Маяк потерянной надежды. Исповедь невротика - Мария Заботина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне хотелось бы заплакать, чтобы стало хоть немного легче, но слез нет. Только ком в горле, который мешает говорить и дышать, и от него никак не избавиться. Теперь я знаю, что самое отвратительное чувство на свете – это безысходность. Когда видишь, что твой самый родной и любимый человек медленно умирает, но ты ничем не можешь ему помочь, потому что все двери и лазейки закрыты. Просто плывешь по течению, изнемогая от душевной боли…
Эта безысходность не покидает меня с той минуты, как врачи сказали нам, что надежды больше нет. Я до сих пор не понимаю, как смогла это вынести и почему все еще жива. В тот момент мне хотелось умереть самой, лишь бы не испытывать того ужаса обреченности. Я просила Бога только об одном: не мучить тебя, потому что ты не заслужила такую смерть. И той же ночью ты ушла.
Я не верю, что это случилось на самом деле. Не могу найти в себе сил посмотреть в лицо этой страшной беде. Сейчас мне кажется, что я никогда не справлюсь с той болью, которая медленно разъедает мою душу. Я никогда не смогу обнять тебя и рассказать, как сильно тебя люблю! Рассказать, что без тебя все бессмысленно, что я уже не чувствую себя цельной. Прости, что не смогла проститься с тобой в последний раз! Это выше моих сил. Для меня ты навсегда останешься живой!
Спасибо за то, что была со мной и подарила мне самое лучшее детство. Прощай, мое сердце и моя душа!»
* * *
Я думала, что после похорон мне станет легче. Но заблуждалась.
Дни шли, а боль все так же разрывала мое сердце, стоило мне хоть немного прийти в себя. Каждое утро начиналось с осознания, что бабушки больше нет. И я понимала, что это, увы, не сон. Когда я прокручивала в голове мысли о том, что больше никогда не смогу увидеть ее, обнять или просто услышать родной голос, меня накрывали приступы панических атак. Так продолжалось по кругу, бесконечно. И этот процесс был мне неподвластен, я не могла его остановить. Я не понимала, почему Бог забрал ее так рано. Ведь она так хотела жить, у нас впереди было столько планов! Она так хотела побывать на моей свадьбе и понянчить моих детей. Я всегда отмахивалась от этой темы и была уверена, что мы все еще успеем… И вдруг – все оборвалось в один момент. И у меня уже не было возможности что-либо изменить.
Я продолжала просыпаться каждое утро, но не видела в этом смысла. Мне не хотелось вставать с кровати, есть, пить, принимать таблетки, брать в руки телефон. Целыми днями я лежала под одеялом и смотрела в одну точку в ожидании спасительного сна. После смерти бабушки в голову все чаще стали приходить мысли, что в этом мире я осталась одна. Человека, который любил меня сильнее всех на свете, больше не было на этой планете. Между нами с самого детства возникла особая душевная и эмоциональная связь. Никто не понимал и не чувствовал меня так, как она.
Я никогда особенно не сближалась с родителями, и сейчас ощущала это еще сильнее, чем раньше. Их присутствие иногда раздражало, мне не хотелось с ними разговаривать, не хотелось их заботы. Я не хотела, чтобы кто-то старался заменить мне ее, хотя осознавала, что папа и мама лишь пытались поддержать меня в этот трудный момент.
Я попросила Киру сообщить нашим общим знакомым, что я была не в состоянии вынести их соболезнования и поэтому не реагировала на звонки и сообщения. Я не могла ни с кем разговаривать, мне было невыносимо видеть сочувствующие взгляды. Я знала, что за меня переживали, но у меня не было сил слушать слова поддержки. Все, кто знал о моей беде, постоянно интересовались здоровьем бабушки и предлагали свою помощь. Но с того дня, когда врачи вынесли нам страшный приговор, я перестала всем отвечать. Теперь для меня это было сложно вдвойне.
Однако, несмотря на осознанную изолированность от внешнего мира, я чувствовала, что мои близкие люди рядом. Друзья присылали цветы, еду из ресторанов, фрукты и другие приятные мелочи. Они пытались подбодрить меня и показать, что я не одна с этим горем. И это было бесценно.
Я ни на секунду не могла забыть о том, что бабушки больше нет. Моя душа сжималась от боли и отчаяния, мне хотелось полностью отключить сознание, лишь бы ничего не чувствовать. Я не могла самостоятельно с этим справиться и повлиять на свое состояние. Временное облегчение приносили транквилизаторы, но они не могли избавить меня от постоянной пронзающей боли. Теперь я знала истинное значение слова «страдание».
Мне все время было трудно дышать, и это лишало меня последних сил. Еда вызывала отвращение и тошноту. Кире приходилось кормить меня с ложки, как маленького ребенка. Все вокруг говорили, что со временем это пройдет и моя печаль утихнет. Я верила и ждала. Но сколько времени должно пройти, прежде чем станет хоть капельку легче? Я не знала ответ на этот вопрос. Кира – тоже.
Представить дальнейшую жизнь без бабушки я пока не могла, да и не хотела. Иногда мне казалось, что в конце концов моя боль меня убьет. Я никому об этом не говорила, но такие мысли часто крутились в моей голове. Целыми днями я читала молитвы об упокоении, и на сердце становилось немного светлее. Я верила, что бабушке там намного лучше, чем мне здесь. И это придавало мне сил, чтобы прожить очередной день.
Мамино состояние тоже начинало меня беспокоить. Она все время плакала и перестала быть похожей на себя. Я была уверена, что помимо переживания бабушкиного ухода, она винила себя в том, что я оказалась в таком состоянии.
Каждый раз, вспоминая, что теперь на Земле у нее не осталось ни одного родного человека, кроме меня (ведь она похоронила маму), мне становилось стыдно за свое поведение. Я должна была поддерживать ее и быть рядом, а не упиваться своим горем в одиночку. Но такие просветления длились недолго. Вскоре меня накрывал очередной приступ тоски и отчаяния, и я снова не могла думать ни о чем, кроме собственной боли.
Спустя несколько дней после похорон мне начало казаться, что я схожу