Неизвестная революция. Сборник произведений Джона Рида - Джон Рид

Приказ этот прочесть во всех ротах, командах и эскадронах.

Министр-председатель Временного Правительства и Верховный Главнокомандующий А. Керенский».

Телеграмма Керенского командующему Северным фронтом:

«Город Гатчина взят войсками, верными правительству, и занят без кровопролития.

Роты кронштадтцев, семеновцев и измайловцев и моряки сдали беспрекословно оружие и присоединились к войскам Правительства.

Предписываю всем назначенным в путь эшелонам быстро продвигаться вперед.

От военно-революционного комитета войска получили приказание отступить…».

Гатчина, находящаяся километрах в тридцати к юго-западу от Петрограда, была взята ночью. Части двух упомянутых полков (не моряки), блуждавшие по окрестностям без командиров, были действительно окружены казаками и сложили оружие. Но к правительственным войскам они не присоединились. В этот самый момент целые толпы этих солдат, растерянных и пристыженных, находились в Смольном и пытались объясниться. Они не знали, что казаки так близко… Они пытались войти с казаками в переговоры…

На революционном фронте явно господствовала полнейшая неразбериха. Гарнизоны всех маленьких городков, лежащих к югу от Петрограда, резко и безнадежно раскололись на две или, точнее, на три части: высшее командование за неимением ничего лучшего было на стороне Керенского, большинство солдат стояло за Советы, а все прочие мучились сомнениями и колебаниями.

Военно-революционный комитет спешно назначил командующим обороной Петрограда честолюбивого кадрового капитана Муравьева[59], того самого Муравьева, который летом создавал «батальоны смерти» и, говорят, однажды заявил правительству, что оно «слишком церемонится с большевиками: их надо просто стереть в порошок». Это был человек военной складки, преклонявшийся перед силой и смелостью. Возможно, что его преклонение было вполне искренним.

Выйдя утром на улицу, я увидел на стене по обе стороны нашего подъезда два новых приказа Военно-революционного комитета о том, что все лавки и магазины должны быть открыты, как всегда, а все пустующие помещения сданы в распоряжение комитета.

Уже тридцать шесть часов большевики были отрезаны от русской провинции и от всего внешнего мира. Железнодорожники и телеграфисты отказывались передавать их депеши, почтовые чиновники не принимали от них почты. Только царскосельская правительственная радиостанция каждые полчаса посылала на все четыре стороны света бюллетени и заявления. Комиссары Военно-революционного комитета мчались в поездах по всей стране наперегонки с комиссарами городской думы. На фронт вылетели два аэроплана с агитационным материалом.

Но волна восстания охватывала Россию с быстротой, превышающей человеческие средства сообщения. Гельсингфорсский Совет вынес резолюцию о поддержке; в Киеве большевики захватили арсенал и телеграф, откуда их выбили делегаты казачьего съезда, заседавшего тут же в городе; в Казани Военно-революционный комитет арестовал штаб местного гарнизона и комиссара Временного правительства; из Красноярска, в Сибири, пришла весть, что Советы захватили органы городского самоуправления; в Москве, где положение осложнялось забастовкой кожевников, с одной стороны, и угрозой общего локаута – с другой, Совет подавляющим большинством высказался за поддержку выступления петроградских большевиков… Здесь уже действовал Военно-революционный комитет.

Повсюду происходило одно и то же. Рядовые солдаты и промышленные рабочие почти поголовно поддерживали Советы; офицеры, юнкера и мелкая буржуазия, точно так же как представители буржуазии – кадеты и умеренные социалисты, стояли за Временное правительство. Во всех городах формировались и готовились к гражданской войне комитеты спасения родины и революции…

Огромная Россия распадалась. Этот процесс начался еще в 1905 г. Мартовская революция ускорила его и, породив вначале смутную надежду на новый порядок, кончила тем, что сохранила давно изжитые формы старого режима. Теперь же большевики в одну ночь разрушили все эти формы, и они исчезли, как дым. Старой России не стало. Бесформенное общество растаяло, потекло лавой в первозданный жар, и из бурного моря пламени выплыла могучая и безжалостная классовая борьба, а вместе с ней еще хрупкие, медленно застывающие ядра новых образований.

В Петрограде шестнадцать министерств бастовали под руководством двух министерств, созданных августовским однородным социалистическим[60] правительством, – министерств труда и продовольствия.

В это серое, холодное утро «горсточка большевиков» была, казалось, так одинока, как только можно быть одиноким на свете. Море вражды бушевало вокруг них. Прижатый к стене, Военно-революционный комитет нанес ответный удар, отчаянно защищая свою жизнь. «De l’audace, encore de l’audace, et toujours de l’audace!»[61] В пять часов утра в типографию городского самоуправления явились красногвардейцы, конфисковали тысячи экземпляров думского воззвания-протеста и закрыли официальный орган думы «Вестник городского самоуправления». Все буржуазные газеты были сброшены с печатных машин, в том числе и газета старого ЦИК «Голос Солдата», которая, однако, переменив это название на «Солдатский Голос», появилась в ста тысячах экземпляров, сея вокруг себя ярость и негодование:

«Люди, нанесшие свой предательский удар ночью, люди, закрывшие газеты, недолго удержат страну во мраке. Страна узнает истину! Она оценит вас, господа большевики! Мы все увидим это!»

В первом часу дня мы шли вниз по Невскому. Перед думой вся улица была забита толпой. То там, то здесь попадался красногвардеец или матрос с винтовкой и примкнутым штыком. На каждого из них напирало не меньше сотни мужчин и женщин – конторщики, студенты, лавочники, чиновники. Все эти люди потрясали кулаками, изрыгая проклятия и угрозы. На ступеньках стояли бойскауты и офицеры и раздавали экземпляры «Солдатского Голоса». Рабочий с красной повязкой на рукаве и с револьвером в руке стоял, дрожа от гнева и возбуждения, среди враждебной толпы и требовал, чтобы ему отдали газеты… Думается мне, история никогда не видала ничего подобного. На одной стороне – горсточка вооруженных рабочих и солдат, олицетворяющих победоносное восстание и глубоко беспомощных; на другой стороне – разъяренная толпа, состоящая из таких же людей, какие в полдень заполняют тротуары Пятой авеню[62], толпа, которая издевалась, проклинала и кричала: «Предатели! Провокаторы! Опричники!»

Двери охранялись студентами и офицерами. На их рукавах были белые повязки с красной надписью «Милиция Комитета общественной безопасности». Полдюжины бойскаутов сновало взад и вперед. Внутри здания все кишело народом. По лестнице спускался капитан Гомберг. «Они хотят распустить думу! – сказал он. – Сейчас у головы сидит большевистский комиссар…» Когда мы поднялись наверх, то увидели Рязанова, быстро уходившего прочь. Он явился сюда требовать от думы признания Совета Народных Комиссаров, и городской голова ответил ему решительным отказом.

Во всех думских помещениях кричала, шумела и жестикулировала огромная толпа – чиновники, интеллигенты, журналисты, иностранные корреспонденты, французские и английские офицеры… Городской инженер торжествующе указывал на них. «Все посольства признают думу единственной правомочной властью, – заявлял он. – Что до этих большевиков, то они просто разбойники и грабители, и вообще их конец – это вопрос нескольких часов! Вся Россия – за нас…»

В Александровском зале шло громадное по числу присутствовавших расширенное заседание Комитета спасения. Председательствовал Филипповский, а на трибуне ораторствовал все тот же Скобелев. Под шум аплодисментов он перечислял организации, вновь примкнувшие к Комитету спасения: исполком крестьянских Советов, старый ЦИК, Центральный армейский комитет, Центрофлот, меньшевистская, эсеровская и фронтовая группы съезда Советов, центральные комитеты меньшевистской, эсеровской и народно-социалистической партий, группа «Единство», крестьянский союз, кооперативы, земства, городские самоуправления, почтово-телеграфный союз, Викжель, Совет Российской республики, Союз Союзов[63], Торгово-промышленный союз…

«…Власть Советов, – говорил он, – это не власть демократии, а диктатура, и притом не диктатура пролетариата, а диктатура против пролетариата. Всякий, кто жил и живет революционным воодушевлением, должен встать теперь вместе с нами на защиту революции…

Задачей дня является не только обезврежение безответственных демагогов, но и борьба с контрреволюцией… Если верны слухи, утверждающие, будто бы в провинции находятся генералы, которые хотят воспользоваться происходящими событиями и идти на Петроград с контрреволюционными целями, то это только лишний раз доказывает, что мы обязаны создать крепкое демократическое правительство. Иначе за беспорядками слева последуют беспорядки справа…