Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин! - Александр Больных

Генерал-аншеф даже крякнул от неожиданности. Действительно, прыткий молодой человек.

– И как вам удалось убедить бургомистров?

– Ваше превосходительство, мои солдаты, особливо башкирцы, приложили все силы, дабы прусские обыватели осознали пагубность своих заблуждений.

Граф Шувалов покачал головой, живо представив, как именно выглядело это «убеждение». Видя его недоверие, Петенька поспешил успокоить:

– В кирхах лютеранских колокола звонили, бургомистры ключи городские подносили поспешно.

Шувалов ухмыльнулся, а потом поинтересовался более существенным:

– Деньги уже сданы казначею?

– Точно так, ваше сиятельство. Сданы казначею под расписку. Все до последнего талера.

– Неужели?

– Совершенно верно, – глядя на Шувалова совершенно честными глазами, подтвердил Петенька. Действительно, все талеры были пересчитаны и сданы, к радости казначея. Но ведь никто даже не упоминал гульдены и дукаты. Поручик не пытался выяснить, сколько монеток прилипло к рукам казаков и башкирцев, и уже совершенно никто понятия не имел, сколько золотых попало в переметную суму, которую вез Северьян. Если честно, сам Петенька тоже этого не знал.

Шувалов поразмыслил немного, потом принял сугубо торжественный вид и встал. Поручик вытянулся в струнку. Граф откашлялся и произнес:

– Властью, дарованной мне государыней императрицей яко главноначальствующему над войсками российскими, за неустанные труды и похвальное усердие присваиваю тебе звание секунд-майора. И если ты и дальше будешь проявлять такое же рвение к службе, полагаю, граф Александр Иванович также не оставит без награды твои труды.

И тут Петенька посерьезнел:

– Ваше сиятельство, как раз вот эта служба и заставляет меня просить о разговоре конфиденциальном.

Шувалов недоуменно поднял бровь:

– Даже так?

– Именно, дело требует совершенной секретности, под подозрением могут оказаться все. Поэтому я и настаиваю на разговоре с глазу на глаз.

– Ну хорошо, хорошо, – недовольно поморщился граф. – Выйди, – кивнул он адъютанту, а когда тот выскочил из палатки, сухо предложил: – Говори, что у тебя.

– Ваше сиятельство, полагаю, что граф Александр Иванович перед отбытием вашим из Петербурга сообщил вам, зачем он изволил откомандировать меня в действующую армию.

Шувалов даже головой замотал от удовольствия.

– Да кто ты такой, чтобы два генерала о тебе разговаривали? Получил ордер, вот и исполняй его с прилежанием.

Но Петенька нимало не смутился.

– Не сказал так и не сказал. Дело в том, что Тайная канцелярия давно уже подозрение имеет на умысел шпионский касательно воинских дел. И сейчас это подозрение только подтвердилось. Во время своего рейда мы перехватили прусский обоз, вместе с которым ехал курьер. У оного курьера удалось обнаружить письма к королю Фридриху, в которых сообщается о прибытии Обсервационного корпуса и о том, что ваше сиятельство примет командование над соединенной армией. Мы уже поймали в Петербурге голштинцев, писавших королю, но, получается, не всех, и главный подсыл Брокдорф успел бежать. Граф Александр Иванович подозрение имел не только о голштинцах, он строго приказал мне надзирать за австрийским командующим, потому как письма секретные могут и ему направляться. Именно из-за этого произошла стычка между моим слугой и кроатом. Думаю я, что неведомый подсыл сейчас может находиться при армии, отсюда не в пример удобнее информировать неприятелей о наших планах и действиях.

– Но ведь австрийцы наши союзники, – промолвил Шувалов.

– Граф Александр Иванович изволил выразиться: союзники, но не друзья.

– Ну, хорошо, – примирительно поднял ладонь Петр Иванович. – Так не подозреваешь ли ты моего адъютанта, что выгнал его прочь?

– Не имею пока к тому основания, ваше сиятельство. Но извольте посмотреть эти письма, прежде чем я отошлю их в Петербург. Тот, кто их писал, знает много, даже слишком много. Подписано «Соловей», вот и нужно эту птичку поймать, пока лишнего не напела.

Шувалов быстро пробежал письма и помрачнел. Действительно, автор подробно излагал состав его корпуса и маршрут похода. Если бы Фридрих получил эти письма, то мог бы попытаться перехватить корпус на марше превосходными силами и дело кончилось бы разгромом. Не мог Обсервационный корпус один сражаться против всей прусской армии.

– Ну и что ты хочешь от меня?

– Ваше сиятельство, я имею на подозрении нескольких офицеров и хочу, чтобы вы сделали так…

Петенька пригнулся к самому уху Шувалова и зашептал. В конце концов, полотняная палатка не самое надежное укрытие. Выслушав, граф даже головой покрутил.

– Ну ты и хитер, майор, хитер. Истинный змей. Ладно, дозволяю, действуй. Письма означенные напишу сам и сам же вручу тем, на кого укажешь. – Но тут он уперся в Петеньку свинцовым взглядом: – Однако смотри, майор, если не сработает твоя хитрость, ответишь.

– Не впервой, ваше сиятельство, – криво усмехнулся Петенька.

– Господа генералы, я пригласил вас сюда, чтобы составить консилию по поводу дальнейших действий. – Шувалов оглядел собравшихся строго и продолжил: – Однако ж должен сказать, что государыня-матушка повелеть изволила принять мне командование армией, потому я все и всегда буду решать сам. Впрочем, я со всем вниманием готов выслушать ваши советы и принять их во внимание, когда буду отдавать приказания.

Вызванные генералы растерянно переглянулись. Они уже успели привыкнуть к тому, что у Апраксина или Фермора военный совет начинался с обильного застолья и главными действующими лицами становились повара и лакеи, дела же военные отходили на второй, а то и на третий план. Вообще штаб Апраксина больше всего напоминал барскую усадьбу, впечатление дополняла роскошная золоченая карета, стоявшая неподалеку. Хотя карета не слишком помогла Апраксину. Салтыков, «седенький, маленький и простенький старичок», как его называли, не слишком переменил эту невоенную атмосферу, принеся с собой из Киева ланд-милицкие привычки. Кстати, Шувалов немало удивился, что граф Петр Семенович совершенно спокойно воспринял известие о передаче командования армией, даже, скорее, с юмором прочитал рескрипт императрицы. Дело в том, что русская армия менее чем за год переменила трех командующих, так стоит ли удивляться, если следом за ними появляется четвертый? Поэтому Салтыков, посмеявшись тихонько, без лишних церемоний сдал командование, посетовал на давно треплющую его злую лихорадку, которую он наконец получил возможность вылечить, сел в свою скромную колясочку и укатил, забрав с собой лавры победителя при Пальциге.

Так вот, командиры дивизий Вильбоа, Фермор, Румянцев, князь Голицын и австрийский генерал Лаудон немало удивились, когда в палатке Петра Ивановича обнаружили большой стол, заваленный картами и реляциями, а не заставленный аппетитными блюдами. Шувалов заметил это смятение и обрадовался, хотя виду нимало не подал. Нет, господа, кончились вам забавы, начинается настоящая война. Начал генерал Фермор:

– Позвольте поздравить ваше сиятельство с назначением главноначальствующим всех войск русских в Пруссии. Но, граф Петр Иванович, как получилось, что твой корпус прибыл столь скоро? Мы не ожидали его ранее конца августа, а то и позднее.

Ну, что ж, господа генералы, вот вам первая пилюля. Шувалов приятно улыбнулся и объяснил:

– Все дело в том, что я реорганизовал корпус по примеру победоносных легионов Цезаря. Ничего лишнего, никаких обозов, кроме самых необходимых – артиллерийских, провиантских. Поэтому у меня установлена своя скорость передвижения – сорок верст в день.

– Сорок верст?! – ахнул Фермор. – Но это совершенно невозможно! Согласно уставу положено не более пятнадцати верст!

– Возможно, и я это доказал. Не только римский легионер, но и российский солдат способен на подобное. Более того, я намерен реорганизовать вагенбург всей армии по данному образцу, точнее, просто ликвидировать эту тяжкую обузу. Нельзя передвигаться, если к ноге приковано пушечное ядро, как у каторжника. Вагенбург с надлежащим конвоем будет отправлен обратно в Россию.

– Правильно, ваше сиятельство! – искренне поддержал Румянцев. – Давно пора сбросить эти кандалы, стремительность – вот залог успеха.

– Я рад, что вы меня понимаете, – кивнул Шувалов.

– Но как так? Нельзя. Офицеры будут недовольны, – возмутился князь Голицын. – Им неможно воевать без правильно устроенной жизни!

– Господа, я уже сказал: мои приказы не обсуждаются, они исполняются неукоснительно. Вам напомнить, чем грозят артикулы воинские за неисполнение приказа начальника в битве? Всем вам будет вручена роспись штатов полка, извольте в течение трех дней привести свои полки в согласие с росписью. Лишнее долой! У меня, командующего армией, в личном обозе всего четыре повозки!

– Четыре?! – выпучил глаза Голицын. – Не может быть, ваше сиятельство! У меня их тридцать… – он даже замялся, вспоминая, – шесть. Кажется.