Рейвенор - Дэн Абнетт

А может, он стал так думать, потому что «Кресло» что-то сделал с его сознанием?

Заэль посмотрел вдоль прохода в сторону кабины. Сразу за креслом пилота сидел измученный, забрызганный кровью мужчина. Его приковали к сиденью цепями. Мальчик слышал, как его называли Дюбо, и даже стал свидетелем его задержания в Карниворе. Это был очередной «первый опыт». Заэль никогда прежде не бывал в цирке. Интересно, что же сделал Дюбо? Мальчик даже сочувствовал ему. Не хотел бы он оказаться пленником в компании Кыс, Тониуса и Матуина.

Еще трое пассажиров флаера держались особняком. Они были в одинаковых дорогих серых костюмах, но совсем не походили друг на друга. Один уж очень большой, даже больше, чем Парень. Мускулы так и натягивали пиджак на его плечах. Темная, хотя и не такая черная, как у Матуина, кожа, тонкая полоска усов, блестящий штифт в левой брови, как у кланстера. Густые короткие черные волосы. Было в его облике что-то примитивное, грубое. Вел он себя очень спокойно. А вся его фигура напоминала Заэлю виденные когда-то пикты — изображения огромных ящериц с распахнутыми пастями, неподвижных и способных дремать на солнце несколько дней подряд, а потом вдруг взорваться яростью и сожрать что-нибудь живое.

Женщина, казалось, была среди них главной. Звали ее Мадсен. Заэль слышал, как ее представили Каре. Стройная и светловолосая, с суровым узким лицом, вполне симпатичным, если бы не постоянное напряжение. Время от времени она тихо переговаривалась с двумя спутниками.

Третий был самым противным. Мальчик мог вспомнить его облик: белые волосы, залысины, неправильные черты лица. Но почему-то всякий раз, глядя на него, Заэль видел только размытое пятно. Будто этого отвратительного типа на самом деле на месте и не было. Или словно в кресле сидели сразу два блондина, и от этой двойственности его образ казался размытым.

Один раз, когда Заэль смотрел на этого жуткого мужчину, тот обернулся и посмотрел на него в ответ, будто что-то почувствовав. Взгляд отвратительного человека напоминал раскаленный прут и говорил: глазей на что-нибудь еще, маленький выродок.

Заэль потупился.

Теперь он глядел в окно. Флаер дрожал, набирая высоту. Внезапно мальчик увидел пятна света в темноте и вскрикнул.

— Что, черт возьми, случилось?! — раздраженно спросил Фраука.

Заэль ткнул пальцем в иллюминатор.

— Звезды. Это звезды. Ты что, никогда их раньше не видел?

Еще одно новое впечатление.

Он думал, что их ждет торжественная встреча, пышная церемония с фанфарами или нечто подобное — ведь, в конце концов, это КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ.

Но все закончилось глухим ударом и скребущим звуком. Люк флаера отодвинулся в сторону, а за ним оказался другой люк, который тоже открылся в сырой, грязный коридор с металлическими стенами.

И все, кто находился на борту шлюпки, просто встали и вышли. Заэль почувствовал себя обманутым. Он хотел видеть корабль и понимать, куда идет. А эта заляпанная маслом палуба вполне могла оказаться какими-нибудь задворками стеков Общего Блока J.

«Кресло» скользнул мимо него.

— Найди каюту для нашего друга и убедись, что ему там будет удобно.

Парень кивнул и повернулся к Заэлю:

— Иди сюда, мальчик. Я должен…

— Найти для меня каюту и убедиться, что мне удобно, — сказал Заэль.

Парень заколебался.

— Да… верно.

Заэль увлекся процессом поднимания одной ноги за другой и опускания их на решетку палубы. Странное, тягучее ощущение заставило его улыбнуться.

— Что такое? — спросил Парень.

— Странно, — сказал Заэль.

— ИГ, — произнес Парень.

— А что это?

— Искусственная гравитация корабля. Ты к этому привыкнешь.

— А что такое «гравитация»?

Над мостиком «Потаенного света» бушевала классическая музыка. Чья-то там «Девятая симфония» гремела струнными инструментами, медными трубами и литаврами. Своеобразный маленький ритуал, причуда хозяйки судна. Ей нравилось покидать орбиту под что-нибудь соответствующее моменту. Кроме того, она утверждала, что это помогает навигаторам прокладывать курс.

— Потише на три пункта! — приказала она, когда увидела, как я поднимаюсь на мостик.

Музыка стала значительно тише.

— Тониус сказал, что мы направляемся к Флинту?

— Для начала, — ответил я через вокс-транслятор. Я делал это из уважения, поскольку по какой-то причине она не любила, когда я использовал ментальную речь. — Рейс может получиться довольно длинным. Если потребуется, доберемся даже до Ленка.

Циния Прист надула губы:

— Ни один придурок больше не суется в Ленк.

— Некоторые придурки еще суются. Вроде тех, за которыми мы охотимся. Я рассчитываю перехватить их раньше. И уж конечно, прежде, чем они вырвутся в Протяженность Удачи.

Она громко рассмеялась, запрокинув голову, затем резко смолкла и взглянула на меня, недоверчиво прищурившись.

— Ты шутишь?

— Не сейчас.

— Дерьмо! — Прист отвернулась и повторила: — Дерьмо! Я отказываюсь, категорически отказываюсь вести своего малыша в Протяженность Удачи.

— Циния…

— Нет. Ни за что, Гидеон. Флинт — это уже достаточно плохо. Сейчас это не что иное, как граница Империума. Но Протяженность Удачи? Я не собираюсь выводить «Потаенный свет» за пределы субсектора, а уж тем более дальше. Там пираты, темные, бандиты, миры смерти, исторгнутые миры…

— Люди, за которыми мы должны проследить, питают особый интерес к исторгнутым мирам, — сказал я.

— Что ж, рада за них. Вот пускай сами ими и наслаждаются.

Она отошла, поминая недобрым словом моих родителей, и, склонившись над пультом пилота, положила руки на латунный штурвал. Я понимал, в чем дело: Маджескус. Наши отношения с капитаном Прист были прекрасными до Маджескуса. Боже-Император, эхо тех событий все еще преследовало меня. Я никогда не забывал — и не смогу забыть — отчаянные вопли Вилла Толлоуханда, Элины Кои и Норы Сантджак, протрещавшие в воксе в последнее мгновение перед тем, как их настигла смерть. Не забыл я и о повреждениях, причиненных «Потаенному свету». Какими они были? Пятьдесят, шестьдесят процентов команды? Да подвергнет Трон Терры вечной огненной муке душу Зигмунта Молоха. Иногда мне даже жаль, что этот ублюдок уже покинул списки живых и я не могу убивать его снова и снова.

Но он был мертв, сожжен на Зента Малхайд, а мои друзья и союзники тоже давно умерли. И «тогда» не должно было влиять на «сейчас».

Циния снова прибавила звук до максимума. Мостик содрогнулся от роскошной симфонии.

— Циния!

Она притворилась, будто не слышит меня.

— Циния.

Она резко обернулась и впилась в меня взглядом.

— Давай напрямик, меня чертовски все это не радует.

— Циния…

— Прекрати болтать в моей голове! Разговаривай, как нормальный человек или выметайся с моей палубы!

— Как пожелаешь, — сказал я, снова включая вокс.

— Так-то лучше. — Прист приглушила звук. — Во имя Трона, Гидеон, мне страшно.

— Страшно?

— Это ведь повторится снова, не так ли? Рано или поздно. Мы встретим какого-нибудь ублюдка, который окажется круче нас и который причинит нам боль.

— Зигмунт Молох был чокнутым гением. Прошедшим обучение в Когнитэ. Исключительным человеком. Да, он причинил нам боль. И даже хуже, чем просто боль. Но теперь его нет. Позови сюда Гарлона, и он с особым удовольствием перескажет тебе историю о том, как подпалил Молоху задницу на Малхайде. Сейчас мы гонимся за куда менее опасной дичью, Циния. Это обычные контрабандисты, объединившиеся с игровыми агентами. Они обшаривают исторгнутые миры и их окрестности в поисках свирепых зверей для цирка. Риск весьма невелик.

— То же самое ты говорил в прошлый раз, — нахмурилась капитан Прист.

Повернувшись к пульту, она снова уставилась на дисплеи и датчики. Мостик «Потаенного света» был удивительно небольшим для такого огромного судна. По существу, он стал таким в результате ремонта после инцидента на Маджескусе. Шесть месяцев дорогостоящих работ, произведенных исключительно благодаря любезности Адептус Механикус. И то они согласились притронуться к каперскому судну только после того, как я надавил на них через ордос Геликана. В компактном колодце стратигеума была заключена сфера актуализатора. Позади него — двойной люк, ведущий в каюту хозяйки корабля. Перед стратигеумом — отсек с рулевыми установками и пульт навигатора. Команда и сервиторы сновали вокруг. Олифант Тву из Навис Нобилите уже подключился к пульту, опустил веки и принялся считывать призрачные образы звездных маршрутов всеми тремя глазами.

— Курс проложен, госпожа, — наконец медленно проговорил он. — Флинт. До выхода на орбиту четыре дня.

— Попридержи его пока. — Прист обернулась ко мне.