Долг самурая - Фридрих Незнанский

— И что теперь?

— Теперь вы можете быть свободны! Александр Борисович прищурил на следователя серые глаза и хрипло проговорил:

— Скажите, как убили второго японца? Павлов замялся. Видно было, что ему не по душе этот разговор, но, с другой стороны, он сам задал тон беседе, и тон этот был — дружеский, коллегиальный.

— Вообще-то, не положено… — Следователь еще немного помялся, после чего сообщил: — Не знаю, станет ли вам от этого легче, но ему сломали шею, а потом сбросили с моста.

Взгляд Турецкого стал еще холоднее.

— Вы думаете, это сделал русский? — резко спросил он.

Посуровел и Павлов.

— Я не уполномочен делиться с вами своими мыслями! — сказал он, недовольно повысив голос. — Вы свободны, Александр Борисович! Можете идти!

Турецкий по-прежнему стоял на месте и не спешил уходить.

— А моя жена? — спросил он, упрямо разглядывая скуластую физиономию Павлова. — Или вы думаете, что это она свернула шею этому вашему Рю?

— Мы…

— Она не владеет боевым искусством, — перебил следователя Турецкий. — И в атлетах никогда не ходила.

Павлов кашлянул в кулак, напуская на себя суровый вид, и сказал — холодным, официальным голосом:

— Сожалею, гражданин Турецкий, но у вашей жены по-прежнему нет алиби.

— А у вас, к сожалению, нет других подозреваемых, — устало произнес Александр Борисович. — И пока не появятся, вы будете держать ее в этом гадюшнике. Ладно. Я сам этим займусь, раз у вас нет времени.

Турецкий повернулся и направился к двери. Дождавшись, пока он выйдет, Павлов схватил из стаканчика карандаш, с хрустом переломил его и швырнул в закрывшуюся дверь.

— Займется он, — прорычал следователь. — Давай, занимайся! Допляшешься, что вернешься обратно на нары. Но на этот раз тебя никакое алиби не спасет!

20

Едва войдя в офис «Глории», Александр Борисович тут же бухнулся в вертящееся кресло и крутанулся вокруг оси.

— Свобода, — выдохнул он.

И только потом воззрился на Плетнева и Милу сидящих по другую сторону стола.

— Ну, голубки, — насмешливо сказал он. — Заигрались тут без старого, ворчливого ворона? Все преступления одни решили раскрыть? Не выйдет! Старый ворон на свободе, и он еще себя покажет.

— Уж в чем-в чем, а в этом я не сомневаюсь, — сказала Мила, с улыбкой глядя на Турецкого.

Это был совсем не тот Турецкий, который еще несколько часов назад стоял, угрюмо опустив голову, в кабинете следователя Павлова. Александр Борисович помылся, побрился, подстригся, переоделся в чистое — и теперь был свеж и блестящ, как английский джентльмен, пришедший в клуб.

— Ну, давай, — скомандовал Миле Александр Борисович, закуривая. — Покажи, на что способен твой волшебный лэптоп!

— Айн момент. — Мила снова опустила пальцы на клавиатуру ноутбука, и пальцы эти резво забегали по черным шелестящим клавишам. Через несколько секунд лицо ее стало хмурым и сосредоточенным.

Турецкий и Плетнев с интересом следили за ее работой. Наконец Мила стукнула пальцем по клавише запуска и с победным видом отъехала от стола на мобильном офисном кресле.

— Вуа ля! — победно воскликнула она. — Кто говорил, что Мила это не взломает? Мила взломает все… что надо взломать «Глории»!

— А ну-ка, ну-ка, — пробормотал Плетнев, приникая к экрану монитора.

— Да уж, покажи нам, неразумным, — в тон ему сказал Турецкий и тоже переместился поближе к ноутбуку.

Мужчины уставились на монитор и с полминуты молчали, разглядывая список писем в почтовом ящике Икэды. Русские и английские строчки чередовались с лохматыми, как насекомые, японскими иероглифами.

— Ну, как? — нетерпеливо спросила Мила. Александр Борисович оторвался от экрана и восхищенно произнес:

— Мила, тебе и правда в разведке надо работать.

Мила кокетливо вздохнула.

— Да чепуха это все. Жаль, не достать того исчезнувшего письма от отца Икэды, которое Дрюля прочитал вместе с Рю.

— Дрюля, говоришь? — Турецкий улыбнулся. — Красивое имя. Он что-нибудь запомнил, этот твой Дрюля?

— Только общий смысл. Он плохо знает японский, но кое-что уловил.

— И что же он уловил?

— Ну… Усвоенная суть вкратце такова: Икэда вызвал кого-то к себе в Москву. Акира, его отец, был очень этим недоволен.

— Все?

Мила кивнула:

— Все.

— Не густо, но уже что-то. Подобьем бабки. Значит, перед смертью Томоаки Икэда вызвал из Японии в Москву какого-то человека. Надо полагать — своего земляка. Что это за земляк — никто не знает. Прибыл он в Москву или нет — также тайна, покрытая мраком. — Александр Борисович крутанулся в кресле и продолжил: — Отец Икэды возражал против приезда этого человека в Москву. Предположим, что этот Икс все-таки приехал. Ну, или прилетел. Случилось это около месяца назад, а может, и того меньше. Прилетев в Москву, мистер Икс обосновался… кто мне скажет где?

— В частном домике на окраине Москвы, — сказал Плетнев.

— Верно, — кивнул Турецкий. — Человек этот очень неприятный. Во-первых, он убил Икэду и сжег его тело в лесу. Затем он разделался с Рю. Причем сделал это весьма оригинальным способом, используя в качестве отвлекающего фактора игрушечную собаку. Бедняге Рю он сломал шею и скинул его с моста. Рю был предупрежден и вооружен кинжалом, однако ему это не помогло. Вывод: мы имеем дело с очень опасным мерзавцем — сильным, ловким, умным и владеющим какой-то боевой техникой.

— Александр Борисович, — заговорила, пряча улыбку, Мила, — у вас в камере случайно не было видеомагнитофона?

— Нет. А что?

— Такое ощущение, что вы насмотрелись китайских и японских боевиков.

Турецкий засмеялся.

— Да, звучит все это диковато. И тем не менее это так. Наш японский гость весьма опасен. Недаром отец Икэды протестовал против его приезда в Москву. Если учесть, что Икэда сам его пригласил, делаем вывод: джин вырвался из бутылки.

— Пес сорвался с цепи, — добавила Мила.

— И загрыз своего хозяина, — докончил Плетнев.

Александр Борисович подмигнул Миле и весело сказал:

— Молодцы, уловили. Непонятно одно: для какой цели Икэда выписал в Москву этого японского монстра?

Мила пожала плечами, Плетнев просто промолчал.

— Ладно, — сказал Александр Борисович. — Мила, копируй все это. А я вызываю переводчика. Думаю, за день все проверим. И всех обзвоним.

Мила сложила бровки домиком и жалобно произнесла:

— И некоторых накормим, да? Турецкий посмотрел на нее насмешливо.

— Да, прожорливый юный программист, да! Мы-то, старые люди, можем долго обходиться без пищи, а вот вы… — Он повернулся к Плетневу. — Антон, представляешь, я сегодня домой зашел — так свои хлопья кукурузные минут пятнадцать искал. Я тут подсел на них по холостяцкому-то быту.

— Что, кончились? — осведомился Плетнев.

— Ну да. А без Ирки… сам понимаешь… про еду не помню вообще. Хорошо, запас нашел на верхней полке. Есть там у меня жестянка зеленая. Чтоб с голоду не сдохнуть, если котлеты лень греть.

Александр Борисович снова крутанулся в кресле.

— Да, — сказал Плетнев, — без женщины мужчина не человек.

Он встал с кресла, потянулся и двинулся к двери.

— Ты куда? — поинтересовался Турецкий.

— Пойду физиономию холодной водой сполосну — вторую ночь бессонница мучает.

— Давай-давай.

Когда Плетнев вышел из кабинета, Александр Борисович тоже потянулся, покрутил руками, разминая затекшие мышцы и одеревенелые суставы, и сказал:

— Мила, распечатай мне, пожалуйста, координаты всех московских адресатов Икэды. Я их лично навещу. И расспрошу — со всем пристрастием! И еще… — Внезапно во взгляде Турецкого забрезжила новая идея. — Слушай, Мил, я вот что подумал: было бы неплохо попрыгать по японским сайтам. Они какой только дряни не выкладывают в Интернет! Я слышал, у них там даже есть что-то вроде шоу неудачников. Икэда не последний человек, да и родители его — люди знатные. О такой респектабельной семье наверняка что-нибудь писали в прессе. А, черт, — вспомнил Александр Борисович, — ты ведь не знаешь японского.

— С этим я справлюсь, — неожиданно сказала Мила.

Турецкий посмотрел на нее удивленно и недоверчиво одновременно.

— Уверена? — спросил он. Мила кивнула:

— На все сто! Только… почему вы уверены, что след ведет в Японию?

— Белый цвет, — загадочно произнес Турецкий.

— Белый цвет? Александр Борисович кивнул:

— Да. — И не менее загадочно добавил: — Цвет траура.

21

Работа в офисе «Глории» кипела, хотя снаружи это было не слишком-то заметно.

Мила и Плетнев сидели за компьютерами, Антон — за офисным, Мила за своим дорогущим лэптопом. Каждый из них сосредоточенно смотрел в монитор. Мила прищурила голубые глаза и время от времени кивала сама себе головой, а Плетнев глядел, обхватив ладонями щеки, со страдальческим выражением в глазах.