Шерлок Холмс и Дело о крысе - Дэвид Дэвис

— Да-да, конечно, — сказал я, доставая графин и бокалы.

Холмс вернулся минут через десять. Волосы его были аккуратно зачёсаны назад, лицо спокойно, и вообще у него был вид человека, у которого нет никаких забот. Он завернулся в свой старый халат мышиного цвета, взял бокал с бренди, который я поставил для него на стол, и, удовлетворённо вздохнув, опустился в кресло у камина. Мы ждали, когда он заговорит.

— Как вы, наверное, уже поняли, джентльмены, — начал он наконец, но не раньше, чем зажёг свою трубку, — угрозы, которую представляла собой гигантская крыса, более не существует. Опасность Лондону более не грозит.

— Аминь, — откликнулся Лестрейд.

— Мне кажется, Шерлок, пора бы тебе нам рассказать, что приключилось нынешней ночью, — сказал Майкрофт.

— Разумеется. История странная, но рассказывать её легко. Уотсон, а вы бы записали подробности, пока они ещё свежи в моей памяти.

Я кивнул и потянулся за карандашом и записной книжкой.

— Полагаю, Уотсон уже поведал вам, как нам удалось обнаружить, где прячут гигантскую крысу.

Наши посетители согласно кивнули.

— Тогда я начну с того момента, когда сегодня вечером добрался до Соломон-роуд.

Примерно полчаса мы сидели с открытыми ртами, пока друг мой пересказывал свои приключения — с момента, когда он обнаружил тайный вход во владения типографской компании «Орёл», до своего разговора с Саймоном Карсуэлом и спасения с горящего судна.

Закончив рассказ, Холмс заново наполнил свой бокал, а мы же остались сидеть, переваривая услышанное и пытаясь понять, какие последствия из него проистекают.

— Ты уверен, что это был единственный выводок гигантских крыс в столице? — спросил Майкрофт.

Холмс кивнул.

— Уверен. Нет ничего, что свидетельствовало бы об обратном. И убеждён: в противном случае Карсуэл бы обязательно про них упомянул. Да если они и существуют, всё равно уже погибли.

— Так опасность миновала?

— Да.

Когда Холмс произнёс это слово, на лице его брата засияла улыбка.

— А баронесса? Нам что, смириться с тем, что она ушла от наказания?

Этот нелицеприятный вопрос задал Лестрейд.

Прежде чем ответить, Холмс несколько секунд смотрел в огонь.

— Можете, конечно, расставить посты в портах, однако я полагаю, что она уже покинула страну. В Англии у неё теперь земля горит под ногами. Полагаю, она перекочевала на новые пастбища.

— Выходит, мы её упустили!

— Боюсь, что пока да.

— Ну так для меня получается, что пряник-то несладкий, мистер Холмс. Знать, что эта женщина остаётся на свободе, пусть даже и где-то далеко, что она станет по-прежнему строить свои дьявольские козни… — Инспектор уныло покачал головой.

— Да, было бы куда приятнее, если бы она попалась в наши сети. Такой финал был бы куда предпочтительнее. Но увы, — ответил Холмс.

— Попадись она мне в руки…

— Так нынче вечером она, почитай, и попалась, Лестрейд, а вы её отпустили.

— Это вы о чём?

На губах Холмса показалась лёгкая улыбка.

— Когда мы возвращались на Бейкер-стрит, вы упомянули старика, которого я послал показать вам, где находится потайной вход в типографию.

— Ну, верно.

Холмс наклонился к Лестрейду:

— А я никого не посылал.

Лицо Лестрейда озадаченно сморщилось, а потом челюсть буквально отвалилась от изумления.

— Вы хотите сказать, что этот старикан…

— Был баронессой. Вот именно. Не забывайте, она когда-то подвизалась на сцене. Бежать, переодевшись в мужское платье, — что может быть удобнее? Она знала, что я напал на её след и что рано или поздно явится и полиция.

— Но что заставило её помочь нам? — удивился я.

— Полагаю, она просто решила позабавиться, а кроме того, выгадала бесценное время. Пока вы с констеблями штурмовали типографию, она сумела ускользнуть.

— Чтоб я провалился! Мне стоило только руку протянуть и защёлкнуть наручники на этом… на ней.

— Она женщина умная и находчивая, однако, по счастью, нашими усилиями и стараниями матушки-природы все её махинации завершились ничем.

— Да, тут есть за что быть благодарными, — заметил Майкрофт, поднимая своё грузное тело из кресла и потягиваясь. — Ну, лично я более чем готов отойти ко сну. День выдался долгим и суетным, однако, по счастью — и по большей части благодаря тебе, Шерлок, — всё кончилось как нельзя более удачно. — Он схватил руку брата и горячо её пожал.

Потом своё слово сказал и Лестрейд:

— В начале сегодняшнего вечера я какими только словами вас не поминал, мистер Холмс. А вы, надо же, опять вышли победителем.

Холмс улыбнулся Лестрейду, тепло и дружественно.

Через несколько минут мы с Холмсом остались вдвоём в своей квартире на Бейкер-стрит. Он выколотил трубку в камин, положил на каминную полку. Отодвинув занавеску, выглянул на улицу, поднял глаза к небу.

— Заря занимается, Уотсон. На востоке проглянул свет. Вы как, обойдётесь без сна ещё несколько часов? Прежде чем закрывать это дело, осталось дописать последнюю главу.

Минут через пятнадцать мы вышли из дома на объятую тишиной Бейкер-стрит. По небу уже разливался румянец зари.

— Кэбы в такую рань редкость. Боюсь, придётся прогуляться до Оксфорд-стрит, там нам, может, и повезёт, — сказал Холмс, беря меня под руку.

Его предсказание сбылось. Мы почти дошагали до Мраморной арки, и только там нам попался свободный экипаж.

— Поездка предстоит дальняя и выгодная, — заявил Холмс сонному кэбмену, доставая из кармана пригоршню соверенов.

Завидев золотые монеты, возница встрепенулся. Одной рукой учтиво дотронулся до своего потёртого цилиндра.

— Куда едем, сэр?

— В Кент, в окрестности Бекнема.

— Ого!

— Согласны?

Кэбмен покосился на монеты, которые Холмс по-прежнему держал на виду.

— Поехали, сэр.

— Это нельзя назвать неопровержимым дедуктивным выводом, — объяснил Холмс, когда мы тронулись в путь. — Однако теория моя основана на всех тех уликах, которые имеются в моём распоряжении, а также на том немногом, что я знаю о характере баронессы. Я много раз говорил вам, что никогда не гадаю, и в данном случае это тоже не догадка. Однако очень на неё похоже. — Он сухо усмехнулся.

— Так вы знаете, где находится баронесса?

Холмс пожал плечами.

— Поживём — увидим.

— А куда мы едем?

— За время моего краткого, но поучительного знакомства с баронессой я успел понять, что она холодная женщина, не способная к любви. В её ледяном сердце нет места для сострадания, дружбы, симпатии, привязанности. Люди для неё пешки, которые она перемещает по доске, повинуясь единственно своей прихоти. Этот шантаж при помощи гигантской крысы доставлял ей удовольствие прежде всего тем, что давал возможность подчинить себе не просто группу людей, но всё британское правительство и всё население огромного города. Деньги, которые можно было из этого извлечь, не так уж много для неё значили. И всё же, всё же… даже в самом каменном сердце есть слабое место. Было одно существо, которое она любила, даже обожала, верно, Уотсон?

— Пантера!

— Пантера, её любимая ручная пантера, которую она похоронила с любовью и со всеми почестями, с какими погребла бы собственное дитя. Пантера была диким опасным существом — как и сама баронесса. И её баронесса любила.

— Так мы возвращаемся в Кресент-лодж.

— В Суррее.

Оказалось, что двери Кресент-лодж не заперты. Сжимая в руках револьверы, мы вошли в дом — шаги гулко отдавались в пустом коридоре.

— Кто-то здесь недавно побывал, — прошептал Холмс, указывая на следы влажной грязи на полу коридора. — И уж полиция бы точно не оставила дверь открытой после вчерашнего налёта.

Мы продвигались по дому. Было ясно, что Холмс направляется в оранжерею. В здании стояла жутковатая тишина. Казалось, сам дом затаил дыхание. Единственным звуком, нарушавшим тишину, был шум наших шагов и шорох одежды. Когда мы дошли до дверей оранжереи, я заметил, что Холмс замялся — раньше с ним такого никогда не случалось. И я догадывался, в чём дело. Он прекрасно понимал, что, если баронесса там, ему снова придётся сопротивляться её непреодолимой силе, и даже сейчас у него не было уверенности, что он выйдет победителем.

Потом, с мрачной решимостью на лице, он отворил дверь, и мы вошли.

В дальнем конце оранжереи, у окна, выходившего на лужайку, где была похоронена пантера, спиной к нам сидела женщина. При нашем появлении она не двинулась с места. Не пошевелилась и когда мы приблизились, продолжая смотреть на могилу огромной кошки.

Холмс мягко положил руку ей на плечо, и она медленно обернулась. Мы оба опешили: то была не баронесса. Собственно, я никогда раньше не видел эту женщину. Она была молода, лет двадцати пяти, со свежим цветом лица. В глазах Холмса мелькнули удивление и разочарование, но он сразу же овладел собой.