Лес - Челси Бобульски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы не знаем, что случилось с твоими родителями, но сейчас нет причин думать о худшем.
Конечно, у меня возникла та же мысль. Если они действительно исчезли из-за того, что слишком много знали, вероятность того, что Варо оставит их в живых, учитывая его послужной список, невелика. Но я пока не могу позволить Генри потерять надежду. Отчасти потому, что я не могла видеть тот же пустой взгляд в его ярко-зелёных глазах, который я вижу у мамы каждый день, а отчасти потому, что я не могу выкинуть из головы образ папиного имени на столе родителей Генри. Если папа как-то связан со всем этим, я должна выяснить, как, и я боюсь, что если я потеряю Генри сейчас, то никогда этого не сделаю.
— Поспешные выводы нам не помогут, — продолжаю я, — и уж точно не помогут им. Нам просто нужно придерживаться курса, хорошо?
Он делает глубокий вдох и, наконец, кивает.
— Ты права, — соглашается он. — Конечно, ты права.
Но кровь всё ещё не вернулась к его щекам.
Я отпускаю его и делаю шаг назад, прикусывая нижнюю губу.
— Итак, я знаю, что ты меньше всего желаешь сейчас уходить, но мы должны.
Его глаза расширяются.
— Почему? Варо придёт? Ты в опасности?
Я отмахиваюсь от его тревоги.
— Нет, ничего подобного. Сегодня вечером в доме моего соседа будет костёр. Там будут все дети из моей школы, и это своего рода угроза безопасности. Мне нужно быть там, чтобы присматривать за ними, и мне нужно вывести тебя из дома, чтобы мама не увидела тебя, пока меня не будет. Я знаю, это ужасно с моей стороны просить тебя пойти на вечеринку вместо того, чтобы провести ночь, делая всё возможное, чтобы найти твоих родителей, но…
— Винтер.
Он берёт меня за подбородок рукой, заставляя встретиться с ним взглядом.
— Когда я пришёл сюда, я знал, что буду мешать твоей жизни и твоим обязанностям. Я не лгал, когда говорил тебе, что сделаю всё, что от меня потребуют. Если нам нужно идти, мы пойдём
Я вздыхаю.
— Спасибо.
Я бросаю взгляд на то, что на мне надето. Рубашка чёрная, а джинсы забрызганы грязью. Это не очень-то кричало о школьной гордости. Я переворачиваю свой шкаф в поисках чего-нибудь из семейства фиолетового или золотого. Самое близкое, что у меня есть, это лавандовая футболка, которую я не носила с восьмого класса, запихнутая в дальний угол моего шкафа, которая сейчас выглядит достаточно маленькой, чтобы показать мой пупок и половину грудной клетки — нет, уж, спасибо — или тёмно-синий свитер, который, возможно, при правильном освещении и если смотреть на него частично слепому человеку, может сойти за фиолетовый.
Я открываю дверь со свитером и свежей парой джинсов в руках, но мама в своей спальне, переодевается в спортивные штаны, её дверь широко открыта. Она увидит, как я иду в ванную переодеваться, и тогда она точно поймёт, что что-то случилось.
Я закрываю дверь и приваливаюсь к ней спиной.
— Дерьмо.
Когда я открываю глаза, Генри стоит прямо передо мной. Я подпрыгиваю.
— Господи, издавай шум, когда идёшь, ладно?
Он хмурится.
— Я думал, ты хотела, чтобы я вёл себя тихо, когда твоя мама дома.
Ладно, он меня поймал.
— Ты прав, извини. Я просто немного нервничаю. Я точно не планировала выводить тебя в современное общество, пока ты здесь, не говоря уже о том, чтобы тайком провести тебя мимо моей мамы, чтобы сделать это.
Он пожимает плечами.
— Ты смогла незаметно провести меня внутрь. Это не может сильно отличаться.
— Да, ну, в прошлый раз моя мама не была в полутора метрах дальше по коридору.
Я прижимаюсь ухом к двери. Я всё ещё слышу, как мама ходит по своей спальне. Это и хорошо, и плохо касательно жизни в доме, которому двести с лишним лет: я могу точно слышать, где она находится, но и она может точно слышать, где я нахожусь.
Я вздыхаю и кручу пальцем.
— Отвернись.
Он пристально смотрит на меня.
Я поднимаю свитер.
— Мне нужно переодеться.
Он краснеет и отворачивается, вжимаясь в дальний угол комнаты. Он бормочет извинения и хрустит костяшками пальцев, низко наклонив голову, пока я снимаю рубашку.
Это странное чувство — стоять в одном лифчике в комнате с парнем, а холодный воздух, просачивающийся сквозь щели вокруг окна, вызывает мурашки на твоём теле. Я остро ощущаю свою кожу, своё слишком громкое сердце. Я бросаю чёрную рубашку в корзину и натягиваю свитер через голову. Мои волосы потрескивают от статического электричества, и я почти уверена, что размазала дезодорант по ткани, но, по крайней мере, он на мне.
Затем идут джинсы, узкие, которые цепляются за мои лодыжки, когда я пытаюсь их снять. Я прыгаю на одной ноге, пытаясь снять их, и падаю на край своей кровати.
— Ты в порядке? — спрашивает Генри, его голос приглушен стеной.
— Да. Хорошо. Просто продолжай пялиться в стену, Брайтоншир.
Он смеётся, низкий звук, который напоминает мне мурлыканье. И хотя я совершенно подавлена, это заставляет меня улыбаться, зная, что я могу заставить его так смеяться, даже когда его мир рушится вокруг него.
Я безжалостно тяну за лодыжку, пока она, наконец, не поддаётся, затем натягиваю свежую пару джинсов, к счастью, не обтягивающих.
— Ладно. Готово.
Генри поворачивается, но по-прежнему не смотрит на меня.
— Нет, правда, — говорю я. — Теперь полностью одета.
Он поднимает глаза на пару сантиметров и встречается со мной взглядом, и воздух потрескивает между нами. Его радужки темнее, чем раньше, сфокусированы подобно лазеру. Мою кожу покалывает. Что-то тянет у меня в животе, то же самое, что ведёт меня в лес днём и обратно в дом, когда садится солнце. Инстинкт слишком силён, чтобы его игнорировать.
Он отводит взгляд, и это чувство исчезает.
— Я буду… Я одет соответствующим образом?
Хороший довод. Конечно, я привыкла к его одежде — за время работы в лесу я практически прослушала курс истории моды для выпускников, — но все остальные будут пялиться на него, а это значит внимание. Это означает сплетни. Это означает «нехорошо».
— Я возьму кое-что из старой одежды моего отца после ужина. Мне нужно, чтобы ты остался здесь ещё на час или около того. С тобой всё будет в порядке?
— Конечно, — отвечает он, возвращаясь к столу и беря книгу. — Я должен выяснить,
