Публичное разоблачение - Лаура Ван Вормер

Интересно, что во время беседы миссис Литлфидд не обмолвилась ни единым словом о том, что Чи-Чи сказала утром: миссис Литлфилд всегда отказывалась приезжать в Ист, даже на короткое время, и Касси сама навещала ее; построила ей дом; постоянно посылает ей деньги с того самого дня, как достигла успеха в работе двадцать лет назад. Миссис Литлфилд не проговорилась также, что два года назад подверглась аресту за попытку сбить машиной своего соседа.

Но миссис Литлфилд сочла нужным поделиться с национальной прессой следующим фактом:

– Полагаю, Кэтрин не рассказывала вам, что я зачала ее еще до того, как вышла замуж.

О Господи, бедная Касси.

– Гм… нет, – сказала я.

– Он обольстил меня на танцах, и не успела я опомниться… Короче, я осталась с ребенком, которого не хотела, и с мужем-пьяницей, которого я тоже не хотела.

Она рассказала, как много работала, как ей трудно было сохранять приличия с мужем, как тяжело было воспитывать Касси и «следить за ней ястребом, чтобы она не пошла дорогой своего отца».

«Вот это мать», – подумала я.

Самое худшее интервью в моей жизни. Я возненавидела ату женщину; мне не хочется ее слушать; мне не хочется ее цитировать. Но ведь это моя работа. Собрать как можно больше информации, чтобы дать портрет Касси.

В итоге я сочла интервью весьма полезным. Только бы и сорваться и не накричать на эту ведьму.

– Скажите им, чтобы они использовали фотографию времен моей юности, – заявила она внезапно. – Кэтрин знает какую. Если напечатаете другую, я подам на вас в суд. Клянусь, я это сделаю. Вы не посмеете публиковать мои фотографии без моего ведома и разрешения.

– Наверняка вы очень интересная женщина, миссис Литлфилд.

– Видели бы вы меня раньше. Я была самой красивой девушкой в округе, каждый вам это подтвердит. От поклонников не было отбоя.

– Меня это не удивляет.

– Мне повезло с матерью, – сказала она. – У меня не было сквозняка в голове, не то что у некоторых.

– Считаете, у вашей дочери был? – не удержалась я от вопроса.

– У Кэтрин? Она словно лиса-плутовка: вечно что-то вынюхивает, сует нос не в свои дела.

Я перевела разговор на ее внука Генри.

– Она назвала его в честь отца, можете представить себе такое? Нам повезло, что он не с рюмкой в руке родился. Нет, вы представляете?

Я промолчала. Мы поговорили еще немного, и я рассыпалась в благодарностях.

– Запомните: Кэтрин знает фотографию, которую вы можете использовать!

Я повесила трубку.

– О Господи! – сказала я Скотти.

Я стала собирать вещи для поездки в Нью-Йорк, когда позвонила мать и сказала, что по своим каналам нашла для меня дешевый номер.

– Я прощена за воскресенье? – спросила она.

– Конечно, – ответила я, подумав, что бы она сказала, узнай о сцене, которая произошла в тот же день в моем доме со Спенсером и Дагом. Мое внимание отвлек сигнал факса, и пошла посмотреть, какое сообщение поступило. Факс от Бадди Д'Амико. Я сказала матери, что завезу к ней Скотта, и положила трубку.

«Салли!

Прочитай это и позвони мне. Хорошо?

Я вынула лист бумаги. Копия полицейского отчета, датированная днем гибели моего отца. Всего несколько строк, написанных от руки:

«Запись произведена в 9.02 вечера. Во время наводнения обрушилась стена гимнастического зала средней школы Каслфорда. Под обломками обнаружено тело Доджа Харрингтона. Установлен летальный исход. Подтверждено офицерами Смитом и Кальве, Тело забрала «скорая» Сандерсона. Вернувшись в участок, доложили начальнику. Он сообщил семье. Приступили к дальнейшему патрулированию. Наводнение продолжается».

На следующей странице доклад следователя-коронера;

«Уилбур Кеннет Харрингтон умер от черепно-мозговой травмы во время обрушения части здания».

Я позвонила Бадди, и он сразу подошел к телефону.

– Спасибо, – сказала я. – Не слишком много, не так ли?

– Не слишком, – согласился он. – Я ходил в муниципалитет. У них тоже мало сведений. Один из парней сказал, что во время наводнения было разрушено столько строений, а урон столь велик, что у них времени для писанины просто не было.

– Да. Ну спасибо.

– Я дам тебе знать, если раскопаю что-нибудь еще.

– Спасибо, Бад.

Я вложила бумаги в портфель, чтобы захватить с собой в Нью-Йорк. Странно. Не знаю почему, но захотелось взять их с собой.

Это ведь мой отец. Откровенно говоря, раньше мне не хватало мужества расспросить подробнее о его смерти.

Я приехала к матери и прошла на кухню. Налив Скотти воды, поставила его миску рядом с миской Абигейл.

– Мама, почему ты не подала в суд на муниципалитет, когда погиб отец?

– Что ты такое говоришь, Салли? – сказала она, явно ошеломленная. – Скажи мне, почему я должна была подать на них в суд?

– Потому что городское здание обрушилось на папу и убило его!

– Твой отец его проектировал, – тихо сказала она, снимая резиновые перчатки.

– Хочешь сказать, что здание обрушилось потому, что проектировал его отец?

– Конечно, нет! Но город не несет ответственности за стихийное бедствие. Почему, Господи, я должна подавать на них в суд, коль в том нет их вины?

Что касается матери, то разговор на этом закончился, но я все же не могла не думать, насколько бы легче нам жилось, если бы она получила хоть какие-то деньги после трагического случая с моим отцом.

Интересно, вспоминала ли мать об этом, водя нас с Робом в школу после ее восстановления? Все следы разрушения были давно устранены, но каждый раз она подразумевала, что мы с Робом можем смотреть на стену, под которой наш отец испустил последний вздох. Именно поэтому первое время она водила нас в классы, взяв за руки.

Бедная мама. В ее глазах я видела боль.

– Думаю, ты права. – Я подошла к ней. – Спасибо за то, что берешь к себе Скотти. И за то, что заказала мне номер.

– Я люблю тебя. – Она крепко обняла меня.

– Я тоже люблю тебя.

Отстранившись, она заглянула мне в глаза. Затем, покачав головой, засмеялась и отпустила меня.

– Поезжай. Отправляйся на свидание со своим кавалером.

Я хотела возразить, но она опередила меня:

– Даже не пытайся, детка. Я слишком хорошо тебя знаю. Развлекайся. Делу время – потехе час.

Когда я села в машину, мать распахнула дверцу:

– И не забывай о работе!

Мой новый гостиничный номер располагался в одной из гостиниц на Коламбус-Серкл. Распаковав вещи, я позвонила в офис Спенсера. Секретарша сказала, что он на месте, но у него совещание.

– Пожалуйста, оставьте свой номер, и он перезвонит вам. Он ждал вашего звонка.

Я оставила свой номер и стала готовить материалы к завтрашнему интервью. Спенсер позвонил час спустя, и мы условились, где встретиться, чтобы вместе пообедать. Я засуетилась, довольная собой. В половине седьмого, подкрасившись и причесав волосы, уже спешила на свидание к итальянскому ресторанчику. Я стояла у входа, просматривая газету, когда подъехал Спенсер.

– Я купил тебе подарок, – сказал он, протягивая странно гибкий продолговатый пакет в подарочной обертке. – Очень романтично, – добавил он, когда мы сели. – Открой.

– Не могу даже вообразить. – Я развернула бумагу и увидела туго сплетенную в косу веревку для игры со Скотта в перетягивание каната. Я посмотрела на него и подумала: «Буду я с ним счастлива или нет?»

– Спасибо, – смущенно поблагодарила я, наклонясь, чтобы поцеловать его. – Он ему понравится.

За вкусным обедом Спенсер рассказывал о проведенном дне, полном разочарований.

– Мы заполучили писателя, который не любит и не умеет писать, и редактора, который не знает, как править, поэтому оказались с книгой ценой в пятьдесят тысяч долларов, которая хуже – клянусь – черновика школьного сочинения.

– И что же делать?

– Единственное, что я смог, это послать рукопись моему приятелю, профессору Колумбийского университета, чтобы он проверил все факты. Затем сел за стол и прочитал всю рукопись, потом составил письмо автору, подробно указав, что надо переделать.

– Если редактор уже получил деньги, обязан ли автор дорабатывать свое произведение? – спросила я.

– В правовом смысле – нет. В том-то и проблема. Он считает свое произведение шедевром. – Спенсер тяжело вздохнул, но затем внезапно просветлел. – Отец звонил сегодня. Я рассказал ему о тебе.

Я улыбнулась.

– Он хочет познакомиться с тобой. Я рассказывал тебе о матери? Вернее, о мачехе.

– Нет.

– А я думал, что рассказывал. Видишь ли, моя мать умерла от рака, когда мне было двенадцать лет.

– Мне очень жаль.

– Спасибо за сочувствие. Это очень печально. Но мой отец на следующий год после ее смерти снова женился. Полагаю, из-за нас с сестренкой. Так вот, он женился на Труди, и я сразу стал звать ее мамой. Она изумительная. А младший брат Сэм, о котором я тебе говорил, на самом деле мой сводный брат.