Жизнь, учения и изречения знаменитых философов - Диоген Лаэртский

— Скажи, игра на флейте — это дело? — Да. — Игра на флейте — это человек? — О, нет. — Ну а флейтист — он кто такой, по-твоему? Он человек? — Ну да. — Тогда попробуй-ка И о добре судить таким же образом. Добро само есть дело: кто учен добру, Сам делается добрым в силу этого — Как и флейтист есть тот, кто флейте выучен, Плясун — кто пляске, венцеплет — венки плести, Какое ремесло бы ни усвоил ты — Не ремесло ты все же, а ремесленник.

Платон в своем учении об идеях говорит так:[254] идеи присутствуют во всем, что есть, — ведь существует память, память бывает лишь о вещах покоящихся и пребывающих, а пребывают лишь идеи, и ничто другое. Как бы иначе выжили живые существа, говорит он, если бы они не были приспособлены к идеям и если бы именно для этого природа не наделила их умом? Однако животные помнят о сходстве, помнят, на что похожа пища, какая для них существует, и тем самым показывают, что наблюдение сходства врождено всем животным. Точно так же они воспринимают и животных своей породы. А как об этом пишет Эпихарм?

Любезный! Нет на всех единой мудрости, Но есть во всем живом свое понятие. Взгляни, прошу, попристальней на курицу — Она цыплят живыми не родит на свет, Но греет их, пока не оживут они. Одной природе эта мудрость ведома: Она сама же у себя же учится.

И еще:

Такой наш разговор не удивителен — Всегда себе мы сами очень нравимся И кажемся красавцами — не так же ли Осел ослу, свинья свинье и бык быку И пес другому псу прекрасным кажется?

Все это и иное подобное твердит Алким на протяжении четырех книг, указывая, сколько полезного почерпнул из Эпихарма Платон. Да и сам Эпихарм сознавал свою мудрость — это понятно из следующих строк, где он предвещает себе соревнователя:

Так я думаю, и это ясно мне доподлинно, Что слова мои кому-то в будущем припомнятся: Он возьмет, освободит их от размера строгого, Облечет их в багряницу, пестрой речью шитую, И пред ним, непобедимым, лягут победимые.

Как кажется, Платон первым привез в Афины также и книги мимографа Софрона и подражал ему в изображении характеров;[255] книги эти были найдены у него в изголовье.

В Сицилию он плавал трижды. В первый раз — затем, чтобы посмотреть на остров и на вулканы; тиран Дионисий, сын Гермократа, заставил его жить при себе, но Платон его оскорбил своими рассуждениями о тиранической власти, сказав, что не все то к лучшему, что на пользу лишь тирану, если тиран не отличается добродетелью. "Ты болтаешь, как старик", — в гневе сказал ему Дионисий; "А ты как тиран", — ответил Платон. Разгневанный тиран хотел поначалу его казнить, но Дион и Аристомен отговорили его, и он выдал Платона спартанцу Поллиду, как раз в это время прибывшему с посольством, чтобы тот продал философа в рабство.

Поллид увез его на Эгину и вывел на продажу. Хармандр, сын Хармандрида, тотчас обвинил его в смертном преступлении против эгинского закона, по которому первый афинянин, ступивший на их остров, подлежит казни без суда.[256] (Закон этот был внесен самим Хармандром, как сообщает Фаворин в "Разнообразном повествовании".) Но когда кто-то сказал, хоть и в шутку, что этот ступивший — философ, суд его оправдал. А другие передают, что его доставили под стражей в народное собрание, но он не произнес ни слова, готовый принять все, что его ждет; и тогда было постановлено, не казнить его, а продать в рабство как военнопленного. Выкупил его за двадцать мин (по иным сведениям, за тридцать) случайно оказавшийся там Анникерид Киренский и препроводил в Афины к его друзьям. Те немедленно выслали Анникериду деньги, но он их отверг, заявив, что не одни друзья вправе заботиться о Платоне. Впрочем, некоторые говорят, будто деньги выслал Дион; но Анникерид не взял их себе, а купил на них Платону садик в Академии. А о Поллиде говорят, будто он потерпел поражение от Хабрия и потом утонул при Гелике[257] — так божество отомстило за философа (об этом пишет и Фаворин в I книге "Записок"). Дионисий на этом не успокоился: узнав, что случилось, он послал к Платону с просьбой не говорить о нем дурного; но Платон ответил, что ему недосуг даже помнить о Дионисии.

Во второй раз он ездил к Дионисию Младшему просить о земле и людях, чтобы жить по законам его Государства. Дионисий обещал, но не дал. Некоторые пишут, что он при этом попал было в беду, оттого что побуждал Диона и Феодота к освобождению острова; но пифагореец Архит в письме к Дионисию добился для него прощения и свободного возвращения в Афины. Вот это письмо:[258]

"Архит Дионисию желает доброго здоровья. Все мы, любя Платона, посылаем к тебе Ламиска и Фотида с товарищами, чтобы увезти его от тебя по нашему прежнему соглашению. Мы советуем тебе припомнить, с какою настойчивостью ты всех нас убеждал устроить его приезд и позаботиться о его безопасности здесь и на обратном пути, равно как и о многом ином. Припомни также, что прибытие его ты почитал за честь, что любил ты его потом, как никого другого. И поэтому, если что у вас не заладилось, останься человеком и верни его нам невредимого. Этим ты сделаешь справедливое дело и обяжешь нас благодарностью".

В третий раз он ездил с тем, чтобы примирить Диона с Дионисием; но это ему не удалось, и он воротился восвояси ни с чем. И более он государственными делами не занимался, хоть из сочинений его и видно, что он был государственный человек. Дело в том, что народ уже свыкся с совсем иными государственными установлениями. Когда аркадяне и фиванцы основывали Мегалополь, они пригласили его в законодатели; но, поняв, что блюсти равенство они не согласны, он отказался. (Об этом пишет Памфила в XXV книге "Записок".) Говорят также, что он один заступился за военачальника Хабрия, когда тому грозила смерть,[259] а никто другой из граждан на это не решился; и когда он вместе с Хабрием шел на акрополь, ябедник Кробил встретил его и спросил: "Ты заступаешься за другого и не знаешь, что тебя самого ждет Сократова цикута?" — а он ответил: "Я встречался с опасностями, сражаясь за отечество, не отступлю и теперь, отстаивая долг дружбы".

Он первый ввел в рассуждение вопросы и ответы (как пишет Фаворин в "Разнообразном повествовании"). Он первый подсказал Леодаманту Фасосскому аналитический способ исследования. Он первый употребил в философии такие понятия, как «противостояние», «основа», «диалектика», «качество», "продолговатое число", "открытая плоскость граней", "божественное провидение". Он первый из философов дал ответ на речь Лисия, сына Кефала, которую изложил слово за слово в своем "Федре".[260] Он первый стал рассматривать возможности грамматики. И он первый выступил с опровержением почти всех философов, ему предшествовавших; неясно лишь, почему он ни разу не упоминает о Демокрите.[261]

Когда он шел в Олимпию (рассказывает Неанф Кизикский), все эллины смотрели только на него; это было, когда он встретился с Дионом, замышлявшим поход на Дионисия. И даже. перс Митридат (как сообщается в I книге «Записок» Фаворина) воздвиг в Академии статую Платона с надписью: "Митридат персидский, сын Родобата, посвящает Музам этот образ Платона, работу Силаниона".[262]

Гераклид говорит, что в юности он был так стыдлив и вел себя так сдержанно, что никто не видел, чтобы он смеялся в голос. Но и его тем не менее не оставили своими насмешками сочинители комедий. Так, Феопомп пишет в «Гедихаре»:

— И ни одно не есть одно, Ни два не есть одно — как говорит Платон.

Анаксандрид в «Тесее»:

— Оливы ел по образцу Платонову.

Тимон пересмеивал его имя:

Так и Платон распластал пестро заплетенные чуда.[263]

Алексид пишет в «Меропиде»:

— Ты вовремя пришел. Уже я выдохся: Хожу я взад-вперед, Платону следуя, Все ноги стер, но ничего не выдумал.

И в «Анкилионе»:

— Пустое! За Платоном вслед побегай-ка — Познаешь суть и в чесноке и в щелоке.

Амфий — в «Амфикрате»:

— Какого там добра ты удостоился, — О том, хозяин, знаю я не более, Чем о добре Платоновом. — Так выслушай!

И в «Дексидемиде»:

— Ах, Платон, Платон, Ведь только ты и знаешь, что угрюмиться И брови гнуть, улитки наподобие.

Кратин в «Лжеподкидыше»:

— Ты — человек, а значит, есть душа в тебе. — Платон свидетель, я того не ведаю, А лишь предполагаю.

Алексид в «Олимпиодоре»:

— Плоть смертная иссохшим прахом сделалась, И в воздух возлетела часть бессмертная. — Твердишь урок Платона?..

И в «Парасите»:

— Наедине с Платоном празднословить ли…

Насмехается над ним и Анаксилай в «Виноградаре», в «Цирцее» и в «Богачках».

Аристипп в IV книге "О роскоши древних" уверяет, что он был влюблен в некоего мальчика Астера, который обучался астрономии, а также в вышеназванного Диона, а также, по утверждению некоторых, и в Федра. Любовь эта явствует из нижеследующих эпиграмм, которые он будто бы написал о них:

Смотришь на звезды. Звезда ты моя! О, если бы стал я Небом, чтоб мог на тебя множеством глаз я смотреть!