Бедная Настя. Книга 6. Час Звезды - Елена Езерская

— Поль Буассьер, к вашим услугам, — кивнул доктор, подавая Анне металлическую кружку. — А ваше имя, мадам? Или мадемуазель?.. Возьмите, это вода. Но не торопитесь пить все сразу — голова может закружиться.

— Я — вдова, — сказала Анна, сделав глоток. Горло тотчас размягчилось, но доктор оказался прав — Анна почувствовала, что ее ведет, и разом ослабевшие пальцы разжались. Врач, однако, был наготове и успел подхватить кружку, поставив ее потом на металлический столик у изголовья кровати. Анна с благодарностью взглянула на него. — Меня зовут Анни Жерар, и я возвращалась домой на почтовом пароходе с Мартиники. Это вы меня спасли?

— Не я лично, — улыбнулся доктор. По-видимому, он не собирался открывать Анне истинную причину аварии корабля. — Но мы действительно оказались рядом, и теперь ваша жизнь вне опасности.

— Так вы доставите меня домой? — Анна с надеждой, наивно светившейся в ее взоре, взглянула в лицо доктору, но тот был непроницаем. — Недавно я потеряла мужа, и мои дети сейчас, наверное, думают, что остались сиротами, полагая, что их мать оказалась жертвой кораблекрушения.

— Надеюсь, когда-нибудь вы сможете развеять эти заблуждения, — спокойно промолвил доктор, снова принимаясь проверять ее пульс.

— Когда же это случится? — прямо спросила Анна.

— Всему свое время, — уклончиво ответил доктор и поднялся: он сидел на кровати рядом с Анной. — А пока вам надо как следует отдохнуть и набраться сил.

— Но где я? — не выдержала Анна. — Что это за корабль? Куда вы плывете?

— Однажды, мадам, вы получите ответы на все свои вопросы. Но сейчас послушайтесь моего доброго профессионального совета: примите ту данность, в которой находитесь, и думайте, прежде всего, о том, чтобы как можно скорее подняться на ноги. Отдыхайте. Если вам что-либо понадобится, нажмите вот эту кнопку над столом, — я немедленно навещу вас.

— Но… — сделала еще одну попытку добиться от него правды Анна.

— Никаких «но», — покачал головой доктор. — Только покой и хороший аппетит. А еду вам будут приносить в обычные для всех часы трапезы. Набирайтесь сил и главное — терпения.

Когда доктор ушел, и металлическая овальная дверь плотно закрылась за ним, Анна осмелилась подняться, но удалось ей это не сразу. Она не знала, что больше сказывалось на ее самочувствии — принятое «лекарство» или пережитые недавно волнения. А, быть может, головокружение было результатом морской болезни, к которой Анна так и не привыкла.

Она чувствовала — корабль, если это действительно был корабль, находился в движении, однако его ход сильно отличался от плавного покачивания парусника или приседания на волнах колесного парохода. Судно, на котором находилась Анна, шло ровно и быстро, разрезая воду, словно нож — масляный брус. Корабль не бросало и не подталкивало — его влекла вперед неизвестная Анне сила, присутствие которой ощущалось лишь при прикосновении к холодной и тоже металлической стенке, мелко вибрировавшей под пальцами у задраенного наглухо круглого иллюминатора и низко гудевшей у пола рядом с дверью.

Пройдя, держась за стену, вдоль всей каюты, Анна поняла, как она мала, но убедилась, что это — не каземат. В комнате, куда ее поместили, витал дух аскезы, кельи, но, тем не менее, в ней все было приспособлено для длительного и вполне комфортного проживания. В стене напротив прикрепленной к полу двухъярусной кровати была устроена ниша, в которой размещался умывальник, а над ним — отполированная до зеркальности и покрытая каким-то сплавом металлическая пластина, почти идеально отражавшая и саму Анну, и предметы за ее спиной. Открыв кран, Анна вздрогнула от неожиданности — ей на руки полилась вода: морская, но прохладная и поэтому напоминавшая воду из однажды испробованного минерального источника — нельзя пить, но умываться — одно удовольствие.

Вскоре после ухода доктора дверь в ее каюту снова открылась, и вошедший молодой человек принес для Анны кувшин с обычной водой, полотенце и чистое одеяние, до странности напоминавшее монашескую схиму. Молодой человек действовал молча и вежливо — он был одет в незнакомую Анне прежде униформу темно-фиолетового цвета, сочетавшую в себе элементы католической сутаны и сюртука семинариста. Строгость, равно присущая и военному, и обрядовому крою, придавала облику юноши почти мистический характер и невольно тревожила. Но еще больше поразила Анну схожесть черт лица этого молодого человека с лицом ее давнего парижского знакомого.

— Винсент? Винченцо? — осторожно и тихо спросила она, но молодой человек не проявил к ее словам ни малейшего интереса и, потупив взор, вышел из каюты.

«Не может быть! — мысленно воскликнула Анна. — Я, наверное, брежу…» Юноша был похож на двоюродного племянника Жозефины Стреппони. Этот милый, робкий молодой человек подавал большие вокальные надежды. Он имел тот редкий, внешне непредсказуемый (Винченцо не отличался эффектной статью), природный мужской голос, которому дано было счастливо избегнуть обычной для мальчика-подростка ломки. Красивый голос, которому подвластны и глубокие низкие ноты, и средний диапазон, который женщины называют бархатным.

Женщины обожали Винченцо, но Анна знала, что сам он по уши был влюблен в свою красавицу-тетку. И Анна подозревала, что Винсент брал уроки пения, скорее, из желания быть рядом с Жозефиной, нежели из стремления к славе и сценическому успеху. Винченцо никогда не любил театр: его смущало непостоянство публики, которая могла столь же неистово, как превозносила, развенчать недавнего кумира. Он не понимал законов игры и был слишком доверчив, принимая роль за истинную сущность актера или актрисы. Ему казалось, что все хорошее, что он разглядел в них, — подлинное, а плохое принадлежит сценическому образу. И поэтому закулисные разочарования поджидали его буквально на каждом шагу.

И самым большим из них стала сама Жозефина. Первое время Винченцо даже жил на ее парижской квартире, а позже его переезд в Латинский квартал подруга Анны восприняла, как нормальное стремление взрослеющего молодого человека выйти из-под родственной опеки. Жозефина продолжала с ним занятия вокалом и не переставала звать на свои артистические вечеринки, на которых Винсент всегда сидел в стороне и мрачно взирал на собравшихся у тетки гостей, будто они были темной и враждебной ему силой. Иногда Жозефине удавалось уговорить племянника спеть, но, когда восторженные почитательницы его голоса бросались к Винсенту с поцелуями и шампанским, он быстро уходил, порою даже не попрощавшись ни с самой Жозефиной, ни с синьорой Анной, как он всегда звал ее, и которую единственно из всех уважал — искренне и одновременно демонстративно.