Чужое лицо - Эдуард Тополь

Все это хозяин кабинета произносил не спеша, ровным голосом, но и без запинок, как давно продуманное и решенное. Два журналиста быстро записывали за ним.

– Все, – сказал им хозяин кабинета. – Надо развить этот тезис. Когда напишете статью, покажете ее мне.

– Безусловно! Конечно! – сказал один из журналистов. – Мы можем задать ей несколько вопросов? – Он кивнул на дверь, куда ушла Вирджиния.

– Каких вопросов? – спокойно спросил хозяин кабинета.

– Ну, например, почему она, голливудская актриса, решила заняться антисоветской деятельностью? – сказал один.

– И каким образом вошла в контакт с этими уголовниками-диссидентами? – спросил второй.

– Не нужно вам задавать ей никаких вопросов. Можете идти. – Кивком головы хозяин кабинета показал журналистам на дверь, но все-таки чуть смягчил тон, объяснил: – Вы ее видели, этого достаточно. А ее ответы на ваши вопросы сочините сами…

И когда за журналистами закрылась дверь, он повернулся к оставшимся и сказал задумчиво:

– Теперь нужно решить, куда ее сажать, в какой лагерь. Это раз. Женского лагеря для иностранцев у нас нет, а ради нее одной мы такой лагерь создавать, конечно, не будем…

– Посидит в общем лагере, такие случаи уже были… – вставил полковник Орлов и тут же осекся: хозяин кабинета не терпел, когда его перебивали. Он вообще в грош не ставил мнение своих подчиненных. Максимум доверия, которое он иногда им выказывал, – если в их присутствии рассуждал вслух.

– Второе, – сказал он, пропустив замечание Орлова мимо ушей с таким бесстрастным выражением лица, словно полковника вообще не было в кабинете. – Я не могу понять, почему этот Вильямс так остро реагировал на арест. Он же не знал, что у него в пальто зашиты антисоветские материалы…

Теперь, когда он замолчал и сквозь очки требовательно смотрел на полковника и генерала, они имели возможность высказаться.

– Скорей всего он просто псих… – сказал генерал.

– Не знаю… Не знаю… Во всяком случае, нужно усилить боевую подготовку офицерского состава. А то я замечаю, что у нас даже оперативные работники заплыли жир… – Он осекся, увидев вошедшую Вирджинию.

Даже без косметики она была красива. Душ вернул ее лицу свежесть. Чистые, вымытые и высушенные феном волосы пышно лежали на плечах, а смятое платье только подчеркивало контраст между красотой этой женщины и ее одеждой. Это существо явно нуждалось в другой оправе…

Но только этой заминкой в речи и выдал себя хозяин кабинета. А бесстрастное выражение его лица не изменилось. Он потрогал стакан с чаем и сказал Вирджинии по-английски все тем же ровным, барским, чуть глухим баритоном:

– Ваш чай еще не остыл. Садитесь и пейте. И ешьте бутерброды. КГБ вовсе не такая страшная организация, как о нас пишут на Западе. Мы просто делаем свою работу, мы защищаем интересы страны. Садитесь.

И то ли потому, что были в его тоне спокойная властность и уверенность в том, что она подчинится, то ли потому, что после освежающего душа голод стал острым до головокружения, но Вирджиния молча присела на край стула у его стола и принялась за бутерброды и чай. А они молчали. Они смотрели, как она ест, и хотя Вирджиния изо всех сил убеждала себя есть не спеша, но голод и свежий воздух кружили голову, и, чтобы остановить это головокружение, она ела быстрей и суетливей, чем следовало по ее разумению. И при этом непроизвольно, стесняясь этой унизительной поспешности, бросала на мужчин короткие взгляды. Хозяин кабинета нажал кнопку селектора и сказал в микрофон по-русски:

– Еще бутерброды и чай.

И не успела Вирджиния допить свой стакан чаю, как в кабинет вошел все тот же майор-секретарь с новыми бутербродами и чаем. Но теперь, успокоив первый приступ голода, Вирджиния взяла себя в руки. Превозмогая соблазн, она отодвинула от себя вторую тарелку с бутербродами и лишь отпила горячий чай из второго стакана.

– Спасибо! – сказала она. – Я требую свидания с представителем американского посольства.

Он усмехнулся, а полковник и генерал открыто расхохотались – так не вязался уютный, как у домашней кошки, вид этой женщины с ее так называемым «требованием».

– Хорошо, – сказал хозяин кабинета. – Я приму ваше требование к сведению. А теперь скажите, почему ваш муж убил нашего офицера? Ведь он только хотел задержать вас на пару часов, чтобы выяснить кой-какие подробности.

Вирджиния посмотрела ему в глаза. Этот вопрос десятки раз уже задавали ей на допросах полковник Орлов и другие следователи. Она не отвечала им, она на все вопросы твердила одно: «Я требую свидания с представителями американского посольства». Но, лежа по ночам в одиночной камере на жестком соломенном матраце, она понимала, что каким-то образом нужно объяснить им эту экстравагантную выходку Юрышева-«Вильямса», пока они сами не начали искать разгадку. Разве не спросит ее о том же и представитель американского посольства? Прислушиваясь по ночам к своему телу, она одновременно перебирала в памяти все события этих дней в Москве и нашла зацепку. Теперь, глядя в глаза этому сытому, самоуверенному человеку в хорошем французском костюме и чувствуя на себе его спокойный оценивающий мужской взгляд, она сказала:

– Роберт был очень неуравновешенный. Мы не написали в анкете, что он воевал во Вьетнаме и был там контужен – мы боялись, что нам не дадут въездную визу в Россию. А когда мы приехали сюда, Роберт сразу увидел, что за нами следит этот ваш майор…

Генерал и полковник взглянули на нее удивленно, но лицо хозяина кабинета продолжало оставаться бесстрастным, и только небольшие белые пятна – признаки гнева – выступили на скулах. Вирджиния понимала, что блефует и играет с огнем, но разве может опровергнуть ее покойный майор Незначный? И разве не он подсылал к ним эту сексуальную красотку, и компанию с цыганами на день рождения Роберта, и водопроводчика, и, наконец, он ехал в Ленинград в соседнем с ними купе…

– Ну да! – сказала она. – Он следил за нами в гостинице и даже поехал с нами в Ленинград, мы же видели его в поезде! И Роберта это ужасно нервировало. К тому же он был болен, у него все время была высокая температура, и ему все казалось, что сейчас нас арестуют за что-нибудь. Например, за то, что он воевал во Вьетнаме против коммунистов. Потому что иначе зачем за нами следить? Роберт даже из гостиницы боялся выходить. Только в Ленинграде мы решили немножко погулять. Но когда там на улице к нам пристали какие-то хулиганы, Роберт сразу сказал мне, что это провокация и что, если нас арестуют, он живым в руки не дастся. И поэтому в аэропорту…

Хозяин кабинета нажал кнопку вызова секретаря и сказал возникшему в двери майору, кивнув на Вирджинию:

– Уведите…

– Следуйте за мной! – приказал ей по-английски майор.

Вирджиния встала, растерянно посмотрела на хозяина кабинета:

– Я получу свидание с представителем американского посольства?

– Вы получите как минимум три года тюрьмы за участие в убийстве советского офицера. Идите и… можете взять с собой в камеру эти бутерброды.

Вирджинию словно стегнули плеткой по лицу – он сказал это таким тоном, будто бросил нищенке презрительную милостыню.

– Послушайте, вы! – сказала она. – Если бы я могла выблевать вам на стол все, что я сейчас тут съела, я бы сделала это с большим удовольствием…

Майор-секретарь испуганно ухватил ее за локоть и потащил из кабинета, но она успела еще презрительно обернуться перед дверью и бросить:

– Ты корчишь из себя джентльмена? Плебей!

Майор вытолкнул ее из кабинета в приемную, где ее ждал тюремный конвой.

А там, в кабинете, за закрывшейся тяжелой дверью, обитой тисненой кожей, хозяин кабинета, побелев от гнева, негромко пристукивал открытой ладонью по столу и говорил полковнику Орлову:

– У вас что? Полные идиоты работают в отделе? Какой-то вшивый врач из Вашингтона в первый же день обнаружил слежку…

Голос по селектору прервал его:

– Разрешите обратиться, товарищ генерал…

– Кто это? – гневно спросил в микрофон хозяин кабинета.

– Брусько, начальник отдела секретной документации.

– Чего тебе?

– При осмотре сейфа покойного майора Незначного я обнаружил странную карту Америки и Канады, товарищ генерал. По-моему, на этой карте Незначный отмечал всех туристов, с которыми он работал последние годы…

Хозяин кабинета молча выдохнул воздух и печально покачал головой. Господи, с какими кретинами ему приходится работать!

– Зачем он отмечал их на карте? – устало спросил он в микрофон.

– Черт его знает, товарищ генерал. Может, хотел продать эту карту американцам. Разрешите заняться им подробней?

– Н-да… – вяло проговорил он. – Займитесь…

3

Через два часа в устланном вытертыми коврами кабинете начальника Лубянской тюрьмы полковник Орлов ознакомил представителя американского посольства Ларри Кугеля с обвинительными материалами по делу американской гражданки Вирджинии Вильямс. В серой папке с ботиночными шнурочками были фотографии встречи супругов Вильямс с ленинградскими «диссидентами» на Невском проспекте, «чистосердечные признания» самих этих «диссидентов» о том, какие материалы они передали при этой встрече Вильямсам и, наконец, фотографии пальто Роберта Вильямса и шубы Вирджинии – отпоротая подкладка и извлеченные из-под этой подкладки «антисоветские материалы». Читая эти материалы и разглядывая фотографии, Ларри Кугель понимал, что вина Вильямсов очевидна. И теперь нужно это дело как-то замять, спустить на тормозах и апеллировать к гуманности советских властей, чтобы пожалели женщину. В конце концов, всю вину можно свалить на Роберта Вильямса – он все равно погиб…