Тихий американец - Грэм Грин

– Может быть, время и не совсем совпадает, но кто же вас станет винить, если вы и урвали четверть часика в одном месте или минут десять в другом? У вас не было оснований предполагать, что минуты будут играть такую роль. Наоборот, было бы подозрительно, если бы вы оказались уж очень точны.

– А разве я был неточен?

– Не совсем. Вы разговаривали с Уилкинсом без пяти семь.

– Десять минут разницы.

– Конечно. Я же говорю. И часы били ровно шесть, когда вы прибыли в «Континенталь».

– Мои часы всегда немножко спешат, – сказал я. – Который час на ваших?

– Восемь минут одиннадцатого.

– А на моих восемнадцать. Видите?

Он не дал себе труда поглядеть и сказал:

– В таком случае время, когда, по вашим словам, вы разговаривали с Уилкинсом, не сходится на двадцать пять минут. По вашим часам. А это уже серьезная ошибка, не правда ли?

– Может, я мысленно скорректировал время. Может, в тот день передвинул стрелки. Иногда я это делаю.

– Вот что интересно… – сказал Виго. – Подлейте мне немножко содовой; вы сделали смесь слишком крепкой… Интересно, что вы на меня совсем не сердитесь. А ведь не очень приятно, когда вас допрашивают.

– Меня это увлекает, как детективный роман. Да в конце концов вы же знаете, что я не убивал Пайла. Вы сами это сказали.

– Я знаю, вы не присутствовали при его убийстве.

– Не понимаю, для чего вам нужно доказать, будто я был на десять минут позже тут и на пять там?

– Это дает вам запас времени, – сказал Виго. – Свободный промежуток.

– Свободный для чего?

– Для того, чтобы Пайл мог к вам прийти.

– Почему вам надо во что бы то ни стало это доказать?

– Из-за собаки, – сказал Виго.

– А тина у нее на лапах?

– На лапах не было тины. Был цемент. Видите ли, в ту ночь, когда собака шла за Пайлом, она ступила где-то в жидкий цемент. Я вспомнил, что в нижнем этаже вашего дома работают каменщики, – они здесь и сейчас. Я прошел мимо них, когда поднимался к вам. Они допоздна работают в этом городе.

– Мало ли где в этом городе вы найдете каменщиков и жидкий цемент. Разве кто-нибудь из них заметил собаку?

– Конечно, я их об этом спросил. Но если бы они даже ее и заметили, они бы мне все равно не сказали: я ведь из полиции. – Он замолчал и откинулся на спинку стула, пристально разглядывая свой стакан. Казалось, он вдруг увидел какую-то тайную связь событий и мысленно был далеко отсюда. По тыльной стороне его руки ползла муха, но он ее не отгонял, – совсем как Домингес. Я ощущал в нем какую-то силу – подспудную и непоколебимую… Кто его знает: может быть, он даже молился.

Я встал и, раздвинув занавески, прошел в спальню. Мне ничего там не было нужно, – хотелось хоть на минуту уйти от этой молчаливой фигуры. Книжки с картинками снова лежали на полке. Фуонг воткнула между баночками с кремом телеграмму, – какое-нибудь сообщение из редакции в Лондоне. У меня не было настроения ее распечатывать. Все было так, как до появления Пайла. Комнаты не меняются, безделушки стоят там, где их оставили; только сердце дряхлеет.

Я вернулся в гостиную, и Виго поднес стакан к губам.

– Мне нечего вам сказать, – заявил я. – Абсолютно нечего.

– Тогда я пойду, – поднялся он. – Думаю, что мне не придется вас больше беспокоить.

У дверей он обернулся, словно ему не хотелось прощаться с надеждой, – со своей надеждой или с моей.

– Странный фильм вы смотрели в ту ночь. Вот не подумал бы, что вам нравятся исторические картины. Что это было? «Робин Гуд»?

– Кажется, «Скарамуш». Надо было убить время. И отвлечься.

– Отвлечься?

– У всех у нас, Виго, есть свои неприятности, – сдержанно пояснил я ему.

Когда Виго ушел, мне оставалось ждать еще час появления какого-нибудь живого существа: пока Фуонг не придет из кино. Поразительно, как меня взволновало посещение Виго. У меня было чувство, будто какой-то поэт принес мне свои стихи на суд, а я по небрежности их уничтожил. Сам я был человеком без призвания, – нельзя ведь считать газетную работу призванием,

– но я мог угадать призвание в другом. Теперь, когда Виго ушел, чтобы сдать в архив свое незаконченное следственное дело, я жалел, что у меня не хватило мужества вернуть его и сказать:

«Вы правы. Я видел Пайла в ту ночь, когда его убили».

2

По дороге к набережной Митхо я встретил несколько санитарных машин, направлявшихся из Шолона к площади Гарнье. Слухи разносятся быстро; об этом можно было догадаться по лицам прохожих: они с недоумением оборачивались на тех, кто, как я, ехал со стороны площади. Но когда я достиг Шолона, я уже обогнал слухи: жизнь там была оживленной, привычной, еще ничем не нарушенной, – люди пока не знали.

Я разыскал склад мистера Чжоу и поднялся к нему домой. Со времени моего последнего визита здесь ничего не изменилось. Кошка и собака перепрыгивали с пола на картонки, а оттуда на чемодан, как шахматные кони, которые никак не могут сразиться друг с другом. Младенец ползал по полу, а два старика все еще играли в маджонг. Недоставало только молодежи. Едва я появился в дверях, как одна из женщин принялась наливать мне чай. Старая дама сидела на кровати и разглядывала свои ноги.

– Мсье Хена, – попросил я. Покачав головой, я отказался от чая: у меня не было настроения снова затевать это долгое и горькое чаепитие.

– Il faut absolument que je vois M.Heng 45. – Я не мог объяснить им, как срочно мне нужно видеть мсье Хена, но, кажется, решительность, с которой я отказался от чая, вызвала в них какое-то беспокойство. А может, как и у Пайла, у меня была кровь на ботинках. Во всяком случае, одна из женщин повела меня вниз по лестнице, а потом вдоль двух людных, увешанных китайскими вывесками улиц, к дверям лавки, которую на родине у Пайла назвали бы «салоном похоронных процессий». Лавчонка была загромождена каменными урнами для праха китайских покойников.

– Где мсье Хен? – спросил я у старика китайца в дверях. – Мсье Хен.

То, что я здесь видел, достойно завершало этот день, который начался с осмотра эротической коллекции плантатора и продолжался среди мертвецов на площади. Кто-то подал голос из задней комнаты, китаец посторонился и пропустил меня внутрь.

Сам Хен любезно вышел навстречу и провел меня в маленькую комнатушку, уставленную по стенам резными черными стульями, которые стоят в каждой китайской приемной, – необжитые, неудобные. Но у меня было подозрение, что на этот раз на стульях сидели, так как на столе еще стояли чайные чашечки и две из них были недопиты.

– Я помешал какому-то собранию, – сказал я.

– Деловая встреча, – уклончиво отозвался мистер Хен. – Пустяки. Я всегда рад вас видеть, мистер Фаулер.

– Я пришел к вам с площади Гарнье.

– Так я и думал.

– Вы слышали…

– Мне позвонили по телефону. Говорят, что покуда мне лучше держаться подальше от мистера Чжоу. Полиция сегодня будет вести себя очень деятельно.

– Но вы же тут совсем ни при чем.

– Полиция обязана найти виновника.

– Это все тот же Пайл, – сказал я.

– Да.

– Он сделал страшную вещь.

– У генерала Тхе такой несдержанный характер.

– Пластмасса – опасная игрушка для мальчиков из Бостона. Кто начальник Пайла, Хен?

– Мне кажется, что мистер Пайл в значительной мере действует на свой страх и риск.

– А кто он такой? ОСС? 46

– Начальные буквы не играют большой роли.

– Что мне делать, Хен? Его надо унять.

– Напишите правду. Но, может быть, это трудно?

– Моя газета не интересуется генералом Тхе. Она интересуется только такими, как вы, Хен.

– Вы в самом деле хотите унять мистера Пайла?

– Вы бы только его видели, Хен! Он стоял и объяснял мне, что это досадная ошибка, что там должен был быть парад. Он сказал, что прежде чем идти к посланнику, ему надо почистить ботинки…

– Конечно, вы могли бы рассказать все это полиции.

– Она тоже не интересуется Тхе. Разве она посмеет тронуть американца? Он пользуется дипломатической неприкосновенностью. Окончил Гарвард. Посланник очень им дорожит. Хен, понимаете, там была женщина… Ее ребенок… Она-прикрыла его своей соломенной шляпой. Не могу забыть. И еще другой ребенок, в Фат-Дьеме…

– Успокойтесь, мистер Фаулер.

– Что еще взбредет ему в голову, Хен? Сколько бомб и сколько мертвых детей можно получить из одной бочки диолактона?

– Вы согласны помочь нам, мистер Фаулер?

– Он сослепу вламывается в чужую жизнь, и люди умирают из-за его глупости. Жаль, что ваши не прикончили его на реке, когда он плыл из Нам-Диня. Судьба многих людей была бы совсем другой.

– Я с вами согласен, мистер Фаулер. Его необходимо унять. У меня есть предложение. – Кто-то осторожно кашлянул за дверью, а потом шумно сплюнул.

– Не могли бы вы пригласить его сегодня вечером поужинать во «Вье мулен»?. Между половиной девятого и половиной десятого…

– Зачем?..

– Мы с ним побеседуем по дороге, – сказал Хен.

– А если он будет занят?