Дело о продаже Петербурга - Андрей Воробьев

Когда гостья представилась Чекулаев вскочил с кресла, взял руку девушки и пожал ее. Наступила короткая пауза. Женевьеве показалось, будто он размышляет: на каком языке общаться? Он бросал отчаянные взгляды через плечо гостьи — нет ли там секретарши? Но секретарши не было, и Чекулаев заговорил по-русски. Правой рукой он отчаянно жестикулировал, а левой время от времени поднимал и швырял телефонную трубку.

— Мадам, вы впервые в нашем городе?

— Нет, но я впервые хочу брать интервью про русские выборы («Главное, поменьше врать, а пока я еще не вру»).

— А я, к сожалению, еще не был в Париже. Говорят, это тоже очень красивый город. А главное, мадам, там нет таких проблем, как у нас. Кстати, что вы знаете о наших проблемах?

— Я знать очень мало. Раньше у вас был мэр Собчак, потом им стал Яковлев…

Услышав первых постсоветских градоначальников, Чекулаев пришел в легкое возбуждение.

— Вам повезло, что Собчак жил в Париже как гость, не претендуя на пост парижского мэра! Конечно, он умел устраивать праздники и презентации. Но кроме праздников есть еще и будни. Что же касается Яковлева… Из него получился бы неплохой мэр Самары, Воронежа, может, даже Москвы. Но он не понимал, что возглавлял великий город, который не может жить без великой идеи. Править этим городом должны люди, умеющие отличать будни от праздников. Вы понимаете меня?

Женевьева кивнула, сознавая, что первый раз врет собеседнику.

— Те, кто будут писать новые законы для Петербурга, должны подходить к городу комплексно. Нельзя назвать Питер городом музеев или городом заводов. В первую очередь — это город людей. Помните, у вашего Сент-Экзюпери есть книга «Земля людей»? Так вот, наш город должен быть городом людей. Тот, кто хочет в нем работать — должен работать, тот, кто хочет учиться — учиться. Главная задача будущих депутатов — заткнуть дыры, через которые вытекают бюджетные деньги. И тогда их хватит всем на достойную жизнь. Лишь тогда можно наладить производство и отреставрировать Эрмитаж…

— Скажите, почему ваш блок называется «Братцы-ленинградцы»?

— Есть песенка с такими словами, — Чекулаев встал, вдохнул полной грудью и познакомил Женевьеву со своими вокальными данными. — Мы все, кто родился в этом городе, должны объединиться. Но не во имя какой-нибудь политической абстракции, а потому что живем здесь и намерены жить дальше. Хотя, как вы прекрасно понимаете, в последнее время жить здесь стало очень трудно.

«Неужели он сам верит во все то, что говорит? — подумала Женевьева. — Судя по всему — да.

— К великому счастью, Париж забыл о таких проблемах еще в средние века, — продолжал с пафосом лидер, — но наш блок сможет решить их, если, конечно, нас поддержат избиратели…

— Господин Чекулаев, — снова перебила его Женевьева, — ведь вы не считаете себя профессиональным политиком (лицо собеседника исказила гримаса отвращения, будто кому-то пришло в голову, что он профессиональный гей). Расскажите о вашей биографии. Почему она так изменилась в этом году, и вы занялись новым для себя делом?

— Родился на брегах Невы! Как и подобает талантливому человеку, в школе получал двойки и был заводилой. Это, как бы сказать, неформальный лидер. Закончил институт, работал. Как говорится, все мы вышли из КПСС, я тоже. При Горбачеве начал заниматься бизнесом.

— Расскажите о том, как вы начинали ваш бизнес, — попросила Женевьева. — Я слышала, это было очень трудно.

Чекулаев не успел ответить на вопрос. Дверь раскрылась, в кабинет заскочил невысокий мужчина. В отличие от своего начальника, он был застегнут на все пуговицы.

— Александр Борисович, я до вас дозвониться не смог, поэтому сразу приехал. Нам уже пора.

Чекулаев впервые за время беседы бросил взгляд на электронные часы, украшавшие стену. Выражение его физиономии напомнило гримасу пилота, узнавшего о разгерметизации аэробуса.

— Извините, мадам. Совсем забыл. Сегодня вечером именины у моего старого друга и партнера. Разумеется, по бизнесу. Поэтому, интервью придется отложить. Впрочем, может быть, вы согласитесь поехать со мной? Он живет на небольшой вилле, недалеко. Вы побываете в настоящей русской бане и увидите, как мы умеем отдыхать.

Женевьева задумалась. Если она откажется, то день пройдет полностью впустую, не считая одной сломанной руки. Тем более, о русской бане она много слышала. Настала пора и увидеть.

— Я дать согласие, — очаровательно проворковала она.

Чекулаев хотел было рассказать Женевьеве, кто такой нынешний именинник и что такое русская баня, однако в кабинет влетела целая толпа сотрудников, которая буквально вытащила лидера избирательного блока из кабинета и поспешила с ним к машине. Женевьева шла рядом и замечала, с какой злостью смотрят на нее две секретарши, сопровождающие своего шефа.

Вилла именинника располагалась в Озерках и занимала немалый кусок побережья Нижне-Суздальского озера. От Выборгского шоссе ее укрывал высоченный забор.

Чекулаев опоздал. Гости — человек двадцать — были уже в сборе и успели начать празднование. Они сидели прямо на берегу, вокруг длинного импровизированного стола. От мангалов поднимался шашлычный аромат. Жаркое еще не было готово, и в ход шли более простые закуски. Садясь на предложенный ей стул, Женевьева опрокинула ногами две пустые водочные бутылки. Они со звоном покатились под столом в разные стороны.

Француженке пришлось туго. Разумеется, ее попытались напоить, причем водкой. Она сумела отбиться и тщательно следила, чтобы ей наливали только столовое вино. Наливать пытались часто, и гостью утешало лишь одно: на долю остальных гостей выпало гораздо больше испытаний.

Рядом с Чекулаевым ей сесть не удалось. Сосед слева — муниципальный депутат — постоянно расспрашивал про Францию, про Жака Ширака и Алена Делона. Когда он узнал, что собеседница никогда не брала интервью у обоих, огорчился. Сосед справа — телевизионный клерк — напротив, рассказывал ей о современной России. Оба были пьяны и под конец стали спорить друг с другом через голову Женевьевы — о Шираке или России, она так и не поняла.

Когда были съедены шашлыки, гости разделились на несколько групп. Чекулаев о чем-то беседовал с хозяином, невысоким увальнем с чуть раскосыми глазами. Он пообещал француженке поговорить позднее, а пока поручил ее заботам обеих секретарш. Они уже напились и перестали ревновать француженку к своему шефу, зато пытались выяснить отношения между собой. Александр Борисович их примирил и предложил попариться в бане.

Женевьеве и ее новым спутницам пришлось долго ждать, пока парилка освободится. В парной сидели одни мужчины, и хотя они то и дело приглашали девушек зайти внутрь, те отказывались. Пришлось сидеть в предбаннике, продолжая выпивку.

Уже стемнело, когда Женевьева смогла познакомиться с русской баней. Однако подходящих экскурсоводов не оказалось. Пьяные секретарши шатались по парилке как лабораторные лягушки, выскочившие из колбы со спиртом. Немного помахав друг на друга вениками, они вышли из парилки, Женевьева — за ними.

Одевшись, француженка вышла на улицу. Она все еще не решила, стоит ли уходить, так и не закончив интервью? Поблизости Чекулаева не было видно: он, как и большинство гостей, ушел в дом. Женевьева вышла на пирс, все еще мокрый после того, как голые гости сперва прыгали с него в озеро, а потом вылезали на сушу. Но любоваться первыми звездами пришлось недолго. Сзади послышались шаги. Телевизионный чинуша хотел познакомиться с француженкой поближе, однако уже был в состоянии, когда человек не понимает, о какой близости идет речь. Женевьева терпела его минут пять, пока он не пустил в ход руки. После этого она просто толкнула его, как следует.

Телевизионщик, как кабан, навернулся с мостков в тину. Тащили его всем миром, прибежав из дома. Женевьева оказалась в выигрыше: она снова встретила Чекулаева и на этот раз от него уже не отстала. Покуда мокрый кавалер рассказывал спасателям, как поскользнулся на мостках, Чекулаев и «журналистка» сели за опустелый стол.

Женевьева уже поняла, что ее собеседник в том состоянии, когда можно задать любой вопрос. Поэтому, выслушав очередной минимонолог про «город людей», Женевьева наконец-то спросила:

— Александр Борисович, как я помню, нас прервали на том, когда вы мне начали рассказывать о вашем бизнесе после падения коммунизма.

— Вы неправильно меня поняли! — хохотнул Чекулаев, которого выпитая водка рассмешила необычайно. — Никакого своего бизнеса у меня тогда не было. Я работал на государственном предприятии, в Речном порту. Там я и постиг азы рыночной экономики.

Получить ответ на вопрос, что такое «азы» Женевьева не успела. К Чекулаеву подошел именинник:

— Александр Борисович, с вами хотят поговорить.