Мотылек атакующий - Екатерина Островская

Вечерами по-прежнему шли бои, но клуб открывался лишь на пять часов, а все остальное время шла перестройка. Потом «Колизей» и вовсе закрыли на неделю. С официантами и официантками занимались английским приглашенные преподаватели университета. А для Маши вызвали из Японии сэнсэя ханси – обладателя восьмого дана по айкидо, который очень плохо говорил по-английски и совсем не умел улыбаться. Работал он с Машей в полную силу, и по вечерам у нее болело все тело после многочисленных падений.

Однажды, тяжело поднявшись с ковра, Маша шагнула к японцу, но тот отступил и поклонился так, как будто схватка с ним закончилась. Потом опустился на колени и рукой показал, чтобы Маша села напротив. Сэнсэй помолчал, а потом, тщательно подбирая слова, сказал:

– Ты – не седанся в айки додзе. Ты – юданся, сэнпай. Может, сихан. Приходи в Японию, сдавай экзамен и станешь сихан. Сдавай тай, а потом шин.

У присутствующего при этом Хегая округлились глаза, потому что только он и Маша поняли, что сказал сэнсэй ханси.

Маша склонилась в почтительном поклоне.

– Аригато, сэнсэй.

Японец поднялся, грозно посмотрел на Хегая, а потом улыбнулся Маше.

– Я все сделал тебе. Теперь ты сама. Твой дух высоко.

Затем направился к выходу. Но перед тем, как открыть дверь, обернулся и поклонился Маше.

– О ки о цукэтэ, – прозвучали в тишине его слова.

И японец вышел из зала.

Хегай проводил его взглядом, а потом подошел к Маше.

– Ты поняла? – восторженно произнес он. – Если великий мастер говорит, что у тебя уровень шестого дана и ты опытный боец, то, значит, так и есть. Он даже сказал, что ты сможешь сдать в Японии оба экзамена: и физический, и духовный.

– А что сэнсэй сказал перед тем как уйти? – спросила Маша.

– О ки о цукэтэ? Это значит – береги себя.

Прошло три недели. Только Маша не следила за временем, потому что время как бы остановилось – не было в нем ничего, что заставило бы ее душу успокоиться. Она общалась с Кущенко, словно тот был ничего не значащим для нее человеком. Видела его сына и еле сдерживалась, чтобы не ударить его. Артем заходил в зал, где проходили ее тренировки, наблюдал пару минут и уходил. Однажды он поймал ее на выходе из клуба.

– Я каждый вечер поджидаю тебя у твоего дома, но ты не приходишь. И в два, и в три ночи тебя нет. Где ты ночуешь?

– Не надо меня ждать, – ответила Маша, – я сама тебя найду, когда настанет момент.

– А когда он настанет? – спросил Артем, сгорая от желания.

– Скоро.

– Ты с отцом сейчас? – не мог успокоиться Кущенко-младший. – Зачем тебе он?

– Это мое дело, – сурово произнесла Маша.

Повернулась, чтобы уйти, и услышала, как Артем за ее спиной резко выдохнул, надеясь успокоиться, снять раздражение. Но успокоиться парень не мог. Снова догнал ее и крепко схватил за руку.

– Я знаю, что ты не такая, как все. Зачем тебе мой отец?

– Мне не нужен никто, – усмехнулась она и легко ушла от захвата. – А все остальное – ваше семейное дело.

Маша поехала домой, решив быть еще осторожнее, чтобы ни Артем, ни его отец не могли догадаться, где она живет. Поэтому даже своей машиной перестала пользоваться, чтобы по номеру не определили владельца.

Мышкин по-прежнему находился в следственном изоляторе.

Маша надеялась, что диск с записью видеонаблюдения поможет ему, но адвокат сказал: факт, что прокурор Порываев получает деньги от известного предпринимателя, сам по себе интересный, но никак им не пригодится: следователь содержится под стражей совсем по другому обвинению. Ложному, конечно, но доказывать абсурдность этого обвинения, как и разрушать сфабрикованные против него факты, придется в суде, и именно подготовкой к судебному заседанию Иванов сейчас занимается. Если во время судебного разбирательства станет ясно, что решение принято задолго до суда и приговор Мышкину уже подготовлен, тогда придется выходить на Порываева и обменивать эту запись на свободу для следователя, потому что суд откажется рассматривать видеосъемку как не имеющую отношения к данному делу. Что же касается самого Порываева, то работа по сбору доказательств его преступной деятельности продолжается. Не так быстро, может быть, но все же ведется. И кое-что уже удалось раскопать.

Адвокат говорил, но особой уверенности в его словах Маша не чувствовала.

Андрея она больше не видела. Однажды пришла в школу, но охранник, скучавший у входа, сообщил ей, что зал закрыт, Бармин не появлялся здесь больше двух недель. Тогда Маша отправилась к Андрею домой. Возле подъезда подняла голову, посмотрела на балкон второго этажа, увитый зелеными плетями, среди которых во множестве виднелись крупные огурцы, и поняла, что Андрей и в квартире не появлялся. А поговорить с ним хотелось.

Ей хотелось хоть с кем-нибудь поговорить. Но маме всего не расскажешь. С Риткой она перестала даже созваниваться. Никого теперь у Маши не было… Правда, она почти подружилась с Аней Врубель.

Однажды Аня притащила на тренировку огромный чемодан и пару сумок. Объяснила:

– Хозяйка из квартиры выставила. Я уже нашла другую хату, но туда можно только со следующей недели. Так что пару дней придется здесь, в раздевалке, мыкаться.

– Поживи пока у меня, – предложила Маша.

Но пожить им вместе не получилось, хотя вещи были перевезены, и они вдвоем сходили в магазин за раскладушкой. Потому что тем же вечером Маша уехала в Москву.

Поехала она туда непонятно зачем. Может, от тоски, может, для того, чтобы не мешать Ане, а может, и в самом деле захотела увидеть бой Федора Емельяненко, посмотреть который ее пригласил Кущенко. Маша согласилась, однако поехала одна, а не в его автомобиле. Алексей Филиппович возражать не стал, хотя желание Маши отправиться в Москву поездом ему явно не понравилось.

Они условились встретиться у входа в спорткомплекс «Олимпийский», после чего Алексей Филиппович проведет ее на трибуну. А по окончании схватки владелец «Колизея» обещал познакомить с великим бойцом. Еще Кущенко сказал, что, по всей видимости, удалось договориться о создании федерации женского миксфайта и в ближайшем будущем бои станут по-настоящему легальными и будут проходить в больших спортивных залах. Международные встречи тоже можно будет проводить постоянно.

Маша вошла в купе перед самым отправлением поезда. Там уже сидели две немолодые женщины, одна из которых держала на руках внука. Вероятно, обе прибыли на вокзал заранее и сразу зашли в вагон, едва подали состав. Они уже познакомились, освоились и продолжали свою беседу, не обращая внимания на вошедшую попутчицу.

– Когда этот закон приняли, – рассказывала та, что держала ребенка, – мы с дочкой обрадовались. Думали, все, кончились наши мучения. Вроде так и случилось, зять на работу устроился. Не инженером, правда, а стекла в машинах вставлять. Один раз даже зарплату принес. Тридцать тысяч почти. Хорошие деньги, если учесть, что мы от него последние годы, кроме разорения, ничего не видели. Но только рано мы с дочкой радовались. Вскоре он снова стал поздно приходить, а потом деньги пропали из дома… Дочка побежала к нему на работу и узнала, что его там уже больше недели не видели. Сказали, что сам уволился, хотя претензий к нему никаких не было. А вечером зять вернулся – в глаза не смотрит, а самого аж трясет. Я спрашиваю: «Как на работе дела?» Он врет, что все нормально, но работы очень много, приходится задерживаться. В общем, поняли мы, что за старое взялся. Только куда ходит – непонятно, ведь игровые залы закрыты теперь по новому закону.

Женщина вздохнула, помолчала, а затем продолжила:

– Дочка все-таки выследила его. Он в какую-то щель юркнул, а над дверью вывеска, мол, лотерея внутри. Дочка хотела туда войти, чтобы упросить мужа домой вернуться, но охрана ее не пустила. Татьяна под дверью осталась стоять. Часа два стояла, пока охранники полицию не вызвали. Притащили ее в отдел. Дочка им пыталась объяснить, что в том помещении игровые автоматы, но на нее так наехали! Обматерили, протокол составили об административном нарушении, якобы она в пьяном виде оскорбляла общественную нравственность. Велели ей штраф платить. А за что? За то, что мужа-игромана вытащить хотела? Пошла Таня в прокуратуру, а заявление не желают принимать. Расплакалась она. Ведь такие унижения: полдня в полиции ее продержали, в обезьяннике вместе с бомжихами, теперь из прокуратуры гонят. Но заявление все же приняли. А вечером, когда дочка к подъезду подошла, ее остановили два типа, по виду – просто бандиты, и предупредили, что если она в полицию сунется, в прокуратуру или еще куда, то ребенок ее может остаться сиротой. Слава богу, только угрожали, бить не стали. В общем, Татьяна опять бегом в прокуратуру. Там говорят, что заявление проверяют, в течение месяца пришлют ответ. Ну что же, раз так – надо ждать.

Рассказчица снова тяжело вздохнула. Маша придвинулась к окну. Ей хотелось спать, но она невольно все слышала, голос попутчицы так и лез в уши.