Витязь: Игра богов. Том 2 часть 2 - Евгений Фарнак

У меня не было ни сил, ни возможности попрощаться с хозяином в ответ. Голова, как и хвост, тут же скрылись в озере, подняв небольшую волну, перехлестнувшую на берег. К счастью, ни лава, ни жар до меня не добрались, мгновенно застыв и превратившись в камень. Как и сама поверхность озера быстро затянулась камнем, на этот раз полностью лишенная любых вкраплений и изъянов.

Глава 12

Я так и остался один сидеть у стены, чувствуя, как силы быстро покидают тело. Темное помещение, в котором остался только тусклый свет, льющийся с потолка, совершенно не подходило под то место, где бы хотелось умирать. Но выбора особого не было. Виверн скрылся под толстой коркой застывшей породы, оставив после себя лишь россыпь драгоценных камушков, которые сейчас ничем не отличались от тех, что появлялись утром в конверте.

Не понимая зачем, но я, уже немеющими пальцами, подобрал один из тех, что лежал поблизости. К счастью для этого не потребовалось тянуться. Смертельная усталость напоминала пудовые гири, подвешенные на веки. Глаза сами закрывались несмотря на все усилия. Но я все равно боролся. Уснуть сейчас — значит не проснуться в реальном мире, там, где меня действительно ждут.

Интерес пересиливал сон и, единственным вариантом, который можно было предложить себе, было изучение такого загадочного минерала. Издали этот кусочек прозрачного стекла ничем не отличался от любого другого. Крепость не проверить, внутреннего блеска нет. Но стоило поднести его немного поближе, как внутри вспыхнул яркий образ. Образ моих девушек, весело переругивающихся меж собой, постоянно стараясь подкинуть шпильку в чью-то историю.

Этот камушек не просто показывал фантазии, он вырывал из моей памяти куски, растворяя их в себе. Как я это понял, а очень просто — внутри кристалла зародился огонек, причем не маленький. И чем больше я думал о Тане или Маше, тем ярче он разгорался, а при добавлении к ним Жели или Ильмеры, так и вовсе засиял ярче стекла, из которого была создана вся эта пещера.

В голове начали плыть мысли, а вместе с этим и растворяться воспоминания. Чем больше думал о своих девушках, чем ярче представлял их, их лица, улыбки — тем тускнея становились сами образы. Этот кристаллик разгорался все ярче и ярче, а в памяти становилось все меньше и меньше недавних воспоминаний. Самые яркие образы стирались первыми, а за ними уходили и грустные моменты, о которых не стоило вспоминать, но, когда не осталось хороших, остались только они.

Пальцы уже не чувствовали, что они держали. Как и вся рука, полностью онемев и держась лишь потому, что этот проклятый пожиратель памяти продолжал притягивать мое внимание, высасывая воспоминания. Мне уже было тяжело представить Таню. Лицо Маши стало на столько замыленным, что она ассоциировалась лишь с однокурсницей. Про Ильмеру и говорить не стоит. Ее в памяти почти не осталось. Лишь смутный силуэт, стоящий передо мной на фоне бушующего океана.

Только Желя еще была вполне осязаема. Я мог представить ее объемную фигуру, выразительное лицо и любимый образ деловой девушки, оставляющей большую толику разврата в расстёгнутых, больше необходимого, пуговицах блузки и глубоком разрезе облегающей юбки. Но ее глаза, скрываемые под декоративными очками, которые она любила не меньше, уже почти исчезли из памяти. Только неприятная встреча с летавицей никак не хотела выходить из головы, словно этот проклятый камень отторгал данное воспоминание.

— Ну уж нет. — Прорычал я, глядя в ускользающие глаза Маши, улыбающейся из маленького камушка.

Не знаю, что вдруг на меня нашло, но этот порыв сдержать было невозможно. Меня словно молнией поразило, заставляя дернуться, стараясь удержать своих девочек. Мышцы, уже давно затекшие, от отсутствия сил, сократились, отправляя этот маленький камушек прямиком в открытый рот.

Волна жуткой боли прошлась по телу, заставляя свернуться калачиком, а потом выгнуться дугой. Каждая клеточка организма получила такой сильный удар, что удержаться в сознании было просто невозможно. Сильнейшая энергетическая волна смыла в океан боли, в котором я благополучно и растворился, проваливаясь в забытье.

Сознание вернулось достаточно быстро. Времени я не знал, но ничего внутри не изменилось. Оставалось только надеяться, что ночь еще не закончилась. Все-таки находясь в логове великого, как он сам себя назвал, можно было ожидать чего угодно. Но пока нужно было подняться с холодного пола.

Прежде, в тоннелях и особенно в огромном зале, было очень тепло, если не сказать — жарко. Сейчас же, когда лавовое озеро застыло, стало весьма прохладно. Особенно холодно было на полу, что и заставило быстро подняться, стараясь перебороть в себе желание крушить всех и вся кругом. Ощущение переполненности энергией, заставляло действовать, что очень сильно мешало думать. Особенно сильно отвлекало то, что член снова стоял торчком, заставляя искать ту, кто поможет снять напряжение, а никак не то, что сказал дракон. Да и толку от того, что он сказал, если из памяти всплывали самые яркие моменты из наших развлечений.

Один только образ Тани, стоящей на коленях со связанными за спиной руками и умоляюще смотрящей на то, как Маша смачно облизывает каменный орган, пока Желя помогает ей, играя с мошонкой. Я едва не спустил в штаны, от одних лишь воспоминаний. А ведь перед глазами мелькали и более пикантные кадры, от которых сводило ноги и скрипели зубы, требую срочно вернуться к ним.

Такого эффекта точно не ожидал. Память стала более ярко описывать каждую из девушек, вырисовывая все до мельчайших подробностей. Я мог вспомнить каждую родинку, каждый крохотный шрамик, в большом количестве оставшиеся после нескольких наших неудачных приключений. Каждая морщинка, каждая складочка, каждое пятнышко стало таким родным, словно уже тысячу лет изучал эти тела.

— Шкафчик! — Постарался одернуть сам себя, решив, что озвученное вслух будет иметь более действенный эффект, нежели просто мысль, которая тут же перебивалась новым образом, от которого штаны уже и без того трещали в районе молнии.

Снова Таня, лежит привязанная к столу двумя ремнями. Ее ноги сильно разведены, привязанные к металлической трубке, а та, в свою очередь, пристегнута цепочкой к ошейнику, дабы она не могла опустить ее. Маша дразнит ее, щекоча тонкой плеточкой, от чего девушка извивается и просит остановиться, но никому и в голову не приходит это сделать. Все знают, что Грознега получает удовольствие, находясь в таком беззащитном положении.

— Шкафчик! — Еще раз рыкнул на себя, отвесив оплеуху для убедительности.

Боль в щеке заставила, хоть и