Размышления чемпиона. Уроки теннисной жизни - Питер Бодо

После окончания матча комнату команды США наводнила привычная толпа: друзья, родственники, люди из Теннисной ассоциации США, люди из Международной федерации тенниса, всевозможные завсегдатаи и поклонники.

В какой-то момент я обвел комнату взглядом и встретился глазами с Тимом. Его лицо побледнело, а глаза, обычно темно-синие, ярко вспыхнули. С секунду мы смотрели друг на друга, и каждый знал, о чем думает другой: этот миг — наш. Прочие здесь — посторонние. Мы словно одни во всем мире; у нас нельзя отнять ни наших достижений, ни взаимного доверия. Никогда не забуду эту минуту и этот взгляд. Они со мной по сей день, как немеркнущая память о Тиме.

Теперь нам предстоял ноябрьский финал в Москве. Я знал, как Тим мечтает, чтобы именно я привел команду к триумфу. Задача не из легких, поскольку русские, как и предполагалось, проводили встречу на очень медленном красном грунте, в помещении. Разумный шаг с их стороны, хотя Джим Курье и Андре Агасси могли сыграть на грунте не хуже любого из них.

Нам мешало только одно: Андре до сих пор лечил поврежденную мышцу. До последней минуты мы надеялись, что он сможет выступить: тогда моя задача упростилась бы. Я обеспечиваю победу в парном разряде, а Андре и Джим берут на себя всю тяжелую работу в одиночном. Я не сомневался, что в парном разряде мы выиграем, — я любил выступать на Кубке Дэвиса в паре с Тоддом Мартином, и, при всем моем неоднозначном отношении к грунту, в паре я играл на нем уверенно и успешно.

В Москву мы приехали в субботу, за шесть дней до матча, который должен был начаться в следующую пятницу. Андре сообщил, что хотя играть не сможет, но все равно приедет для демонстрации командного духа и солидарности. Все встало на свои места. Том Галликсон объявил, что мне предстоит играть и в одиночном разряде, если, конечно, я не считаю, будто не гожусь для подобного дела, и не имею ничего против. Что же это за напасть такая? Что мне делать? Сказать: «Нет, Том, это не для меня. Уж лучше Тодд или Ричи»? Перед моим мысленным взором сразу предстали лионские события — истинный кошмар!

Но в Москве наш командный дух оказался на высоте, да и Россия, к нашему удовольствию, менялась тогда в лучшую сторону. Нас хорошо принимали: прекрасная гостиница, отличное питание, комфортабельные номера на двоих. Мы еще больше воспряли духом, когда в Москве появился Андре. Он проделал длинное путешествие в конце нелегкого года, хотя мог лишь болеть за нас на скамейке, не прикасаясь к мячу.

Мы даже сумели осмотреть некоторые достопримечательности Москвы. Однажды пошли на Красную площадь и отстояли очередь в мавзолей Ленина (в это время нас, как обычно, снимали репортеры). Я был очень рад, что со мной поехали отец и сестра Стелла. Отца не слишком волновал Кубок Дэвиса — его интриговала Россия. Я всем своим видом показывал ему: «Ну что я такое в команде, отец? Мелкая сошка». Но когда отец был рядом, я не имел права сыграть «погано».

Я открывал матч встречей с Андреем Чесноковым, одним из самых упорных бойцов того времени. Чесси был из тех ребят, кто хорош на красном грунте. Он умел бороться за каждый мяч и продержаться дольше соперника. Чесноков не силач, но зато жилистый и очень выносливый. Играть против него на грунте — трудная задача, даже если ты на пике формы. Против меня работало и то, что красный грунт оказался не просто медленным — в сущности, он напоминал грязь. Русские вылили на него море воды, чтобы сделать медленным до предела. Единственное, что меня утешало, — это огромные размеры Олимпийского стадиона, где зрители не были особо значимым фактором. Их набиралось, наверное, тысяч двадцать, но казалось, будто гораздо меньше, поскольку трибуны располагались далеко от корта.

Зная, как хорош Чесси на грунте, я стал прессинговать его с самого начала. Я чувствовал себя обязанным разыгрывать очки быстро и поэтому принял несколько неудачных решений. То, что я находился не в лучшей форме, тоже заставило меня форсировать события. Еще перед нашей встречей я думал: «Во что я ввязался — ведь мое выступление в одиночном разряде даже не планировалось!» Однако, вопреки всему, на матч я настроился. Я рассудил, что просто буду играть, — пусть себе мяч летает, а дальше увидим. В конце концов, это всего лишь первая встреча, и то обстоятельство, что я не обязан выиграть ее любой ценой, облегчало мне жизнь.

Если говорить о моих преимуществах, самым крупным из них, вероятно, являлось то, что я — Пит Сампрас. Мы с Чесси оба это знали. Он понимал, что значит победить меня — первого игрока мира (к тому времени я опять отобрал у Андре номер один в классификации). Все надежды и национальный престиж России лежали на его плечах в этом финале Кубка Дэвиса. Вот и подумайте, кому было труднее.

Чесноков выиграл первый сет и, думаю, в результате снизил бдительность и слегка расслабился. Такие вещи случаются постоянно — в психологическом плане это равноценно потере концентрации.

Я начал играть еще более агрессивно. Мои удачные удары и непрерывные атаки вывели Чесси из равновесия, и я взял два следующих сета подряд. Но Чесси собрался (все-таки он был стойкий боец, волевой, с сильным характером) и выиграл четвертый сет на тай-брейке. В пятом сете я заиграл более раскованно, а он пришел в некоторое замешательство, раздумывая, как быть — форсировать события или же уступить мне инициативу в надежде, что я начну ошибаться или устану.

Чесси выбрал второй вариант (он всегда выглядит привлекательнее). Так нередко поступают любители игры на задней линии. По сути дела, он отдал игру в мои руки. Я без колебаний взял инициативу и ускорил темп. На моем матчболе я резко ударил справа и в этот момент почувствовал, что ноги сводит судорога. Я все же побежал к сетке вслед за ударом. И в тот момент, когда Чесноков наносил свой обводящий удар, ноги перестали меня слушаться, я споткнулся и упал.

К счастью, Чесси промахнулся, и дело было сделано. Я выиграл!

Увидев, что мне плохо, вся скамейка сборной США устремилась к корту. Если вам доводилось видеть, как страдают от судорог, вы знаете — зрелище не из приятных. Судороги заставляют корчиться и извиваться, хотя и не выводят из строя надолго. Наш инструктор на Кубке Дэвиса Бобби Рассо и наш врач Джордж Фейрид, давно работавший с командой, выбежали на корт и стали меня поднимать.

Мы привыкли, что доктор Фейрид — человек тихий, спокойный, но тут он завопил: «С дороги, живо! А ну пропустите!»

Выглядело это так, словно я получил пулю в голову, а они спешат доставить меня в пункт неотложной помощи. Несмотря ни на что, ситуация показалась мне чрезвычайно забавной, и я расхохотался, поскольку док явно делал из мухи слона. В конце концов меня дотащили до раздевалки и дали таблетку, снявшую судороги. Но с тех пор всякий раз, вспоминая паническую реакцию дока Фейрида, я не могу удержаться от смеха.

К сожалению, Джим проиграл второй пятничный матч Евгению Кафельникову, и счет сравнялся — 1:1. Когда Том решил, что я буду выступать в одиночном разряде, то для парного он наметил команду в составе Тодда и Ричи Ренеберга. Но при равном счете Том призадумался. Как правило, если матч приходит к счету 1:1, команда, выигравшая в парном разряде, начинает заключительный день одиночных встреч со значительным преимуществом и куда меньшим волнением. Важность встречи в парном разряде — одна из приятных особенностей Кубка Дэвиса, в то время как на обычных турнирах парный разряд служит лишь фоном для одиночного.

Том спросил, в состоянии ли я сыграть пару. «Ну, — ответил я, — знавал я деньки и получше... Да уж ладно, почему бы нет?» И вот назавтра мы с Тоддом вышли, весьма недурно провели встречу и выиграли парный разряд.

Самым важным следствием хитроумного хода Галли было то, что он застиг русских врасплох. Внезапно они оказались в проигрыше (1:2), на грани общего поражения, и перед ними, несмотря на преимущество домашнего корта, встала почти неразрешимая задача: победить двух игроков, входящих в мировую элиту. Грунтовое покрытие тоже не сулило им преимуществ после моей победы в первый день состязаний. Я, бесспорно, являлся первой ракеткой мира и взял матч под свой личный контроль.

В воскресенье мне предстояло играть первым. Я чувствовал некоторую тяжесть в ногах, но сознавал, что от крупного достижения меня отделяет всего одна встреча. А выходил я против Кафельникова — парня, с которым всегда любил играть. Хороший теннисист, он вел себя заносчиво с игроками более низкого ранга, но всегда восхищался моей игрой. Теперь ему нужно было победить меня, чтобы возродить надежды своей страны на победу в Кубке Дэвиса.

Не знаю, как это получилось, но я провел отличный матч в самый ответственный момент. Назовите это судьбой, назовите удачей — чем угодно. Суть в том, что у Евгения не было ни единого шанса. Скажем так: я себя чувствовал как рыба в воде. Победа в матче с Чесноковым раскрепостила меня, создала ощущение, что все мне по силам, а выигрыш в парном разряде укрепил мою решимость. В игре с Кафельниковым я постоянно менял тактику: то подавал с выходом к сетке, то оставался сзади, вводил его в замешательство, делая вид, будто иду вслед за сильным ударом, а потом, отступая назад, смотрел, чем он сможет (если вообще сможет) мне ответить.