Звездный врач - Джеймс Уайт

Взрослые худлариане действительно большую часть жизни не были подвержены болезням и мелким травмам – именно поэтому их планета и не знала медицины. Однако в первые годы жизни здоровью худлариан грозило множество опасностей, так же как и в последние. Только что Конвей воочию лицезрел страдания, испытываемые худларианами на склоне лет, а теперь перед ним предстал другой, не менее удручающий край клинического спектра болезней ФРОБ.

Детишек ФРОБ, похоже, поражали все до одного патогенные микробы, подмешанные к бульонообразной атмосфере их родной планеты. Если им удавалось выжить, перенеся целый ряд детских инфекций, у них развивался естественный иммунитет, удерживавшийся в течение большей части невероятно долгой жизни. К счастью, большинство худларианских инфекционных заболеваний по отдельности не были смертельны, хотя эти хворобы и давали ярчайший набор симптомов. Медицинская наука Федерации уже успела разработать схемы лечения ряда этих инфекций и трудилась над задачей успешной терапии остальных. Но к несчастью, хотя каждая из худларианских детских инфекций и не должна была, по идее, вызвать летального исхода, их сочетание всегда грозило неблагоприятным прогнозом. Подхватив сразу несколько болезней, худларианские малыши слабели, и показатель смертности зависел от того, в каком порядке их поразили патогенные микробы и в каком количестве. Простого решения у этой проблемы быть не могло, покуда не были бы разработаны специфические препараты для лечения всех без исключения инфекционных заболеваний.

Как только Конвей вошёл и окинул взглядом палату, в которой кипела напряженная работа, худларианская мнемограмма мгновенно подсказала ему, что массовой иммунизацией тут не обойдешься. Конвей отчётливо осознавал, что вследствие применения такого метода защиты детишек ФРОБ от инфекций в конце концов ослабнет весь вид в целом. Но тот худларианин, что стал донором мнемограммы, не был медиком по профессии, поскольку такой профессии на Худларе просто не существовало. Он являл собой странную смесь философа, психиатра и учителя. И все же Конвей погрузился в такие глубокие медицинские раздумья, что вышел из них только тогда, когда к нему рванулся шестиногий, весом в полтонны, малыш-худларианин и прокричал, что хочет, чтобы с ним поиграли. У Конвея все мысли из головы разом выветрились. Надо было срочно спасаться бегством.

Установив регулятор нейтрализатора гравитации на одну четвертую <G>, Конвей взлетел к поручню галереи для наблюдателей за две секунды до того, как юный худларианин налетел на стену палаты, издав при этом такой грохот, что волей-неволей пришлось задуматься, не слишком сильно ли он ушибся и не нанёс ли ощутимых повреждений системе звукоизоляции. Глядя на палату сверху вниз, Конвей насчитал менее двадцати пациентов. Сила притяжения у пола равнялась четырем <G>, но детишки ФРОБ сновали по палате так быстро, что казалось, будто их как минимум в три раза больше, чем на самом деле. Время от времени кто-то из них останавливался, чтобы изменить направление, и тогда Конвей видел, в каком ужасном состоянии их кожа.

Взрослый ФРОБ с баллонами питательной смеси за спиной заканчивал опрыскивание питательной смесью малыша, загнанного в дальний угол палаты. Завершив кормление, он развернулся и затопал к Конвею.

На ФРОБе красовались знаки различия практиканта сестринских курсов. Фактически во время дежурства его должность означала, что он нянечка, не более того. Между тем Конвей знал, что перед ним – один из троих ФРОБов, в данное время обучавшихся в Главном Госпитале Сектора, то есть один из первых представителей худларианского народа, призванных привить своим сородичам понятия профилактической и лечебной медицины. ФРОБ сейчас пребывал в женской ипостаси. Худларианка, на взгляд донора мнемограммы, была очень хороша собой и вдобавок в отличие от сестры-кельгианки из гериатрической палаты отличалась редкостной учтивостью.

– Не могла ли бы я чем-нибудь вам помочь, доктор? – осведомилась худларианка, устремив взгляд на Конвея. На него нахлынула всепоглощающая волна чужих воспоминаний, и он утратил дар речи. – Пациент под седьмым номером, маленький Метиглеш – тот, что хотел поиграть с вами, – очень хорошо отвечает на лечение, предложенное диагностом Торннастором. Если вы желаете обследовать его с помощью сканера, я могла бы его иммобилизовать, это не составит мне труда.

«Медсестре-худларианке с её-то габаритами, естественно, труда не составит», – подумал Конвей.

Именно поэтому на дежурство в эту палату определили практикантку-ФРОБ. Она точно знала меру физического воздействия на маленьких гигантов, а вот квалифицированные медсестры, принадлежавшие к другим видам, побоялись бы применять силу из страха причинить боль худларианским детишкам. Юные ФРОБ отличались завидной крепостью, а отдельные представительницы этого вида – редкостной красотой.

– Я просто мимо проходил, сестра, – наконец выдавил Конвей. – Похоже, у вас тут всё в полном порядке.

Между тем он не спускал глаз с худларианки, и его собственное отношение к ФРОБам забилось в дальний угол сознания. Его затмило ощущение пребывания в мужской худларианской ипостаси – именно в ней пребывал и донор мнемограммы на момент производства записи излучения его мозга. Эти воспоминания были чуть сильнее памяти о жизни в обличье женской особи. Конвей помнил о недавнем рождении своего отпрыска, о том, что роды повлекли за собой столь резкое изменение гормонального равновесия, что он вновь вернулся в мужскую ипостась. На Худларе семейным парам повезло: каждый из них по очереди был способен производить на свет детенышей.

– Сюда частенько наведываются медики разных видов, получившие худларианские мнемограммы, – продолжала медсестра, не догадываясь о том, в какое замешательство привела Конвея. А худларианское alter ego без устали подсыпало все новые и новые порции фактов, воспоминаний из пережитого опыта: об осуществленных и неосуществленных мечтаниях в период ухаживания, о любовной игре и спаривании великанов с великаншами. Из-за всего этого разум Конвея-человека в ужасе сжался в комок. Увы, хозяином положения сейчас было не собственное сознание Конвея.

Он отчаянно пытался овладеть собой, преодолеть всепоглощающие наплывы инстинкта, не дававшего ему ясно мыслить. Конвей старался не смотреть на худларианку, он уставился на свои затянутые в перчатки пальцы, судорожно сжимавшие поручень, а медсестра все говорила и говорила:

– И самим худларианам, и существам, носящим в своём сознании худларианскую мнемограмму, тяжело посещать гериатрическую палату. Я бы сама туда ни за что не пошла, если бы только меня не отправили, и я отношусь с высочайшим уважением и восхищением к тем из медиков, кто бывает там исключительно из чувства профессионального долга. Говорят, что, побывав там, многие перестают думать о собственных бедах.