Повелитель четверга. Записки эмигранта - Игорь Генрихович Шестков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неопределенность продолжалась две недели.
Затем… на складе вдруг появилась Лидочка. Запуганная, но живая и невредимая.
На вопросы она не отвечала. Все недоумевали.
Милиция исчезла. Коклюжий больше никого не вызывал.
Об Анне – ни слуху, ни духу. На ее место взяли другую сторожиху. Тоже пергидролевую блондинку. И тоже с круглым грубым лицом.
Я уволился со склада, так и не узнав, что же произошло. Джим уволился за три месяца до меня.
Времена изменились. К власти в Кремле пришел Горбачев. Из магазинов исчезло спиртное. У винотделов выстраивались длиннющие очереди. Однажды в одной из таких очередей на улице Горького я случайно встретил Дениса Абрамовича. Узнал, что его опять приняли в коллегию адвокатов. Теперь он вел дела в судах легально. Выглядел прекрасно, помолодел и волосы покрасил.
Не удержался, спросил у него, что же тогда произошло с Лидочкой и Анной. И он рассказал мне шепотом, на ухо…
– Да, Антоша, Лидочку никто не убивал. Возможно, Анна и устроила бы ей сцену, очень уж ревновала, но убивать… Нет, Лидочку похитили у метро Сокол люди в темных пальто и отвезли на специальную дачу на Рублевке. Там ее припугнули, раздели донага и бросили еще с пятью такими же как она красавицами в теплый бассейн с розовой водой. А в бассейне нежились начальники… из высшего легиона. Лидочка рассказывала неохотно, что они там делали. На обычное половое сношение никто из них уже способен не был. Лидочку и других девушек вешали за руки или за ноги, головой вниз, щекотали, щипали, обливали горячим воском и пороли розгами. Мочились им на лица. А потом звали молодых парней из охраны, чтобы те на глазах у начальников девушек насиловали… В конце концов Лидочка начальникам надоела, ей впрыснули лошадиную дозу наркотика в вену, отвезли домой, бросили на кровать и оставили умирать. Но случай иногда творит чудеса. К Лидочке пришла ее сестра, у которой был ключ от квартиры, вызвала скорую, ее откачали. А через неделю она вышла на работу. Я отсоветовал ей обращаться в суд. Посоветовал уехать на время. Она послушалась и уехала в Кострому.
– А что же приключилось с бедной Анной?
– Эта история еще мрачнее. Мне все рассказал старый знакомый в прокуратуре. По секрету. Оказывается, этот знойный дегенерат, как его, майор Коклюжий, вбил себе в башку, что Анна убила Лидочку из ревности. Он раскопал сведения об Анне… Оказывается, она работала в юности лаборантом в одной из секретных химических лабораторий МГБ. И имела доступ к ядам. Коклюжий решил, что Анна отравила Лидочку, а затем профессионально уничтожила ее тело, растворила его в кислоте. Где-то на складе. Его люди долго искали следы преступления… Поскольку Анна не сознавалась, он начал ее истязать. Загонял иголки под ногти, защемлял пальцы, надрезал и жёг кожу. В какой-то момент ее сердце не выдержало. Она умерла. Дело замяли. А тело кремировали и похоронили. Обычная практика, Антоша. Средневековье. Мой вам совет, как только сможете, уезжайте отсюда навсегда.
В конце восьмидесятых я уехал.
В подземелье
Зря я тогда сказал Джиму, что в наших складских подвалах хранится золото партии.
Слово «золото», по-видимому, оставило в его памяти свой манящий мерцающий след и навело на некоторые не совсем кошерные мысли. О которых Джим далеко не сразу мне поведал. Выдержал паузу, надо отдать ему должное.
Где-то через полгода после нашего разговора, ночью, на складе дежурили только он и я. После традиционной игры в карты – мы играли в гусарика – и чаепития с пражскими пирожными Джим начал зондировать почву.
– Послушай, Антоша, ты это про золото партии просто так ляпнул, или в этом что-то есть?
– Просто так, конечно. Я понятия не имею, что там, в этих подвалах. Может быть, там летающие тарелки или кладбище жертв опричнины. Но кое-какими соображениями я могу с тобой поделиться. Исключительно для того, чтобы скрасить нашу полуночную беседу.
– Поделись, профессор, поделись.
– Ответь на вопрос… за все время твой работы на складе мы хоть раз открывали ворота?
– Нет. Не помню. Я думал, это только в мою смену случайно никто не приезжал, не уезжал…
– Я говорил об этом с Анной, а она тут чуть ли ни четверть века варилась… никогда ворота не открывали. Никто и никогда. А что это значит?
– Что?
– Элементарно. Это значит, никто и никогда не привозил и не увозил отсюда эти самые типографские машины. А это, в свою очередь, означает…
– Что никаких типографских машин тут, на складе, нет и не было.
– Именно так. И волей-неволей встает вопрос, что же мы на самом деле охраняем. Ведь мы, согласно документам, «стрелки вневедомственной охраны» и что-то охраняем, пусть и без оружия, не так ли? Или…
– Логично.
– Итак… мы охраняем нечто, то, что кто-то когда-то привез и спрятал в подвалах. Что спрятал? Когда? При Усатом? Или при Петре Первом? И с тех пор это нечто никто из подвалов не забирал, не посещал, не проверял… На территории склада никто кроме нас, твоих покупателей и клиентов Лидочки не появляется. Начальство приезжает раз в месяц, обходит двор, делает нам внушение и исчезает. И это все. И все эти люди, подчеркиваю – все, входят-выходят через проходную, на которой всегда кто-нибудь из нас сидит. То есть, все под контролем.
– Вроде так.
– Продолжим плести наши силлогизмы, как говорил кот Бегемот. Что такое собственно, наш склад? Проходная, будка сторожей и двор, заставленный большими деревянными ящиками, в которых… может быть в них и хранятся эти самые типографские машины? Работающие тут до нас сторожа не раз взламывали эти ящики. С целью личного обогащения. И что же они там нашли? Листовое железо, уголки, стальные прутья. Поржавевшие, скверного качества. Никаких типографских машин в них нет. Ящики эти – камуфляж, обманка. Чтобы никто вопросов не задавал. Вот мол склад, а вот и ящики… Под нашим двором – огромный подвал, подземелье. Откуда мы это знаем? Вот откуда. По всему двору установлены металлические трубы-отдушины. Заваренные сверху, но имеющие отверстия по бокам. Это вентиляция. Как она работает, не знаю. Видимо, естественно. Шума от вентиляторов не слышно. Но если поднести руку к отверстиям, чувствуется движение воздуха. Значит там, внизу, есть что-то или кто-то, нуждающийся в свежем воздухе. Может быть, там тюрьма?
– Типун тебе на язык.
– Ладно, поговорим теперь о том, как можно войти в
