Обреченные (СИ) - Белов Вольф Сигизмундович

Спустя какое-то время Халиф остановился, но свою жертву не выпустил. Анна снова почувствовала боль. То, что делал сейчас с ней Халиф, было для нее не только необычно, но и противоестественно. Леха в ту единственную ночь их близости открыл в сексе много необычного для нее, чего никогда не позволял себе муж, такого, что вспоминалось не только с восторгом, но и с чувством некоторого стыда. Сейчас были только боль, страх и унижение.

Полностью удовлетворившись насилием, Халиф, наконец, выпустил свою жертву и отошел в сторону. Анна сползла на землю, сжалась в комок, будто в попытке отгородиться от всего мира, стать крохотной и незаметной, спрятаться от всех.

Никто больше не тронул Анну, вероятно, запретил сам Халиф. Впрочем, даже если бы на нее набросились всей толпой, она ничего бы не почувствовала, настолько все случившееся отгородило сознание от восприятия реальности. Страх, боль и унижение — кроме этого, сейчас не было больше ничего.

Прошедшая ночь и наступившее утро случились как бы сами собой, отдельно от нее, от всего мировосприятия. Отряд снова куда-то ехал, она опять сидела на заднем сиденье, Халиф вновь всунул ей в ладони какой-то сухарь. Анна не чувствовала и не хотела ничего. Она ни о чем не думала, в голове не шевелилась ни единая мысль, она просто тупо смотрела в окошко и не видела ничего. Будто ее жизнь окончательно прервалась там, на стоянке, и дальше не было ничего, все дальнейшее происходило уже отдельно от нее.

К действительности ее вернули звуки выстрелов. Бандиты Халифа стреляли, падали какие-то люди, сраженные пулями, раненых добивали ножами. Анна толкнула дверцу и вышла из автомобиля. Может быть, шальная пуля сразит и ее, и она, наконец, уйдет из этой жизни, не победив, но и не покорившись. То, что случилось минувшей ночью, наверняка повторится, и не раз, и в конце концов окончательно ее сломает, превратит в безвольную тряпку, чужую вещь, она уже не будет принадлежать сама себе. Уж лучше покончить прямо сейчас со всем сразу.

Кто-то остановил ее, грубо толкнув в грудь. Если бы сохранилась способность здраво мыслить и рассуждать, Анна узнала бы того самого головореза, который уже не раз предпринимал попытки изнасиловать ее. Сейчас же она увидела только грязную ладонь, сжимавшую ее грудь, похотливую ухмылку на заляпанном кровью лице и рукоять ножа, торчавшую из ножен на поясе. Абсолютно бездумно Анна потянула за рукоять и ткнула прямо перед собой.

Ухмылка на лице бандита сменилась удивлением. Наверняка, как и все обитатели внешнего мира, он знал, что рано или поздно смерть придет и к нему, но, видимо, никак не ожидал, что это произойдет именно так. Он отступил на шаг, медленно осел на землю, привалился на бок, затем опрокинулся на спину и замер, устремив неподвижный взгляд в черное небо. В другое время Анна сама бы удивилась, что ей так запросто одним ударом удалось заколоть насмерть человека, основное ремесло которого — убийство.

В уши ворвался пронзительный крик. В нем настолько явственно звучали страх, мольба о пощаде, призыв о помощи, что реальность на краткий миг обрела для Анны более четкие очертания.

Девчонка лет десяти прижалась к одиноко торчавшей из земли кирпичной стене, прямо на нее шел Халиф. Предводитель банды не спешил, бежать его жертве все равно было некуда. Поигрывая ножом с широким лезвием, он явно предвкушал удовольствие от расправы над беззащитным существом.

Анна подняла дробовик, выпавший из рук заколотого ею бандита. Она не издала ни звука, но Халиф, словно почуяв опасность, оглянулся на нее. Менее секунды они смотрели друг другу в глаза. Выпустив нож из ладони, Халиф вскинул ствол автомата. Анна нажала спусковой крючок дробовика. В тот же миг удар в плечо сбил ее с ног, еще один удар по затылку погрузил сознание во тьму.

глава тринадцатая

Кажется, это еще не смерть. Вокруг темнота, но она чувствует боль. Не может быть, чтобы мертвые что-нибудь чувствовали. Можно ли считать счастьем и удачей то, что она все еще жива? Скорее, нет. Смерть не может быть хуже жизни в чудовищном мире жестокости, насилия, голода, боли, страха.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Анна попробовала пошевелиться, левую сторону груди пронзила такая боль, что вырвался стон.

Стало немного светлее, по потолку скользнули тени. Послышался спокойный мужской голос:

— Тебе пока лучше поменьше двигаться, пусть рана затянется.

— Где я? — прошептала Анна. — Что со мной?

В поле зрения появилось бородатое лицо. Незнакомец держал в руке большой электрический фонарь, рассеивавший тусклый свет. Посмотрев в сторону, мужчина распорядился:

— Подай.

Кто-то подал ему чашку, затем приподнял Анне голову. Бородач поднес чашку к ее губам и произнес:

— Пей.

Тон его голоса не был приказным, но прозвучал так, что Анна не посмела отказаться. К тому же, в горле, действительно пересохло. Сделав пару глотков, Анна снова спросила:

— Что со мной?

— Ты ранена, — пояснил незнакомец. — Я извлек пулю и наложил швы, от тебя теперь требуется только лежать. Мы поговорим позже, когда наберешься сил. Не бойся, здесь тебе ничто не грозит.

Анна и не боялась, страх исчез вместе со всеми остальными чувствами, в очередной раз уступив место пустоте. Может быть, его уже давно и не было, а то, что она принимала за страх, на самом деле было отвращением к тому, что может произойти, что могут сделать с ней другие люди. В любом случае, сейчас Анна не чувствовала ничего. Закрыв глаза, она снова окунулась в темноту без снов, без видений, без воспоминаний.

Когда Анна снова открыла глаза, вокруг было чуть светлее. Откуда сюда попадал, свет она не поняла, да и не желала вникать.

— Есть кто-нибудь? — тихо спросила Анна.

В полутьме она скорее угадала, чем увидела движение совсем рядом. Блеснули глаза, лица почти не было видно.

— Кто ты? — спросила Анна.

В этот момент послышался скрип, затем прозвучал уже знакомый голос бородатого мужчины:

— Мы зовем ее Айка. Сама она не может тебе ответить.

— Почему? — спросила Анна, больше машинально, чем из интереса.

— Просто не говорит. Наверное, такая от рождения. К нам она попала года два назад, уже была немая.

— К вам? — переспросила Анна. — К кому, к вам? Кто вы?

Бородач подошел ближе. Теперь Анна смогла рассмотреть его чуть получше. Мужчина был уже далеко не молод, если не сказать, просто стар. Даже в полутьме было заметно, что борода его седа, а из уголков глаз расходятся сетки глубоких морщин.

Старик придвинулся еще ближе, не сводя с Анны пристального взгляда.

— Ты из большого города, — произнес он, скорее утверждая, чем спрашивая.

— Да, — подтвердила Анна.

— Редко кому удается выбраться из города во внешний мир, — заметил старик. — И мало кому из них удается выжить.

— Я пока жива.

— Пока жива, — кивнул старик.

Он присел на краешек койки и сказал:

— Таких, как я, здесь называют последними. Все, что осталось от тех, кто жил здесь когда-то.

— Много вас таких? — поинтересовалась Анна.

— В нашей группе человек тридцать. Слышал, что есть еще несколько общин. Может, правда, а может, все, кто здесь, и в самом деле последние, кто остался.

— Здесь, это где? — потребовала уточнения Анна.

Старик пожал плечами:

— У этой местности нет названия. Как, впрочем, и у любой другой. Все вокруг одинаково. Но это и к лучшему, так нас сложнее отыскать торговцам головами, как тот, которого ты застрелила.

— Застрелила? — переспросила Анна.

Перед мысленным взором всплыл образ Халифа, автомат в его руках. Черный зрачок автоматного дула — последнее, что отпечаталось в памяти.

— Не помнишь, как спасла ее?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Старик кивком указал на Айку.

Анна скосила взгляд на девочку. Точно, это же та самая девчушка, которую хотел прирезать Халиф.

— Ее помню, — пробормотала Анна. — Больше ничего.

— Халиф был известнейшим охотником, — произнес старик. — Такие, как он, охотятся на людей, истребляют поселения, уничтожают друг друга. Его банда напала на нас. Благодаря тебе, нам удалось отбиться. Правда, многие из наших погибли и поселение пришлось оставить, но с бандой Халифа покончено, некоторое время можно пожить спокойно.