Вновь любима - Пенни Джордан

Прежде чем бережно опустить Холли на кровать, Роберт инстинктивно откинул покрывало: оно такое старое — вероятно, представляет большую ценность. Когда он освободил Холли из плена своих рук, она нахмурилась и пошевелилась, словно ей чего-то недоставало. Потом слегка поежилась — наверно, ей стало холодно.

Окно спальни было открыто. Роберт подошел к нему, прикрыл его поплотнее, задернул шторы и с любопытством огляделся. Все здесь выдержано в неярких тонах: персиковых, серых, голубых. Старинная мебель отполирована до блеска, на одном из комодов — глазурованный кувшин с букетом из засушенных цветов и трав.

На столике у кровати лежала большая потрепанная книга, очень древняя на вид. Роберт взял ее в руки и, прочитав название, улыбнулся. «Лекарственные травы» Калперера.

Ну разумеется. Этого следовало ожидать.

Холли все еще крепко спала. Вообще-то ему уже пора уходить, оставить ее одну. Свой долг он выполнил: доставил Холли домой в целости и сохранности. Больше ему здесь делать нечего. Нет никаких причин, чтобы остаться. И все же он почему-то не спешил, никак не мог себя заставить уйти. Он уже сделал шаг к двери, но заколебался и вернулся. Стоя у кровати, вгляделся в лицо Холли, потом протянул руку и коснулся ее лица, любуясь его точеными чертами, провел пальцем по тонким шелковистым бровям.

Его рука дрогнула. Роберт почувствовал угрызения совести: нельзя этого делать, он переходит все границы, вторгается в святая святых. Он мысленно перебрал все те причины, по которым должен немедленно удалиться, но все они вдруг потеряли смысл. Ему так хотелось остаться с Холли в тепле этой древней комнаты — немой свидетельницы человеческих страстей, хранительницы любовных тайн многих поколений. Эти стены, слышавшие немало вздохов и стонов, казалось, шептали ему: тебе незачем уходить, останься… Твое место здесь, рядом с этой женщиной, отныне и во веки веков…

Стараясь не шуметь, Роберт снял туфли и пиджак. Он просто приляжет ненадолго возле Холли и будет тешить себя иллюзией, что прошлое можно вернуть… что она забудет обиды, простит… Его любви хватит на то, чтобы возродить в ней ответное чувство.

Он лег на кровать лицом к Холли, не касаясь ее.

Долгое время он просто смотрел на нее, впитывая взглядом каждую ее черточку, упиваясь ее близостью. Постепенно сладкая дремота начала овладевать им. Он зевнул раз, другой, глаза у него неудержимо закрывались.

Перед тем как окончательно провалиться в сон, Роберт протянул руку, движимый желанием защитить Холли, почувствовать — пусть ненадолго, — что она принадлежит ему, и обнял ее за талию.

Первой проснулась Холли. Ее разбудило невыразимо приятное ощущение тепла и радости оттого, что ее обнимают, надежно защищают от всех напастей… любят.

Она лежала не шевелясь, боясь спугнуть это восхитительное ощущение счастья, впитывая его каждой клеточкой. Она расслабилась, бессознательно придвинулась к источнику тепла и покоя — горячему мужскому телу, дразнящему своей близостью и недоступностью.

Придя в себя, Холли открыла глаза. Нет, это не сон, не причудливая игра воображения. Рядом действительно кто-то есть, какой-то мужчина… Роберт! Холли чуть не вскрикнула — в такой шок ее повергло это неожиданное открытие.

С минуту она не чувствовала ничего, кроме замешательства, не в силах понять, откуда он взялся, почему они лежат рядом совершенно одетые и их тела сплетены в страстном объятии любовников.

Холли задрожала — сначала чуть-чуть, потом все сильнее. Она была слишком потрясена, чтобы отодвинуться, оттолкнуть его руку. В эту секунду Роберт тоже проснулся, открыл глаза и наткнулся на ее изумленный взгляд.

У Холли перехватило дыхание, нервы натянулись как струны — несколько запоздалая реакция на происходящее, мелькнуло у нее в голове.

— Холли…

Ее имя, слетевшее с его губ, тихое, как шелестящее дуновение ветра, вдохнуло в нее жизнь, вернуло к реальности. Ее сердце сбилось с ритма, на секунду остановилось, а потом забилось так неистово, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

Должно быть, она пошевелилась — по-другому быть не могло, — иначе как объяснить, что они вдруг оказались совсем близко?..

— Холли…

Он снова тихо произнес ее имя, почти касаясь ее губ, и в ответ она вся затрепетала.

Холли не забыла вкус его губ, их форму и изгиб, она помнила и собственную реакцию на его поцелуи и все же оказалась не готова… не готова к оглушающему взрыву чувств, потрясшему все ее существо, когда их губы соединились. Ослепленная вспыхнувшим желанием, она прильнула к нему, не рассуждая, не задумываясь, забыв обо всем, что их разделяло. Я хочу его, он мне нужен как воздух, я люблю его! — билось у нее в мозгу. Долгие годы разлуки растворились и сгорели дотла в опаляющем пламени.

Будто во сне, прекрасном и знакомом сне, Холли отдалась на волю обуревавших ее чувств. Это же Роберт! Он обнимает ее, ласкает, целует… Ее жаждущие пальцы касаются его кожи, его рот прижимается к ее губам нежно и требовательно. Это его голос, прерываясь от волнения, шепчет сводящие с ума слова, уверяет, что всегда любил ее, что она нужна ему как никто другой. Как долго он ждал этой минуты, мечтал о ней, и вот она наконец настала…

Холли молчала. Захваченная волшебством происходящего, она не могла вымолвить ни слова.

Губы Роберта, скользящие по ее шее, отыскали известное только им двоим потайное местечко — там, где линия шеи плавно переходит в плечо, — прикосновение к которому всегда доводило ее до исступления. Когда он уловил судорогу, пробежавшую по ее телу, услышал ее невольный стон, натиск его губ усилился.

Холли прижалась к нему, обвила его, как гибкое льнущее растение, дрожа от нарастающего возбуждения и желания, и ощутила одежду, разделявшую их, как досадную помеху. Ей необходимо почувствовать обнаженной кожей его сильное, мускулистое тело, коснуться жестких темных завитков на широкой груди, отдаться сладостной ласке его рук.

С ее губ сорвались тихие неразборчивые слова, но Роберт мгновенно понял, чего она хочет. Сердце у него подпрыгнуло, откликаясь на просьбу Холли. Дрожащими руками он начал раздевать ее.

Уже давно он не делал ничего подобного… да и не хотел делать, признался он себе. Ему были ненавистны воспоминания о немногочисленных неуклюжих попытках забыть Холли с другими женщинами. Утопить память о ее теле в дурмане чужих ласк. Со временем он понял, что это бесполезно и — более того — наносит непоправимый вред не только его случайным партнершам, но и ему самому. Он смирился с неизбежностью и принял добровольный обет воздержания. Судьба посмеялась над ним, но он не роптал, понимая, что заслужил наказание.