елена Ивановна Михалкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут я впервые почувствовал нечто вроде уважения.
За две недели Обглодыш почти оклемался. Обычно мальчишки любят собак, а вот поди ж ты: Пламер-младший ходил к коту исправно, точно на службу. Когда сошли коросты и отросла шерсть, на свет божий явился темно-серый кот. Уж не представляю, в какую заварушку он попал, потому что ума у этого кота хватало. Иной раз, когда я мастерил что-нибудь, он усаживался рядышком и смотрел. «Какого черта ты здесь ошиваешься?» – спрашиваю. А он отвечает: «Уру-ру», да таким тоном, словно говорит: «Заткнись, Хоган, и занимайся своим делом».
К зиме он отъелся, распушился, и хотя шрамы остались, в целом вы назвали бы его красивым зверем. Я то и дело находил на подоконнике дохлых птичек и мышей. Видать, так Обглодыш выражал свою признательность. Я бы предпочел, чтобы он топал куда подальше. Кот мне ни к чему. Захоти я с кем-то поговорить, завел бы канарейку. Но избавиться от этой живучей твари мне оказалось не под силу. Упрямства у него было не меньше, чем у Рыжего. Ночью он шлялся неведомо где, а днем приходил отсыпаться ко мне.
Однажды весенним утречком – год спустя после появления Обглодыша – выхожу я на крыльцо, а мимо топает гувернантка. Поравнялась со мной и говорит без улыбки:
– Приветствую, мистер Хоган.
Не то чтобы я растерялся. Но я и подумать не мог, что ей известно мое имя.
А дамочка продолжает как ни в чем не бывало:
– Не дадите ли совет? Мы с мистером Чедвиком собираемся вырезать небольшую лодку. Дюймов двадцать в длину. Какой материал лучше подойдет, по-вашему: бук или ясень?
Тут я как последний невежа выпалил:
– Чевоооо?
– Мистер Пламер утверждает, что ясень обладает всеми необходимыми свойствами, – гнет она свое, будто не слыша. – Однако у меня нет уверенности. Я совершенно не разбираюсь в древесине.
И так запросто она это сказала, что я как-то даже приободрился. Сошел с крыльца и говорю:
– Ну, если для долговечности, то лучше дуба вы материала не сыщете. Но, между нами, работать с дубом тяжело. Особенно начинающему.
– Продолжайте, мистер Хоган, – просит она.
– Береза, липа, ольха – вот подходящее дерево. Мягкое, послушное. Резать легко, инструмент не затупится. Есть ли у вас инструмент?
– Только стамеска, – отвечает она, не моргнув глазом.
Ну вы подумайте!
– Вам больше подойдет долото. Какой, вы говорите, должна быть эта лодка?
Слово за слово – и вот я уже помогаю ей выбрать подходящий брусок у себя в мастерской.
* * *
Стамеской она, конечно, работать не умела. Инструмент, по ее словам, достался ей от покойного мужа. Посмотрев, как она тыкает им без всякого толку, я не выдержал и стал показывать, как держать долото.
А вот чертила Норидж отлично. Рука твердая, глазомер прекрасный. Они с мальчуганом потратили неделю, чтобы рассчитать вес, размеры, водоизмещение и грузоподъемность лодки. Дело шло не быстро. Малец мало что умел. Однако ж увлекся не на шутку! Двух дней не прошло, как он ходил за ней хвостиком и ныл, когда же они будут кроить парус.
Я сам не заметил, как уже сижу на солнышке и обучаю Рыжего.
– …Сначала наносим разметку. Потом закрепляем заготовку. Вот так, молодец… Режем по волокнам…
Юнис не одобряла методов новой гувернантки. Однако Норидж наводила на нее такой страх, что она и заикнуться боялась о своих сомнениях. Вскоре лодка сохла уже у меня на верстаке – гладкая, блестящая, точно круп откормленного пони. Думаете, я ее смастерил? Нет, это сделал Пламер-младший.
– Миссис Норидж, позвольте вопрос?
Мальчишку гувернантка отправила в его комнату – повторять латынь. Мы с Норидж обсудили ремонт кое-какой мебели в ее комнате, и я решил, что могу позволить себе проявить любопытство.
– Разумеется, мистер Хоган.
– Зачем Рыжему… то есть мистеру Чедвику… зачем ему это все? – Я показал на верстак. – Он сын джентльмена и сам джентльмен. К чему ему выдалбливать корпус лодки? Руками ему работать не придется.
Норидж задумчиво взглянула на меня.
– Леонардо да Винчи сказал: «Природа так обо всем позаботилась, что повсюду ты находишь, чему учиться». Мистер Чедвик все это время вовсе не учился выдалбливать лодки. Он учился учиться, если вы понимаете, что я хочу сказать.
Кивнула мне на прощание – и ушла. А я остался обмозговывать ее слова.
Может, я и не расчухал, что задумала Норидж, но видел, что мальцу их странные уроки идут на пользу. Мало-помалу я сообразил, что она попросту приучала его к себе. А когда я дошел до этой мысли, мне хватило пары часов, чтобы дойти и до следующей.
Меня-то она, выходит, тоже приучала.
Поняв это, я засмеялся. Ну, Джонатан Хоган, тебя провели, как простака.
Лето текло, словно теплая река. Радостное время! Таким оно мне запомнилось. К концу августа вы не узнали бы Чедвика. Малец корпел над тетрадками, чтобы заслужить одобрение гувернантки. Бывало, он удирал по старой памяти. Идешь через лес – а с дерева раздается свист, и рыжая голова свешивается с ветки:
– Эге-гей, Хоган, хороший нынче денек!
Я отвечал, скрывая улыбку:
– Неплохой, мистер Чедвик. Но не омрачится ли он, когда вы вернетесь к ужину?
Раньше-то мальцу вместо фасоли с треской доставалась хорошая взбучка.
А он вопит беззаботно:
– Я король леса, хоп-хоу-хей!
И мчится по ветвям – чисто макака. Видал я их в передвижном цирке, что заезжал к нам пять лет назад.
* * *
А потом наступил день, когда перед воротами Пламер-холла остановилась карета. Из нее выбрался грузный загорелый мужчина с чисто выбритым лицом, огляделся вокруг и широко ухмыльнулся, заметив меня.
– Кого я вижу! – нараспев сказал он. – Старый Хоган! Да, седины у тебя прибавилось.
Тут-то я допер, кто стоит передо мной. Абрахам Пламер, старший брат Юнис и законный владелец поместья.
С того времени как отец изгнал его, Абрахам не возвращался домой. Говоря начистоту, никто не думал, что он когда-нибудь появится здесь снова. Отцу стоило немалых средств откупить сына от полиции. Брок поклялся, что Абрахам исчезнет из Эксберри. Ходили слухи, что сынок обжился в Африке: завел себе гарем и пьянствует с утра до вечера.
Я не стал говорить, что седины прибавилось не только у меня. От того двадцатилетнего юнца, которого старый Брок вышвырнул из дома, ничего не осталось.
