Сквозь столетие (книга 1) - Антон Хижняк

— Простите, Мария Анисимовна. И Никиту Пархомовича батюшка просили пожаловать к ним.

Маша (еще какое-то время будем ее так называть) удивилась, почему отец Василий приглашает их. Хотя они нередко заходили к нему, потому что она, как учительница, подчинялась ему, попечителю школы. Он не часто вызывал ее, сами приходили, когда были свободны, и каждый раз он приветливо принимал их. Обычно говорили о школе, о литературе. Собираясь сегодня к нему, вспомнила об этих сердечных, задушевных беседах. Отец Василий выписывал газету «Полтавские губернские ведомости» и петербургский журнал «Отечественные записки». И отец Василий, и Маша были очень огорчены, получив известие о том, что царское правительство запретило дальнейшее издание этого журнала. И ей захотелось снова перечитать все номера журнала за предыдущие годы.

Маша с радостью посещала скромный дом симпатичного школьного попечителя. В разговорах за чашкой чая любознательная Маша получала от начитанного и образованного хозяина очень много полезного для нее. Она рассказала ему, что в журнале «Современник» читала роман Чернышевского «Что делать?». Однажды, навестив отца Василия, она привезла с собой этот журнал.

Он лукаво улыбнулся, пристально посмотрел на нее и сказал:

— Мария Анисимовна! Хвалю… А вы не боитесь, что я знаю об этом? Ведь читать этот роман опасно.

Маша побледнела, комкая дрожащими руками цветастый платок.

Отец Василий ласково улыбнулся. Поднялся из-за стола, прошелся по комнате. Высокий, в длинной опрятной рясе, рассудительный, доброжелательный и приветливый, он всегда нравился Маше, чистый взгляд вдумчивых глаз не вызывал никакого подозрения. И вдруг хозяин испугал ее. Может быть, он проверяет ее? Нужно быть осторожной. Но, испугав ее, он тут же успокоил:

— Пожалуйста, не бойтесь меня. Я никому не скажу… Я не доносчик. Сижу в Запорожанке тихо. Полиция и жандармы ни в чем меня не подозревают. Да я и не делаю ничего противозаконного… А произведение господина Чернышевского читал, изданное отдельной книгой.

— Читали отдельной книгой? — восторженно воскликнула Маша. — Где же она вышла? Я не знала.

— Сейчас все расскажу и покажу.

Отец Василий подошел к книжному шкафу и вытащил толстую книгу.

— Видите, это «Четьи-Минеи». Тут рассказано о житии святых. Интересная книга. Ее читают с удовольствием. Но я сделал вот что.

Он развернул обложку, перелистал несколько страниц, и Маша увидела лежавшую в тайнике книгу. Отец Василий извлек ее из тайника.

— Видите? — Осторожно еще раз вынул книгу и положил на стол. — А ну-ка, посмотрите!

Маша не верила своим глазам. Перед ней лежало произведение Чернышевского. Прочла вслух:

— «Что делать? Из рассказов о новых людях. Роман Чернышевского. Издание Элпидина и К0». — Помолчала и спросила: — Это что же, заграничное издание?

— Да, да, заграничное, выпущено в Женеве. А откуда у меня эта книга? И об этом скажу. Когда был помоложе, заболел малоизвестной болезнью «хождение в народ». Было это давно. Теперь уже эта мода прошла… Сам я не ходил в народ, но сочувствовал тем смелым людям. Даже иногда тайно помогал деньгами этим «ходокам», как мы их по-дружески называли. Ходили они и здесь, по Украине, неподалеку от Днепра. Когда я сюда переехал, мои старые друзья-народники не забывали меня, заглядывали в мою обитель. Один из них и принес этот дорогой подарок, роман любимого мной писателя. Будет у вас желание — возьмите, перечитайте.

Обо всем этом вспоминала Маша, когда они с Никитой шли к отцу Василию. Маша почему-то подумала об Аверьяне. Как давно не виделись с ним! Почти двадцать лет. Где же он теперь, мятущийся Аверьянушка?

— А! Соседи дорогие! Давненько не были… Заходите, заходите, — завидев Машу и Никиту, сказал отец Василий.

— А мы и сами собирались, — оправдывался Никита, — да все некогда было. В поле наведывался и в экономию ходил. Приказчик велел, чтобы готовили косы, господскую рожь скоро начнем косить. Да и свою не забудем. Урожай неплохой.

— Неплохой! Неплохой! Смилостивился господь. Будут люди в этом году с хлебом…

— Будут, — согласился Никита. — А то сейчас во многих семьях уже два месяца подмешивают к муке сухие листья, кору деревьев и картофельную шелуху. Горе, а не хлеб! От такого хлеба животы болят. Люди страдают. Но уже скоро начнем косить рожь. Будут печь хлеб из нового урожая.

— Дай бог! Дай бог! — перекрестился отец Василий. — А вы не догадываетесь, зачем я вас пригласил? Очень соскучился — это одно. Но не только это заставило повидаться с вами. Узнал я кое-что о вашем двоюродном брате, Мария Анисимовна.

Сидевшая на стуле Маша оцепенела в предчувствии чего-то недоброго, страшного. Сначала подумала, не случилось ли чего с Хрисанфчиком в Белогоре? Поехал он туда в гости к внукам свекрухиной сестры. И вдруг отец Василий назвал имя ее двоюродного брата Аверьяна. Именно его! Других братьев у нее нет.

— А почему вы так побледнели? Никита Пархомович, что с вашей женой? — забеспокоился хозяин.

Никита не сразу ответил. Он взял Машу за руку и начал дышать на ее холодные пальцы, обхватив их своими широкими ладонями.

— Разволновалась. Вы ведь сказали о брате. А она его любит. Уже двадцать лет мы ничего о нем не знаем.

— Как?! И вы, Никита Пархомович, знаете брата Марии Анисимовны?

— Знаю… Встречался с ним… Вместе служили в Преображенском гвардейском полку.

— Отец Василий, — отозвалась Маша. — И Никита знает Аверьяна. Мы его любим. Что с ним? Скажите!

— Успокойтесь. Все хорошо. Вчера приезжал ко мне знакомый из Белогора. Он сказал, — хозяин перешел на шепот, — он сказал, что должен узнать, из Петербурга ли родом Мария Анисимовна. Я подтвердил, что вы из Петербурга. И тогда он достал из кармана конверт, просил передать вам.

Маша подхватилась со стула и дрожащими руками взяла конверт. Прочла написанные знакомым почерком три слова: «Марии Анисимовне Мировольской».

— Вам? — спросил отец Василий.

— Мне! — ответила Маша и разорвала конверт.

Забыв о присутствующих, она начала читать письмо:

«Дорогая сестрица Маша! Не знаю, найдет ли тебя это письмо, так как не уверен, что именно ты живешь в Запорожанке. Случайно в разговоре со знакомым человеком я узнал, что в этом селе живет учительница из Петербурга. Расспросив подробнее, узнал, что имя учительницы Мария и что она вышла замуж за гвардейского солдата. Неужели это Никита? Извини за то, что врываюсь в вашу спокойную жизнь. Зачем тебе все эти волнения? О себе ничего тебе писать не буду. Увидимся — все расскажу. Живу я в Белогоре, недавно приехал сюда из Чернигова. А до этого жил там, где ты знаешь. Чем я занимаюсь? Расскажет тебе человек, который отдаст письмо… Я до сих пор не уверен, что в Запорожанке именно ты…

Если Никита Гамай твой муж, то передай ему мой привет от однополчанина.

Никита и отец Василий сидели молча, пока Маша читала и перечитывала письмо. Прочитав, она подбежала к отцу Василию:

— Спасибо, спасибо вам! Это письмо от Аверьяна. Значит, вы знаете все о нем. Кто принес вам письмо?

— Письмо дал мне знакомый, он приезжал в волость, работает в земском статистическом бюро. Я встретился с ним в волостном правлении. И когда он стал расспрашивать меня, я сразу понял, что это письмо вам, Мария Анисимовна.

— А где этот человек? — спросила взволнованная Маша. — Я могу его увидеть?

— Увидите… Сегодня увидите. Он приедет вечером ко мне.

От радости Маша заплакала, прижавшись к Никите.

Сквозь слезы она сказала отцу Василию:

— Понимаете, я уже потеряла всякую надежду увидеть дорогого брата.

— Надеюсь, что увидите. Сегодня мой знакомый все расскажет. Он тоже, как и я, из бурсаков, только пошел по гражданской службе. Был статистиком в Чернигове, теперь в Полтаве. А в Белогор приехал по служебным делам, что-то переписывать собираются.

— Когда же он придет?

— Пообещал заглянуть вечером. Уже смерклось. Наверно, теперь скоро.

— А не мог он из волости уехать в Белогор? — волновалась Маша.

— Не могу поручиться. Коль и уехал, то все-таки ко мне наведается. Наймет извозчика и приедет. Дорога сейчас сухая. Если поедут через Лалашевку, то скорее доберутся. Там песчаный мягкий шлях.

— Хотя бы скорей увидеть этого человека! — воскликнула Маша. Взволнованная, она ходила по комнате.

— Успокойтесь, увидите, — улыбнулся ей отец Василий. — Понимаю, понимаю вас. Никита Пархомович, помогите-ка лампу привести в порядок.

Никита встал на стул и снял большую керосиновую лампу, висевшую на толстой проволоке, прикрепленной к потолку.

— Возьмите вот эту тряпку и снимите стекло. Осторожно, оно горячее, а я тем временем срежу фитиль, — говорил Никите отец Василий, орудуя ножницами. — Вот теперь не будет коптить.