Пленник железной горы - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чему тебя учили, балбес? Ничему!
– Ничему, – согласился я.
– А почему?
– А почему?
И правда, почему? Хотелось бы выяснить!
– Пустая работа, дружок – учить человека, который время от времени становится боотуром. Тебе сейчас сколько? Десять? Одиннадцать? Молчи, мне без разницы… А когда ты боотур, тебе сколько? Семь? Пять? Три года?! Чем ты больше, тем ты меньше. Сообразил?
– Шутите? – ухмыльнулся я.
Шутка мне понравилась.
– Разумеется, шучу, – подтвердил он. – Я вообще записной остряк. Выгонит жена, пойду в сказители. Только мы сейчас говорим не обо мне. О тебе мы говорим. Плохой, хороший, убью, не убью. Вот и весь боотур. Не в коня корм, не в мозги наука. Сила есть, ума не надо – мы и не подозревали, что это максима, доминанта, а не просто фигура речи! Я назвал тебя балбесом? Извини, рядом с нами, настоящими балбесами, ты – гений, мыслитель…
Я поразмыслил, обижаться или нет, и решил: не стоит. Глупо обижаться, когда тебя хвалят. Впрочем, не обижаться тоже глупо, когда тебя так хвалят. И я рубанул воздух ладонью:
– А я бы не возражал!
– Насчет чего?
– Насчет науки. На коне скакать – раз! Мечом махать – два! Из лука стрелять – три! Я их просил, а они не учат. Всех учат, а меня – ни в какую! Это потому что я боотур? Ну, балбес, как вы сказали?
Он даже остановился:
– Я сказал? А ты, дружок, вовсе не такой балбес, как я предполагал. Нет, этому тебя не учат по другой причине. Я про скакать, стрелять, махать. Это ты и так умеешь. Это ты умел еще младенцем, – по лицу дяди Сарына пробежала тень: наверное, вспомнил тетю Сабию. – Да что там! Это ты умел еще в утробе матери! Чем ты больше боотур, чем ты младше умом, тем ты лучше машешь и стреляешь! Лупишь и колотишь! Дубасишь, плющишь! Рвешь и мечешь! Зря, что ли, я учу тебя усыхать почаще? Я учу, а ты, будь добр, учись! Иначе дубасить – сколько угодно, а думать – дудки… Тебе в Кузне понравилось?
– Нет, – признался я.
– Никому не нравится. О чем мы с тобой сейчас беседовали?
– Что?
– Ну мы же разговаривали? О чем?
На меня смотрел – да-да, я помню, что он слепой! – прежний дядя Сарын. Молодой, тощенький, ни капельки не похожий на грозного праотца. Дергал зажмуренными веками, смущенно улыбался.
– Ты не бойся, – он тронул меня за руку. – Я не сумасшедший. Я просто плохо запоминаю… Ну, был такой, стал сякой, и не помню, о чем говорил. То есть, плохо помню. В общих чертах.
– Вы звали богиню, – осторожно начал я. – Вы очень громко визжали…
Он отмахнулся:
– Поступки я помню отлично! Я слова забываю. Мы говорили обо мне?
– Нет, – поправил я. – Обо мне.
– О тебе?
– Ну да! О том, что я боотур и балбес, и мне десять лет, а вот сразу хлоп, и три года. И ничему меня не учат, потому что правильно делают… Еще про рвать и метать. Как я рвал и метал в этой… В утробе матери.
– Зря, – дядя Сарын, кажется, расстроился. – Зря я тебе мозги полоскал, дружок. Виноват. Хочешь, я научу тебя играть на дудке? Надо же как-то отдыхать от подвигов…
5. Мы надоедаем дяде Сарыну
Когда земля треснула, я играл на дудке.
Ну, играл – это громко сказано. Едва мне удалось выдуть пару звуков, от которых уши не сворачивались в трубочку, как по дальней сопке будто мечом рубанули: р-раззз! Зеленая приплюснутая макушка распахнулась кровавой раной. Камень, на котором я сидел, взбрыкнул – точь-в‑точь норовистый жеребец. Зубы у меня лязгнули, и я чуть не откусил кусок дудки.
Рана на сопке расширялась, удлинялась, извивалась гадюкой. Ползла к нам: вот я вас! Дядя Сарын сидел спокойно, лишь пробормотал: «Явился, не запылился!» И добавил, кривя рот: «Я надеялся, что он забыл. Зря, конечно…» Кто забыл, о чем забыл – я не понял, но на всякий случай тоже остался на месте.
Подумают еще: Юрюн Уолан испугался!
– Кэр-буу! Кэр-буу!
Под землей урчало, рокотало. В разломе булькала, плескалась вязкая кровь. От нее за сотню шагов несло жаром речки-горючки из Елю-Чёркёчёх. Если что, решил я, перепрыгну. Не впервой! По краям трещины трава дымилась, чернела, превращалась в пепел. Вниз осыпались комья рыхлой земли. Там, где они падали в огненную кровь, до небес взлетали столбы ярких искр. Заполошно орали птицы над рощей. Снявшись с деревьев, они спешили прочь. Порскнула наутек пара зайцев – раньше я их не видел.
Кажется, на всей Осьмикрайней только мы с дядей Сарыном вели себя достойно. Ну, земля треснула. Обычное дело. Что ж теперь, человеку-мужчине «алатан-улатан!» кричать? За голову хвататься? Ага, вот и арангас. Арангас? Лезет из прорвы, старается. И не горит, зараза. А на вертлявом помосте…
Ох, рано я успокоился!
Ну да, знаю. Позор! – мастера Кытая за адьярая принял. Но это же адьярай? Вы же видите, адьярай? Самый настоящий! Рука, нога, глаз – все по одному! Нога, правда, в колене надвое разделяется, а рука – в локте. Но глаз уж точно один! Гадкий-прегадкий!
– Кэр-буу! Кэр-буу!
И как с такой громадиной совладать? Это вам не старуха-ящерица. Из лука, наверное – прямо в глаз… Где мой лук?! Нет ни лука, ни доспеха. Вот ведь пакость, ничего нет, когда надо! Должно быть, меня в Кузне недоковали. Почему?! Враг же! Адьярай! Да он меня прихлопнет, как комара!
Развалившись на помосте, ужасный гость вопил-надрывался:
– А-а, буйа-буйа-буйакам! Невеста!
– Здравствуй, Уот, – сказал дядя Сарын. – Как поживаешь?
– Невеста! Невеста! Кэр-буу!
– Давно не виделись, – гнул свое Сарын-тойон. – Усохни, пожалуйста.
Ничего себе! Они знакомы? Ну и приятели у дяди Сарына!
– Не хочу усыхать! – ощерился адьярай Уот. – Не хочу!
Зубы у него были – мама моя! Быка сожрет, кости разгрызет.
– Сам усыхай!
– Я только что усох. Теперь твоя очередь.
– Не хочу усыхать! Жениться хочу! Невеста!
– Я тебя очень прошу…
– Давай, обещал!
Дядя Сарын вздохнул:
– Совсем ты дурачок стал, Уот. Дочка у меня едва-едва родилась. Нельзя тебе большому, тебе сильному…
– Большой! Сильный!
– Нельзя на ней маленькой жениться. Усыхай, поговорим.
– Можно! Обещал!
– Ты помнишь, что я обещал, Уот?
– Помню! Уот Усутаакы[26] всё помнит. Голова – во! Как котел!
– А я забыл. Напомни мне, будь добр.
– Невесту обещал! Давай!
– Плохо напоминаешь, громко очень. Я тебе невесту при каком условии обещал? Если ты регулярно усыхать будешь. А ты не усыхал, я же вижу. И сейчас не хочешь, споришь со мной. Куда тебе такому жениться?
До меня с опозданием дошло: Сарын-тойон говорил с адьяраем, словно с ребенком-несмышленышем. Я когда совсем мелкий был, мама мне: «Надень штаны, Юрюнчик. Без штанов тебя засмеют.» А я: «Не хочу-у-у штаны! Не бу-у-у!..»
