Финалом Злодейки может быть только смерть - Gwon Gyeoeul

— Должно быть, Седрик снова пострадал.

— Ха. Ты волнуешься за него больше, чем за меня? Я болен, Пенелопа Экхарт, думаю, рана открылась.

— Только этого еще не хватало.

Да, нужно было вовремя позаботиться о его ране. Я отвернулась и мрачно спросила:

— Вы… в порядке?

— Да, в полном.

После того как Каллисто очнулся, состояние его здоровья и лечение стали для меня насущным вопросом. Я не рассчитывала на такую реакцию, но принц шокировано пробормотал:

— Как… как ты можешь так со мной поступать?

В ответ на «шпильку» я рассмеялась:

— Я все еще злюсь. И серьезно раздумываю.

— …О чем?

— Стоит ли мне с Вами порвать и просто жить своей жизнью, или же прийти к компромиссу и вернуться сегодня во дворец?

— Пенелопа Экхарт! Ты правда!.. — закричал Каллисто в ответ на ужасные слова. — Я же сказал, что был неправ. Пока я не закончу разбираться с этим одержимым злыми духами, сумасшедшим маркизом Верданди, я не могу не держать тебя в безопасности!..

— Дистанцию держите, — я сделала несколько шагов назад, когда Каллисто подошел слишком близко. — Я же сказала, что все еще думаю. Возьмите себя в руки, давайте поговорим как разумные люди.

Рвавшийся вперед Каллисто еле смог заставить себя остановиться и что-то грубо проворчал в ответ на мои слова. Он обеими ладонями потер лицо, как сумасшедший. После этого его красные глаза немного прояснились.

— Вы пожалели? — ни с того ни с сего спросила его я.

— Иди к кронпринцу и четко ему скажи.

— Я точно тебя вчера предупреждала, так что не пожалей об этом.

Как и предупреждала, я выбралась из спальни кронпринца, ускользнув от дворцовой магии. Разумеется, без помощи Марианны с герцогом ничего бы не получилось. Но в любом случае, разве я не сама раскрутила их помочь?

— …

Сообразив, о каких сожалениях я говорила, кронпринц наморщил лоб и кивнул. Как человек, вынудивший его это сделать, я подняла взгляд и спросила:

— Так скажите, чему научила Вас эта ситуация?

— …Я не смогу удержать тебя, запирая насильно?

— А еще?

— Что бы я ни делал в будущем, я не смогу помешать тебе делать то, что ты хочешь. Потому что так было всегда.

Что ж, он угадал половину. Я легонько кивнула, побуждая его говорить дальше.

Этот больной человек, тут же уловив мой настрой, глубоко выдохнул от облегчения, что напряжение наконец-то ушло.

— …Ха. Не знаю, что нашло на герцога.

— Ваш разум, должно быть, охватывает целый мир, раз Вы заметили изменения в герцоге.

— Но как ты с ней договорилась? Ты же жаловалась, что она трещит, не затыкаясь, — осторожно спросил Каллисто, игнорируя сарказм.

Речь шла о Марианне. Я вспомнила, как в день нашего с ней знакомства сказала ему, что у меня чуть уши не отвалились от всех похвал Марианны и ее восхищения древней магией.

Не зная, что мы, фанатки археологии, отлично друг друга понимали, Каллисто ошибочно заключил, Марианна просто пожалела меня.

— Мне и в голову не приходило, что за одно короткое чаепитие вы с ней умудритесь состряпать столь милый план.

— Женщина женщину всегда поймет, — рассмеялась я, скрещивая на груди руки. — Это все?

— …Больше не знаю, — его лицо немедленно помрачнело. Поколебавшись, он тихо спросил: — Как я могу тебя удержать?

— Вы по-прежнему так говорите? — раздраженно поморщилась я. — Что значит «удержать», я уже фактически ушла!

— Я люблю тебя, Пенелопа Экхарт.

Услышав внезапное признание в любви, я широко распахнула глаза и обернулась к Каллисто.

— Я готов сотни тысяч раз встать перед тобой на колени в благодарность за то, что ты выбрала меня.

— …

— Но теперь, когда ты хочешь уйти, я честно не знаю, что мне делать.

— …Ваше Высочество.

— Я уже дошел до того, что не могу спать от страха, что ты исчезнешь, — морщась, пробормотал он, наконец признавая свою бессонницу. — Ты не хочешь выходить замуж, тебе не нужен трон, и все это не начнет тебе нравиться, даже если я сделаю все, о чем ты попросишь.

— …

— Я обладаю абсолютной властью и военной мощью, достаточной для уничтожения всех остальных стран, но я ни разу не чувствовал себя более беспомощным, чем сегодня, — горько улыбнулся он с болезненным взглядом.

При виде его смиренного вида, так и источавшего абсолютную беспомощность, меня обуял гнев.

— Когда это Ваше Высочество делал все, о чем я просила?

— Я же сказал, что перенесу в Имперский дворец всю Академию и руины.

— Когда это я об этом просила? Ваше Высочество, это Вы сами решили!

— Пенелопа Экхарт, — вдруг перебил меня кронпринц, стирая с лица улыбку. — Все, чего я хочу… это чтобы ты была рядом, — произнес он усталым голосом.

Я посмотрела на него с легким удивлением. Твердая, словно отлитая из стали, маска, которую он вечно носил, исчезла, явив человека, глядевшего на меня с отчаянием и готового в любой момент сломаться.

Именно такого, каким я видела его в гробнице Древней Лейлы.

— …У меня в жизни никогда не было ничего незыблемого. Я знал, что второй принц может забрать у меня все, поэтому никогда не колебался.

— …Ваше Высочество.

— Все, что у меня было, это несколько припрятанных во дворце маминых вещиц, а также то, что мне подарили, когда она еще могла себе это позволить.

— …

— Но ты не такая. Я даже не могу сравнить тебя с лучшими драгоценностями, ты всегда очень ярко сияешь. И все пытаются у меня тебя забрать.

Противоречивые слова Каллисто поставили меня в тупик.

— Что это за…

— Раб, который спас тебя и бросил, Уинтер Верданди, и не только они.

— …

— Ты думала, я не знаю. Я сдерживался, чтобы их не убить, потому что ты и сама проводила между вами черту.

Каллисто покосился в сторону, где исчез Дэррик. Я держала рот на замке. Я догадывалась, что он что-то знает, но не думала, что он будет использовать свои знания таким образом.

— Я хочу тебя спрятать так, чтобы тебя больше никто не видел. — Бледный, он смотрел на меня так, словно ему не хватало воздуха, и продолжал выплескивать давно подавляемые эмоции. — А если и не спрятать, то объявить, что ты моя возлюбленная, чтобы об этом знали все на свете. Тогда никто и не подумает о том, чтобы забрать тебя у меня.

— …

— Такие чувства мне в новинку, и я не знаю, что делать.

Он снова спрятал лицо в ладонях, а потом опять заговорил:

— Если я скажу, что думал об этом весь день, даже во время совещания… назовешь