Доктор из Лхасы - Лобсанг Рампа

– Приступайте, – сказал он. – Если вы ничего не сделаете, рано или поздно я все равно умру, поэтому мне нечего терять.

От ящика для припасов, который стоял поблизости, я оторвал фанерку площадью около восемнадцати квадратных футов и сделал в ее центре отверстие, которое подходило бы по диаметру к металлическому пруту. К этому времени По Ку вернулся с набором самолетных инструментов. Мы осторожно надели фанерку на шкворень, и По Ку плотно прижал ее к телу пострадавшего. Я в это время взял за прут большими щипцами и легонько потянул. Прут не сдвинулся с места, а несчастный генерал побелел.

«Что же делать? – думал я. – Мы не можем оставить эту железяку торчать здесь, поэтому – пан или пропал!» Я уперся коленом в По Ку, который держал прут, покрепче ухватился за щипцы и что было сил потянул его на себя, немного покручивая. С ужасным чавкающим звуком прут вышел из тела, и я, потеряв равновесие, упал и ударился затылком о пол.

Быстро поднявшись на ноги, я опять подошел к генералу и принялся останавливать кровотечение из раны. Заглядывая в рану с помощью фонарика, я убедился, что в теле ничего серьезно не повреждено. Поэтому мы прочистили рану до той глубины, до которой смогли достать, а затем зашили ее. После того как генерал принял некоторое количество стимулятора, цвет его лица заметно улучшился, и – по его словам – он был счастлив.

Теперь генерал мог лечь на бок, тогда как до этого он мог только сидеть вертикально, постоянно ощущая в теле вес железного прута. Я оставил По Ку, чтобы он помог генералу одеться, а сам направился к следующей жертве, которой оказалась женщина. Ей взрывом оторвало ногу выше колена. Жгут был наложен слишком плотно и слишком давно. Чтобы спасти ее, нужно было ампутировать остаток ноги.

Мы попросили мужчин снять с петель дверь и привязали к ней женщину. На эту операцию у меня ушло больше получаса. Для женщины это были полчаса агонии, однако все это время она лежала совершенно спокойно, не издавая ни единого стона и даже не вздрагивая. Она знала, что находится в руках друзей. Она знала, что все наши действия направлены на то, чтобы помочь ей.

Были и другие пострадавшие. Были небольшие травмы, но были и серьезные ранения. К тому времени, когда мы закончили свое дело, уже стемнело. Сегодня весь день пилотировать должен был По Ку, но поскольку он плохо видел в сумерках, сесть за штурвал пришлось мне.

Мы быстро вернулись к самолету и аккуратно сложили в него свои принадлежности. На этот раз они тоже верно послужили нам. Затем По Ку крутанул пропеллеры, и моторы начали работать. Из выхлопной трубы самолета вырывались сине-красные языки пламени. Наверное, в глазах тех, кто никогда раньше не видел самолета, мы выглядели огнедышащим драконом. Я забрался в кабину и тяжело опустился на сидение пилота. Мои глаза слипались от усталости, и мне приходилось прилагать усилия для того, чтобы держать их открытыми. По Ку поднялся на борт самолета после меня. Едва успев закрыть за собой дверцу, он упал на пол и уснул мертвым сном. Жестами я попросил людей, собравшихся возле самолета, оттянуть большие камни, которые препятствовали движению самолета.

С каждой минутой становилось все темнее. Я едва различал силуэты деревьев на фоне неба. Хорошо зная эту местность, я вслепую развернул самолет в том направлении, которое, как мне казалось, было направлением взлетной полосы. Ветра не было. Я запустил все три двигателя на полные обороты. Моторы заревели, и самолет, набирая скорость, затрясся по взлетной полосе. В темноте я не мог разглядеть приборов на панели управления. У нас не было фар, и поэтому спустя некоторое время после начала разгона я почувствовал, что нахожусь недалеко от конца взлетной полосы. Я потянул на себя рычаг управления. Самолет устремился вверх, но затем дрогнул и ушел вниз. Однако через мгновение он снова рванулся вверх и на этот раз оторвался от земли. Набирая высоту, самолет описал большой круг над местностью. Поднявшись до высоты холодных ночных облаков, я выровнял полет и стал оглядываться по сторонам в поисках ориентира – Желтой Реки. Вскоре я обнаружил ее. Она терялась слева по курсу, выделяясь едва заметным блеском на фоне более темной земли. Я оглядывался с целью заметить какой-нибудь другой самолет. Мы были беззащитны. По Ку крепко спал на полу самолета, и поэтому следить за окружающим воздушным пространством из окошка в хвосте самолета было некому.

Поднявшись на нашу обычную высоту и сориентировавшись, я откинулся на спинку кресла и подумал о том, насколько изнурительны эти полеты в удаленные районы с целью оказания помощи пострадавшим от бомбежек. Мы должны были изощряться в том, чтобы любыми средствами вернуть к жизни несчастные, истекающие кровью тела. Я вспомнил фантастические рассказы о госпиталях в Англии и Америке, о невероятном количестве лекарств и инструментов, которыми, как утверждалось, изобилуют эти госпитали. Однако здесь, в Китае, для лечения больных мы должны были экономить лекарства, а также изощряться и использовать всевозможные подручные предметы.

В почти полной темноте посадка была тоже довольно сложной. В крестьянских домиках мерцали лишь тусклые огоньки масляных ламп. Эти огоньки едва заметно выделялись на фоне более темных очертаний деревьев.

Однако старый самолет нужно было как-то посадить, и вот через несколько минут мы уже грохотали по взлетной полосе, вспахивая землю хвостовым костылем. При посадке По Ку не проснулся – так крепко он спал. Я выключил моторы, вылез из кабины, подставил под колеса тормозные башмаки, а затем вернулся в кабину, закрыл за собой дверцу и тоже уснул на полу.

Ранним утром мы оба проснулись от криков снаружи. Когда мы открыли дверцу, оказалось, что вместо выходного, на который мы так рассчитывали, нам предстоит полет. Мы должны были лететь с генералом на борту в другой район, где ему предстояло встретиться с Чан Кай Ши и обсудить с ним ход войны в провинции Нанкинг. Однако генерал был еще не совсем здоров. Он был ранен и только недавно начал поправляться. Мы подумали, что он лишь пугает нас предстоящим полетом. Дело в том, что он был очень тщеславным человеком, и поэтому большинство офицеров не любили его. Поскольку генерал обращал большое внимание на внешний вид военнослужащих, прежде чем отправиться к нему, нам следовало немного привести себя в порядок. Мы направились туда, где лежали наши вещи, чтобы помыться и переодеться.

Пока мы переодевались, начался ливень. Наше настроение стало еще хуже, когда мы поняли, что весь этот день будет пасмурным. Дождь! Мы ненавидели его, как и все китайцы. Одной из типичных черт Китая были храбрые, возможно даже самые смелые в мире солдаты, которые ненавидят дождь. В Китае дождь всегда представляет собой ливень, который порой не утихает часами. Он заливает водой все. Каждый человек, оказавшийся под таким дождем, промокает до нитки. Направляясь к самолету под зонтиками, мы увидели, на что способны китайские солдаты. Они маршировали по раскисшей дороге, которая пролегала вдоль взлетной полосы. Солдаты пришли в уныние от непрекращающегося дождя. Они удрученно брели вперед, закрыв свое оружие брезентовыми сумками, накинутыми на плечи. За плечами у них были завязанные веревками вещмешки, в которых они держали все свои скромные пожитки, а также боеприпасы и еду. На головах были соломенные шляпы, и в руках – зонтики, сделанные из бамбуковых палочек и промасленной бумаги. Солдат с зонтиком в руке казался нам смешным. Но если по дороге маршируют пятьсот или шестьсот таких солдат, в этом уже нет ничего смешного. Мы тоже пользовались зонтиком, чтобы добраться до своего самолета.

Подойдя к самолету, мы удивленно уставились на толпу людей, которая собралась возле него. Большинство из них были здесь для того, чтобы поддерживать брезентовый навес над головой генерала. Он величественным жестом подозвал нас к себе.

– Кто из вас провел в воздухе больше часов? – Спросил он.

– Я, генерал, – устало ответил По Ку. – Я летаю уже десять лет, однако мой друг намного лучший пилот, чем я. Он более опытен в этих делах.

– Я здесь решаю, кто лучше, а кто хуже, – сказал генерал. – Ты полетишь, а он будет наблюдать за окружающим пространством из хвостового окна.

Поэтому По Ку отправился в кабину, а я полез в свой наблюдательный пункт. Завели моторы. Из своего маленького окошка я видел, как генерал и его свита поднимаются на борт. У дверцы было много суеты. Они долго кланялись друг другу и церемонно пропускали вперед более почтенных членов свиты. В конце концов дверь закрыли, и два механика оттянули от колес тормозные башмаки. Я помахал По Ку, он дал мне условный сигнал с помощью веревки и начал выруливать на взлет.

Этот полет не предвещал нам ничего хорошего. Мы должны были пролететь над японскими войсками, а японцы весьма неравнодушны к тем, кто летает над их боевыми позициями. Однако наше положение усугублялось еще и тем, что нас должны были сопровождать три – всего лишь три – истребителя. Мы знали, что они не отпугнут, а скорее привлекут внимание японцев, потому что те заинтересуются трехмоторным самолетом, который эскортируется тремя истребителями. Однако генерал не стал нас слушать, заявив, что он здесь главный, и отдавать приказы надлежит ему.