Падший ангел за левым плечом - Татьяна Степанова

– Опять?

– Я прочла протокол осмотра тела девочки и заключение экспертизы о вскрытии и с Сиваковым консультировалась. Теперь я в курсе, что там на самом деле произошло.

– А что ты хочешь снова от Рождественска? – Гущин никак не отреагировал на Катину фразу о том, что она «в курсе». Его вид словно говорил – поздно же ты до этого дошла. Тут никто этого от тебя скрывать не собирался, все это давно в деле.

– Я договорилась с сестрой матери Аглаи…

– Они не родные.

– Я ей сейчас позвонила, вечером она дома. Она не очень охотно, но согласилась побеседовать со мной. Федор Матвеевич, а вы не…

– Мне некогда заниматься какими-то там родственниками, какой-то седьмой водой на киселе. – Гущин буквально отмахнулся от нее. – Ты заварила эту кашу с Викторией Одинцовой…

– Я заварила?

– С этим своим «холодом в номере». А теперь у тебя снова какие-то фантасмагории в голове.

Катя смотрела на Гущина удивленно. Это у тебя фантасмагории, старый… Катя удержалась мысленно от слова «дурак». Нет, Гущин никогда дураком не был. И вот сейчас он что-то затеял, что-то решает для себя. И отмахивается от Кати, словно слон хоботом от моськи.

– Я поеду в Рождественск на метро и на автобусе, одна, – тоном оскорбленной добродетели объявила она громко.

Сыщики откровенно засмеялись. Заржали. Артем Ладейников закрыл свой ноутбук и поднялся.

– Игорь Петрович разрешил пользоваться его машиной свободно, шофер уже, наверное, с обеда вернулся, – сказал он. – Катя, хотите, я поеду с вами?

Сыщики опять засмеялись. Кто-то хлопнул парня по плечу.

– Спасибо, Артем. – Катя метнула на полковника Гущина молнию во взгляде: вот так, старый болван, все равно я сделаю по-своему.

Когда она вышла из кабинета, ей на секунду стало стыдно. О чем мы? Все эти препирательства, все эти мелочи, что они рядом с тем, о чем я только что прочла в заключении эксперта? Рядом с тем, что я теперь знаю об Аглае, как над ней надругались, инсценируя изнасилование… И Гущину это известно, и Вавилову, и опергруппе. И, зная это, мы… ну что мы? Мы ссоримся, спорим по таким мелочам, качаем права, обвиняем друг друга в глупости. Мы все хотим раскрыть это дело, для этого ведь мы собрались, создали команду. И делаем, что можно, и одновременно порой грыземся, как собаки.

Она думала об этом уже в машине Вавилова, Артем отыскал ее во внутреннем дворе Главка среди других служебных машин. Водитель годился Артему в отцы, но он не стал возражать, когда молодой помощник шефа попросил отвезти их в Рождественск.

Адрес Катя записала по телефону, а когда они въехали в город и запетляли по улицам старой части, застроенной пятиэтажками из силикатного кирпича и засаженной уродливыми стрижеными тополями, поняла, что это еще один вид Рождественска. Теперь вот такой вид – без новостроек и торговых центров, без парка, холмов, полей и коттеджных экопоселков, без бывших фабрик, переделанных под офисные центры.

Серые унылые коробки, чахлые дворы, вонь масляной краски от свежеокрашенных бордюров и лавочек у подъездов.

– А мы не рано явились? – спросил Артем. – Вы сказали, она ждет вас вечером дома. А сейчас только пять часов.

– Она в пять мне и назначила. – Катя сверилась с адресом. – Нам первый подъезд, первый этаж.

Тюль на окне…

И там в окне справа от подъезда – множество цветов на подоконнике.

На двери – сломан кодовый замок. И на лестничной клетке – звуки пианино. Кто-то играет гаммы – до-ре-ми-фа-соль-ля-си-до.

Катя позвонила в дверь нужной квартиры. Пианино смолкло, потом заиграло снова – все ту же гамму. А дверь открылась. Катя увидела на пороге невзрачную худую блондинку – крашеную, кутавшуюся в растянутую шерстяную кофту с длинными рукавами и гномьим капюшоном.

– Яша, продолжай, ко мне пришли! – оповестила она кого-то звонко. – Мы сядем на кухне, а ты сыграй упражнения с двадцать шестого по тридцатое!

Катя и Артем вошли в захламленную квартирку. Катя сразу же предъявила свое удостоверение. Но Марина Белоносова смотрела мимо.

– Вы снова открыли это дело? – спросила она пылко. – Вы наконец-то посадите эту тварь?

– Кого вы имеете в виду? – спросила Катя, хотя знала ответ.

– Конечно же ее! Эту кровавую тварь. – Белоносова снизила голос до шепота, потом крикнула: – Яша, играй, не подслушивай у двери! Это неприлично и не для детских ушей.

– Я играю, Марина Викторовна, – ответил из комнаты с закрытой дверью мальчишеский голос.

– Идемте на кухню, – поманила Белоносова.

– Вы музыкант? – спросил Артем.

– Я играю в оркестре, мы играем на похоронах и свадьбах. – Белоносова указала на диванчик у круглого стола в крохотной, однако новенькой кухне. – А вечером я даю уроки музыки для детей своих знакомых и тех, кто мне платит. Так вы опять открыли это дело?

– Мы расследуем несколько дел, – Катя не желала разуверять ее, – в том числе и дело об убийстве вашей племянницы Аглаи.

– Оплакиваю ее и Делю. Мы хоть с Делей и неродные сестры, но все же мы были какая-никакая семья. – Марина Белоносова поджала губы. – Только то, что Деля руки на себя наложила, я принять не могу. Никак.

Деля… Так она звала мать Аглаи Аделаиду.

– Я разговаривала с учителями в школе, где Аглая училась. Она делала большие успехи, – заметила Катя.

– Она была талантлива. А эта дрянь географичка ее за это ненавидела и ставила палки в колеса, а потом и убила. Мы с вашим коллегой это обсуждали тогда, еще давно, – приятный такой мужчина, полковник, начальник уголовного розыска тут у нас в городе.

– Вавилов.

– Да, Вавилов, – Марина Белоносова кивнула. – Потом он, я знаю, то ли уволился, то ли еще что – кажется, какой-то скандал с прокурором и взяточничеством… А производил такое приятное впечатление. Так вот он тогда сказал – возможно, учительница убила Аглаю в припадке неконтролируемого гнева. Но думаете, мне легче от этого? Она же все равно мертва, и Деля с собой покончила от горя.

– Вы часто встречались с Аглаей? – молчавший до сей поры Артем Ладейников проявил любопытство.

– Она порой забегала ко мне. Я ее обедом кормила. Она любила мясо тушеное. Деля часто уезжала, у нее работа связана с дизайном, с искусством, оформлением. А тут кризис, все рухнуло, какой уж там дизайн интерьеров, так что она за любую работу хваталась. И у художников бывала, в мастерских – чего-то там помочь. В юности она ведь позировала как натурщица, так что связей у нее было много – там.

– Аглая надолго оставалась одна? Предоставлена самой себе? – спросила Катя.

– Деля за нее не волновалась. И я тоже… Ах, если бы знать, что случится. Но Аглая была такая умная, такая рассудительная, порой она казалась не только старше своих лет, но и матери своей старше. Деля была идеалисткой, немножко разболтанной. Аглая же сама дисциплина. И еще она была очень прагматичной – она хотела поступить в МГУ. Вы сами понимаете, что это. И она собиралась зарабатывать себе на жизнь и учебу сама. Она деньги сама зарабатывала уже в школе.

– Как это? – удивилась Катя. – Чем?

– Волонтерством. – Марина Белоносова пожала плечами. – Она мне так говорила, потому что я видела у нее деньги. Сейчас много работы для волонтеров.

– Волонтерство – это бесплатная работа, – заметил Артем Ладейников.

– А, бросьте, молодой человек. За так сейчас даже воробьи не чирикают, – Марина отмахнулась, – сейчас все за деньги и ради денег. Но я за Аглаю была спокойна.

– У Аглаи имелись друзья? – спросила Катя. – В школе она, как я поняла, не отличалась особой общительностью, но ведь она школу поменяла.

– В этой двадцатой школе хорошо преподавали математику и физику, Аглае от школы больше ничего и не надо было. А друзья-подружки, конечно, у нее были. Это же девочка, ребенок. С кем же она время проводила, как не с друзьями, на роликах все каталась.

– На роликах?

– Сама себе купила, мне хвасталась – такие крутые, и все прибамбасы для защиты. И компьютер себе купила – такую книжку складную.

– Ноутбук, – подсказал Артем.

– А где ее компьютер? – тут же спросила Катя.

– А его этот ваш коллега Вавилов сразу забрал, они хотели что-то там проверить. Потом уже после похорон Дели… после дней траура… я начала зондировать насчет наследства. Это такая канитель. Мы же сводные сестры, не родные. У меня три года на оформление ушло.

– Так где же компьютер девочки? – настаивала Катя.

– Мне его через несколько месяцев полиция вернула, и я впоследствии от него избавилась.

– Избавились?

– Продала, кое-что еще продала из их вещей. – Марина Белоносова поджала губы. – Из меня нотариус при оформлении наследства все соки выпил, и потом, чтобы сдавать их квартиру, надо было сделать хоть какой-то ремонт. На все деньги нужны, ну я и продала некоторые вещи. Хотя они жили очень скромно, если не сказать бедно. Деля ведь даже алименты на Аглаю не получала. Так что сами понимаете.