Бравая служба - Роман Хаер

Все свои прежние хождения в иные миры я проделывал в течение трех-четырех дней, максимум недели – и не более того. Так что спокойно использовал в своей экипировке предметы достаточно нестабильные. К примеру, мономолекулярное покрытие на мече, благодаря которому я всегда был вооружен невероятным для мира Ворк оружием, через неделю эксплуатации в этом мире прекращает свое существование. В руках останется тупая железка. Любой местный деревенский кузнец скует за полчаса гораздо более приличное оружие. Но это не самое неприятное – гораздо хуже остаться, к примеру, без трикета или стрикета (некоторые наномикросхемы в них становятся нестабильными по истечении месяца пребывания в другом мире). В случае работы среди хищников при длительных путешествиях возникает ряд дополнительных сложностей. К примеру, коллоидная маска теряет свои свойства через две, максимум три недели эксплуатации. Согласитесь, очень странным покажется окружающим оркам, у которого лицо внезапно потечет, как смола. Опять же клыки могут рассыпаться после четырех-пяти недель эксплуатации.

Психологическое воздействие окружающей среды тоже необходимо учитывать. Как древние космонавты, вращаясь в течение месяцев на орбите вокруг Земли, помимо ослабления костей скелета под действием невесомости испытывали ужасное давление на свою психику безвоздушным пространством за бортом (по слухам, кости потом восстанавливались гораздо быстрее нервов), так и другие миры при долгом пребывании там действуют на головы людей чуждой реальностью. При коротких джи-прыжках это незаметно, но при длительных путешествиях накладывает определенный отпечаток на личность джисталкера. Впрочем, в этом плане у меня уже имелся хороший стаж – суммарное мое нахождение только в мире Ворк за всю карьеру составило больше года (приближается порог десяти тысяч «джичасов» работы – «десятитысячников» среди джисталкеров мало, и это очень почетное звание).

Эти и другие аспекты предстоящей работы мы и мусолили на многочисленных планерках, заседаниях, согласованиях и прочих обсуждениях.

Первое. Психологический аспект – явление до сих пор малоизученное, и уважаемые психологи делают свои выводы скорее по косвенным данным (тестам, ключевым словам и ответам на каверзные вопросы), чем согласно строго научным замерами мозговой активности, к примеру, или другим измеряемым точными приборами характеристикам нервной системы. Поэтому состояние моего психологического здоровья будет зафиксировано всего два раза – в начале путешествия и в конце (если точные приборы на промежуточных этапах не укажут на явные отклонения). На промежуточные собеседования у нас нет времени.

Второе. Проработка предстоящего маршрута путешествия с учетом специфики моих деловых связей. Весь участок был разбит на отрезки, которые я должен буду стараться проходить согласно плану.

Третье. Сами отрезки пути привязывались непосредственно к местности. Осуществить переброс джисталкера с Земли напрямую, к примеру, в город Оргбург – несколько затруднительно (впрочем, это еще мягко сказано – в Оргбург прыгать просто-напросто самоубийство). Поэтому маршрут предстоящего путешествия прокладывался с учетом прохождения через удобные для джипрыжков точки. В конце каждого отрезка возможны опять же два варианта.

В первом случае мне предстоит изыскать способ уединения (отрыва от подзаряжающего меня кота). После чего я возвращаюсь на Землю, мгновенно меняю все свое снаряжение и оборудование на новое и возвращаюсь обратно. Отчеты мне в этой ситуации сдавать не требовалось (все-таки работа в солидной конторе имеет ряд преимуществ). Во втором случае – в укромном месте меня будет поджидать контейнер с недавно принесенными с Земли приборами и оборудованием, либо курьер передаст мне все необходимое при якобы случайной встрече. Какой из этих вариантов будет использоваться – зависит от окружающей обстановки, хотя для меня психологически было бы проще прыгнуть домой.

Ко времени официального окончания рабочего дня конца-края всем этим согласованиям видно не было. Тут я не выдержал и взбунтовался. Руди меня понял и поддержал, после чего произошла замена игрока, ничуть не повлиявшая на качество игры. Саня по компетентности официальных знаний о некоем «джисталкере Тиме» превосходил меня на порядок. А если он чего-то не знал (хоть это и маловероятно), под рукой у него всегда имелся Дима.

Я же отправился на стадион к Лере Ягуаре, победил слабую (ха-ха-ха три раза) девушку в спарринге, после чего мы долго болтали, пока она валялась в регенерационном кресле. Лера ревела и жаловалась на своего очередного бойфренда, который не понимает ее тонкую натуру. Морально поддержав слабую (на этот раз без шуток) девушку, я попрощался, предупредив о своем долгом отсутствии, и отправился к дочери.

Прощание со своим ребенком описывать не буду по причине малой интересности этого события для всех, кроме собственно отца и дочери. Потом день неожиданно закончился, и я пошел спать.

Утром залез в теплую воду с зеленой краской и через пятнадцать минут после выхода из ванной комнаты уже стоял напротив гашек-камеры в зале старта на работе. Всю одежду и снаряжение заботливые сотрудники обновили, новая коллоидная маска и вставная челюсть, копия прежней с точностью до одного микрона (во всяком случае, разницы я совсем не чувствовал), были уже на мне. Впрочем, последняя рабочая неделя и постоянные возвращения торжественность момента сбили, и никакого нездорового ажиотажа мой очередной джипрыжок не вызвал. Дело было ранним утром, и провожали меня неизменные Саня и Дима. К нашей маленькой компании привычно присоединился Рудольф Иванович, внесший в момент провожания свою небольшую лепту. С тех пор как Руди стал присутствовать при моих джипрыжках, в неизменную традицию (пятьдесят граммов перед прыжком) он привнес соответственные уровню фирмы изменения. Теперь традиционный русский напиток, имеющий веское название «водка», заменил ее шотландский аналог с несерьезным наименованием «виски», но с не меньшей градусностью. Последнее обстоятельство способствовало тому, что приятели-предприниматели с радостью приняли этот апгрейд, тем более что виски Рудольф Иванович выбирал очень дорогой и, естественно, оплачивал из своего кармана.

– Ну, за удачу, – провозгласил неизменный тамада Саня, мы чокнулись и опрокинули вовнутрь по пятьдесят граммов обжигающей сущности ячменя.

Через пять минут на лесной поляне уже в совершенно другом мире я встретился со своим старинным другом-котом.

Вот за что я люблю кошек, так это за отсутствие пресловутого «чувства долга». Некоторые назовут это предательством, некоторые легкомыслием, а по мне, это называется одним словом – свобода. Зато если уж кот любит, то он любит нас именно такими, какие мы есть, а вовсе не за то, что сегодня ему выданы особо вкусные кошачьи консервы (про консервы этот пушистый комок шерсти забыл ровно через секунду после того, как они кончились). И, поев, кот не виляет хвостом, выражая невероятную благодарность покормившему хозяину, – он просто становится доволен жизнью и делится этим удовлетворением со всеми, кого он любит. Причем любовь это гордая, не терпящая панибратства: можно погладить за ушком, можно животик почесать – и не более того. Попробуйте потрепать кота по загривку, и, скорее всего, через секунду состоится близкое знакомство с выпущенными коготками – в крайнем случае усатый аристократ оскорбится и, преисполненный чувства собственного достоинства, отойдет в сторонку.