Осознание ненависти - Сергей Сидорский

— Ничего, я поговорю с ней, — отрезала Кличева и повернулась к Холмову. — Вы знаете, я где-то читала, что жареная рыба, как ничто другое, укрепляет нервную систему. Особенно мужскую, — она улыбнулась. — А после того случая в горах мой муж буквально сам не свой. Да, еще одно, — ее взгляд снова скользнул по угловатой фигуре кухарки. — Вы уж, голубушка, не перепутайте, как это случилось однажды. Я заказала вам жареную рыбу, а вы приготовили фаршированную. Пожалуйста, — Кличева кивнула и, не дожидаясь ответа, быстро вышла.

Кухарка нахмурилась и уперлась руками в бока.

— С недавних пор некоторые считают себя хозяевами этого дома, — со злостью сказала она. — Отдают распоряжения, всюду суют свой нос. Если Марта Анатольевна все же решит продать им свой дом, меня они здесь не увидят! Да-да, никогда! А пока я здесь… — кухарка мстительно улыбнулась. — Любопытно, как им понравятся рыбные котлеты?

Она посмотрела на Холмова и удивилась отсутствующему выражению его лица, затем разобрала глупый, как ей показалось, и довольно бессвязный шепот:

— Жареная рыба. Ну, конечно же, речь шла именно о жареной рыбе! Господи, какой же я слепец! Жареная рыба чрезвычайно благоприятно влияет на нервную систему! — Холмов вдруг залился тихим смехом. — Это все объясняет. Или почти все. Но с убийством Дворского по-прежнему ничего не ясно. Хотя кое-что наклюнулось. Определенно. Просто нужно сесть и подумать. Хорошенько подумать…

Глава XII

Исчезновение Полякова

Когда погас свет, Холмов даже не обратил на это внимания. Погруженный в себя, он сидел возле открытого окна, не выпуская изо рта давно потухшую сигарету. Стоявшая перед ним пепельница была доверху наполнена окурками. Шел третий час ночи. Воздух был наполнен пряным ароматом трав, как это бывает перед грозой. Где-то вдали уже гремел гром, сверкали молнии. Поднялся сильный ветер.

«Все как в день нашего приезда сюда», — внезапно подумал Холмов и услышал, что его окликнула проснувшаяся Женя.

— Александр! — ее голос дрожал от испуга. — Что случилось? Почему погас свет?

— Ничего страшного, — Холмов встал и подошел к кровати. — Собирается гроза. Пора бы уже и привыкнуть. Мы попали сюда в сезон гроз! Ну а свет, думаю, скоро дадут. Спи.

— Я не могу. Посиди возле меня, пожалуйста.

— Хорошо, — он присел на край кровати и поцеловал Женю. — Все хорошо.

Они помолчали.

— Тебе не о чем со мной говорить? — спросила Женя.

— Нет, отчего же, — несколько раздраженно ответил Холмов. Обернувшись, он заметил, как медленно опустилась только что вздымавшаяся от ветра штора, встал и закрыл окно.

Комнату осветила молния.

Прильнув к стеклу, Холмов смотрел наружу.

— И все-таки какое здесь красивое место! Если бы не эта трагедия…

Женя приподнялась. Глаза ее лихорадочно блестели.

— Эта гроза приближается как зловещее предзнаменование. Ты не находишь? Жуть какая-то! — Она тяжело вздохнула.

Холмов снова подошел к постели.

— Ты становишься мнительной, дружок. Через день-другой мы, пожалуй, уедем отсюда.

— Ты не обманываешь? — В ее голосе прозвучала надежда.

— Даю слово.

— А как же преступление?

— Оно будет раскрыто.

— Откуда такая уверенность? — Женя откинулась на подушку. — Ты веришь в спокойствие этого дома? Оно обманчиво. Я знаю. Дом что-то замышляет.

— Что-то замышлять могут только люди, — возразил Холмов. — Я хочу, чтобы ты наконец поняла это и больше не боялась.

— Я не боюсь.

— Вот и прекрасно. Тогда повернись на другой бок и постарайся уснуть.

— Нет. Поговори со мной еще немного.

— О чем?

— Не знаю. О чем хочешь. Может быть, о Каролине? Она тебе нравится?

— Мне жаль ее. Девочка пока ничего не знает.

В полной темноте Женя горько улыбнулась.

— Жалеть нужно тех, кто знает.

Холмов покачал головой.

— Не в этом случае.

— Почему? Я не понимаю тебя. Каролина уже не ребенок. И у нее есть мать… Но что это? — Женя села на постели и к чему-то прислушалась.

— Просто пошел дождь, — пояснил Холмов.

— Нет-нет. Кажется, в коридоре хлопнула дверь.

— Вероятно, кто-то решил разобраться, почему погас свет.

— Но почему тогда не слышно шагов? — Женя откинула одеяло и, отыскав руку Холмова, сжала ее в своих ладонях. — Александр! Ведь дверь хлопнула в комнате Полякова, не так ли? — Она пыталась, но никак не могла унять дрожь. — Ответь же мне! — Голос ее звучал почти истерично. — В комнате этого… этого художника?

На старый дом обрушился ливень, сопровождаемый завываниями ветра.

При свете молнии Холмов увидел лицо Жени: без единой кровинки, с застывшим обезумевшим взглядом.

— Ребенок мой, что с тобой? — растерянно пробормотал он и привлек ее к себе. — Что тебя напугало?

Она не ответила.

Холмов нежно погладил ее по спине.

— Успокойся. Рядом со мной тебе ничто не грозит.

— Я знаю… Скажи, почему он нарисовал эту ужасную картину?

— Кто? Поляков?

— Да. Ведь обычный человек просто не смог бы создать… такое.

— Ну, Поляков, безусловно, талантлив.

Женя резко и решительно отстранилась.

— Я не об этом. Ты не хочешь понять меня!

— Но я пытаюсь, — сказал Холмов, и в тот же миг сам услышал какой-то неясный шум в глубине дома. Что это было? Похоже на звук разбившегося стекла.

Холмов встал и прошелся по комнате. В его душу закралось беспокойство. Теперь он вспомнил и о внезапно погасшем свете.

— Почему ты вскочил? — спросила Женя.

— Думаю, надо все же выйти и посмотреть, что там, — ответил Холмов, но голос его был заглушен раскатом грома. — Запри за мной дверь и никого не впускай. Ты все поняла?

— Да, — сказала Женя, думая о чем-то своем.

— Я скоро вернусь. — Он помедлил, затем бесшумно выскользнул в коридор.

Сделав несколько шагов в направлении лестницы, Холмов замер и прислушался. Где-то впереди раздавалось равномерное постукивание, странным образом напоминавшее ритуальный ритм. Но понять, откуда исходил звук, было невозможно. Чтобы сориентироваться, Холмов какое-то время постоял на месте, затем в полной темноте осторожно двинулся вперед. Он вынужден был то и дело останавливаться, продвигаясь практически на ощупь. Но все же отыскал дверь в комнату Полякова. Прежде чем войти, Холмов осмотрелся. Но сделал это скорее интуитивно, поскольку увидеть все равно ничего не мог. Неожиданно дом осветила яркая вспышка молнии, отблески которой пали на лестничную площадку, что позволило Холмову заметить неподвижную фигуру Шердакова. Капитан сделал знак, призывающий воздержаться от каких-либо действий. Все снова потонуло во мгле, и тут же возобновился тихий равномерный стук.

Холмов ожидал, что Шердаков немедленно присоединится к нему, но тот, видно, решил остаться на прежнем месте, и о его присутствии можно было только догадываться. Размышляя над тем, что же заставило капитана поступить подобным образом, Холмов открыл дверь. В лицо ему ударил холодный и влажный ветер. Холмов стремительно отскочил в сторону. Все его чувства напряглись до предела. Он инстинктивно почувствовал опасность, хотя на первый взгляд в комнате никого не было. Единственное окно было разбито. Дождь заливал пол. Мокрые шторы переплелись и бились на ветру. Холмов посмотрел на постель. Она была аккуратно застелена. Значит, Поляков даже не ложился? Но где же он в таком случае? И к чему весь этот шум? Холмов еще раз внимательно осмотрел комнату и направился в ванную. Очень медленно, почти беззвучно, он распахнул дверь и заглянул в черноту. Если бы кто-то и находился там, всего в двух шагах от него, Холмов все равно не смог бы его увидеть.

Собрав всю свою волю, Холмов шагнул внутрь, но сразу отступил, словно ангел-хранитель, пролетая над его головой, предупредил о смертельной опасности.

А Холмов просто почувствовал ничем не объяснимый страх. Он вернулся в комнату и стал разыскивать спички и свечу, стараясь не упускать из поля зрения дверь в ванную комнату. Следовало бы, конечно, закрыть ее, но сейчас он не пытался сделать даже этого.

Прошло несколько долгих минут. Откуда-то из коридора до него снова донесся тихий стук.

Холмов продолжил поиски и вскоре обнаружил свечу в верхнем ящике комода. Но когда он попытался извлечь ее оттуда, свеча вдруг выскользнула у него из рук и упала на пол. Холмов нагнулся, чтобы поднять ее, и в тот же миг услышал позади себя неясный шорох. Он стремительно обернулся, но увидел лишь тень, мелькнувшую у входной двери.

В два прыжка Холмов выскочил в коридор, бросил взгляд направо, налево и замер, почувствовав у себя за спиной чье-то дыхание.

— Тише, черт вас побери! — прошептал Шердаков. — Тише! Вы разбудите весь дом! А это нам сейчас ни к чему.