Лирика Древнего Рима - Катулл

Не без причины разит молнии гневный удар;

Этим привык неизменно карать неверных любовниц

Некогда плакавший сам, ими обманутый бог.

55 И потому не гонись так жадно за платьем сидонским,

Чтоб не робеть, когда Австр на небе тучи сгустит.

Клятвой влюбленному лгать, с ним ночь провести обещая,

Это — в невинной крови руки свои обагрять.

Вот мой обычный припев! Я не раз в одинокие ночи,

С боку на бок вертясь, глаз не смыкая, лежал.

5 Хоть бы растрогал тебя над рекой изнывающий Тантал,

Чью воспаленную грудь лживая дразнит вода;

Хоть бы тебя поразил Сизифа труд непомерный,

Что на вершину горы тяжкую ношу влачит.

Все ж на земле ничего нет ужаснее доли влюбленных;

10 Если ты это поймешь, побережешься любви.

С завистью все лишь недавно меня называли счастливцем, —

Ныне лишь раз в десять дней принят бываю с трудом.

В пропасть с утеса теперь охотно я брошусь, злодейка,

Собственноручно готов яда себе натолочь.

15 Мне приходится спать на дорогах под хладной луною

Или сквозь щели в дверях нежные речи шептать!

Все же, хоть это и так, менять госпожу я не стану:

То-то заплачет она, верность мою оценив!

Ненависть часто родят бесконечные жалоб потоки;

Если мужчина молчит — женщина сдастся скорей.

Если видал что-нибудь, упорно тверди, что не видел;

Если пришлось пострадать, муки свои отрицай.

5 Что, если б годы мои убелились уже сединою

И на иссохших щеках вяло морщины легли?

Не презирала, о нет, Тифонову старость Аврора,

Не покидала его сирым в восточной стране.

Часто сходила она, ласкала в объятиях нежных,

10 Не успевая коней выкупать и привязать,

И, обнимая его, почивая вблизи от индийцев,

Вечно роптала, сердясь на возвращение дня.

На колесницу всходя, немилость богов проклинала

И неохотно несла службу свою на земле;

15 Радости больше она от живого Тифона познала,

Чем испытала скорбей в час, когда умер Мемнон.

Дева прекрасная спать никогда не стыдилась со старцем

И целовать без конца белые кудри его;

Ты же, изменница, мной, ты юношей даже гнушалась,

20 Хоть и придется самой скоро старухою стать.

Что ж! Я терзаться теперь так сильно не стану: ведь часто

Грозен к тому Купидон, с кем он был милостив встарь.

Что ты, в безумье пустом расписным подражая британцам,

Глянцем заморским, смеясь, волосы мажешь себе?

В виде природном своем прекрасно всякое тело;

Римское портит лицо красок заморских позор.

5 Множество мук под землей пусть женщину ту ожидает,

Что из бессмысленной лжи кудри меняет свои.

Что до меня — без труда ты мне можешь казаться прелестной:

Всех превзойдешь красотой, будь лишь почаще со мной!

Если окрасит виски себе женщина синею краской,

10 Станут ли нам потому синие лица милей?

Так как ведь нет у тебя ни сына, ни брата родного,

Буду я сыном твоим, буду и братом родным.

Пусть твое ложе само тебя охраняет надежно,

Мазать так сильно лицо лживою краской не смей!

15 Иначе я — берегись! — поверю сплетням и слухам:

Через поля и моря скачет мирская молва.

Хоть против воли моей ты, Кинфия, Рим покидаешь,

Рад я, что будешь одна жить в деревенской глуши:

Там, в непорочных полях, обольститель не явится юный,

Чтоб добродетель твою лживою речью смущать.

5 Там под окошком твоим не завяжется шумная ссора,

Сна не нарушит тебе чей-нибудь страстный призыв.

Кинфия, будешь одна глядеть на одни только горы,

И на стада и поля — бедных уделы селян;

Там никакие тебя соблазнить не смогут театры

10 Или же храмы — твоих место нередких проказ.

Там ты изо дня в день увидишь, как пашут волами

Иль как искусным серпом кудри срезают у лоз.

Изредка будешь носить в часовню убогую ладан,

В час, как на сельский алтарь жертвенный ляжет козел;

15 Ноги затем обнажив, подражать хороводу начнешь ты, —

Лишь бы не видел никто из посторонних мужчин.

Я ж на охоту пойду. Теперь мне нравится больше,

Снявши Венере обет, жертвы Диане носить.

Буду ловить я диких зверей, рога их на сосны

20 Вешать и лютых собак буду натравливать сам;

Но никогда не рискну нападать на львов-великанов

Иль в опрометчивый бой ринуться с дикой свиньей:

Право, довольно с меня отваги, чтоб брать боязливых

Зайцев и, взвивши стрелу, птиц поражать на лету

25 Там, где красивый поток Клитумн394 осеняет своею

Рощей и моет волной снежное стадо быков.

Ты, моя жизнь, всякий раз, как задумаешь что-нибудь, вспомни,

Что через несколько дней к двери приду я твоей.

Не в состоянье, поверь, помешать ни безлюдье дубравы,

30 Ни клокотанье ручьев, льющихся с мшистых вершин,

Имени чтоб твоего не склонял мой язык постоянно, —

Лишь бы вдали, за спиной, не навредил мне никто.

Что же ты плачешь сильней Брисеиды отобранной? Что ты,

Робкая духом, грустишь, как Андромаха в плену?

Что безрассудно богам моей докучаешь изменой?

Что ты скорбишь о моей верности, сгинувшей вдруг?

5 Так над могильным холмом соловей не поет, заглушая

В Аттике плачем ночным395 листьев Кекроповых шум;396

Так на смятенный Сипил397 не льются Ниобы тщеславной

Слезы, потоком своим моя двенадцать могил.

Руки мне пусть закуют в оковы из меди тяжелой

10 Или в Данаин чертог тело мое заключат, —

Ради тебя, моя жизнь, разорву я и медные цепи,

И из Данаиной я выйду железной тюрьмы.

Злая молва про тебя стучится мне в уши глухие, —

Не сомневайся и ты в стойкости твердой моей.

15 Матери прахом клянусь, клянусь я родителя прахом

(Горе мне, если солгу: тяжек мне будет их прах!) —

Верным остаться тебе, моя жизнь, до загробного мрака:

Верность единая в нас, будет единой и смерть!

Если бы слава твоя, красота бы меня не пленяли,

20 Так удержать бы могла легкость служенья тебе

Вот уж седьмая давно протекла колея полнолуний,

Как про меня и тебя на перекрестках шумят;

Мне же порой под шумок так ласково дверь отворялась,

Мне удавалось не раз ложе твое посетить.

25 Не покупал я ночей обольщеньями ценных подарков:

Счастье мое создала щедрая милость твоя.

Многим желанна была, но ко мне одному ты стремилась,

Как же забыть я могу нежную душу твою?

Мучьте тогда вы меня, трагедий Эринии, ты же,

30 Грозный Зак, осуди страшным подземным судом;

Пусть в наказанье пошлют мне коршунов Тития хищных,

Пусть мне придется тогда камень Сизифов тащить.

Не унижайся же впредь предо мной в умоляющих письмах:

Верность в последний мой день будет, как в первый, свежа.

35 Правило есть у меня: единственный в мире любовник,

Не начинаю я зря и не кончаю шутя.

Как же меня этот Панф оболгал тебе в своих письмах!

Пусть же Венера ему, Панфу, за то отомстит.

Но не кажусь ли тебе я пророком правдивей додонских?

Этот красавчик-то твой, — знаешь ли? — он ведь женат!

5 Сколько пропало ночей! Ну, не стыдно ли? Видишь, поет он,

Вольный. Ты веришь ему? Вот и лежишь ты одна!

Стала ты басней для них; и он уверяет нахально,

Будто, хоть он и не шел, ты поджидала его.

Пусть пропаду, коль ему чего-нибудь надобно, кроме

10 Как похвалиться тобой: вот он каков, этот муж!

Некогда странник Язон обманул колхидянку так же:

Выгнал ее, а в дому стала Креуса царить.

Так в свое время провел Калипсо дулихийский любовник:

Он на виду у нее поднял свои паруса.

15 Ах вы, красавицы! Верите всем вы, развесивши уши!

Бросят вас — будете знать цену своей доброте.

Кто же остался с тобой? Ты давно уже ищешь другого.

С первым науку пройдя, глупая, остерегись!

Я же повсюду с тобой, и твой я во всякое время,

Будешь ли свежестью цвесть, будешь ли тяжко хворать.

Знаешь, вчера у меня на красавиц глаза разбежались,

Знаешь ты, Демофоонт, сколько мне горя от них.

На перекрестках нигде безнаказанно я не топтался,

Вечным соблазном, увы, был для меня и театр.

5 Будут ли белыми там изящно двигать руками

Или на всяческий лад что-нибудь там распевать,

Раны в то время себе глаза мои пристально ищут

Там, где иная сидит, белую грудь обнажив,

Там, где по ясному лбу струятся небрежные кудри

10 И не дает им упасть с камнем индийским игла.398