Вороний закат - Эд Макдональд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И правда, Мраморная стража. Вот дерьмо.
Удар огромной руки – и отлетели еще двое. Затрещали мушкеты, но Первый шел сквозь пороховой дым будто герой из легенды – кем он, наверное, и был.
Наемники орали, махали мечами, умирали, но остановить гиганта не могли. И тут из леса выскочил маленький темноволосый всадник. Прижавшись к конской гриве, он погнал прямо на нас. Я вытащил пистолет, прицелился, взвел курок. Всадник проскакал мимо Первого, вяло отбивающегося от трех наемников с алебардами, и на ходу выпрыгнул из седла.
Ха, знакомый тип. Капитан «Черных крыльев».
– Сильпур? – сказал я.
– Нам пора.
Ростом всего пять футов и пять дюймов, тощий, бронзовокожий, глаза зеленей травы, резкие черты лица. Несмотря на то что к нам двигался монстр-убийца, говорил Сильпур тихо и спокойно, с монотонностью набегающей на берег волны. Одетый во все черное, он напоминал крота. Казалось, ему слегка за двадцать, но я знал: Сильпур выглядит так уже тридцать лет.
– На площадку, – скомандовал он.
– Помоги мне завалить этого монстра.
– Нам пора, – повторил Сильпур. – Первый слишком силен. Лучше удрать.
Я бы поспорил, но число наемников стремительно уменьшалось, и уже подъезжали головорезы из Отдела – нервно и медленно, поскольку не хотели попасть в драку. Да и, честно говоря, не было нужды. Первый выигрывал. Один наемник бросил топор и кинулся наутек, но Первый повалил его наземь. Огромные кулаки поднялись и ударили, как молоты. Монстра обуяла жажда крови, и он впился в оголенную шею жертвы.
– Рихальт, уходи! – крикнула Валия.
В ее нечеловеческих глазах мелькнул страх. Ну да, я пойду. А ты, значит, нет?
Я кинулся к ближайшему мулу, затащил на каменный круг. Мул вздыбился, попятился – учуял здешнюю жуть. Сильпур, все такой же бесстрастный, завел в круг своего коня.
– Ты раньше делал это? – спросил я.
– Много раз.
– Мне нужно остаться, я договорюсь, – промямлила Валия.
Я схватил ее за талию и потащил. Валия наверняка узнала подробности про Сумеречные врата, представляла ожидавшее нас и боялась до чертиков.
– Отпусти меня!
– Нет, – отрезал я. – Что бы ни происходило вокруг, тебе нельзя сходить с камня.
Я обнял ее и прижал к себе, не отпуская поводьев мула. Сильпур хладнокровно выдернул меч и надрубил лошади шею. Та вздыбилась, но Сильпур знал свое дело – несчастная скотина тут же рухнула на камни, кровь потекла по древней резьбе. Сильпур сунул клинок в ножны и, равнодушный, застыл.
Наемников осталось всего полдюжины. Двое решили, что с них достаточно, и кинулись к нам. Первый с залитым кровью лицом бросился за ними. На монстра заорала Каналина, снова взобравшаяся на коня. Тот поймал беглецов и ударил их друг о дружку так, что захрустели кости. Командир наемников тоже решил спасаться и побежал к нам, словно мы могли защитить лучше, чем его собственные бойцы.
В рыжем небе вихрем закружилась стая скворцов. Птицы сотнями садились на могильные холмики. Птичьи глаза поблескивали алым.
Командир наемников, тяжело дыша, вбежал на платформу. Валия затряслась.
– Ни в коем случае не сходи с камней! – напомнил я.
Сказать, что я просто боялся, – значит, не сказать ничего. Я уже ходил этой дорожкой и знал, что ждет впереди. И потому дрожал сильнее Валии.
Есть куча теорий насчет Безымянных. Они ведь не маги. Они не похожи на спиннеров, «немых» или дрийа, живущих за тридевять земель, и вообще ни на каких колдунов. Безымянных считают и богами, и демонами, и много кем еще. Про Воронью лапу я знаю наверняка лишь одно: изрядная доля его магии связана с птицами.
Лошадиная кровь растеклась по желобкам, скворцы поднялись с могил, закружили над нами. Затрепетали тысячи тысяч крыльев, нас овеял жаркий ветер. Мул дико завыл. Ему отчаянно хотелось удрать, но куда ж тут денешься. Я пригнулся, по-прежнему не выпуская Валии.
Темные птицы все ускорялись, летели куда быстрее, чем сокол-сапсан в пике. Глаз уже не отделял их друг от друга, они слились в сплошные полосы черноты, и мы оказались в центре жуткого смерча. Какофония птичьей переклички перешла в оглушающий визг, нас хлестнуло ветром, сбивающим с ног, сдирающим одежду. Командир наемников истошно вопил. Сильпур стоял молча и неподвижно.
– Закрой глаза и ничего не слушай, – проорал я на ухо Валии.
Но мой голос потерялся за визгом птиц и ревом ветра.
Наконец, пришел шепот – тихий, шипящий, но, несмотря на ураган, очень ясный. Он ронял в душу темные, страшные слова – о тайнах, не раскрываемых никому, о тех воспоминаниях, что всеми силами стараешься изгнать.
Валия вцепилась в меня, зажмурилась. Правильно.
Заревело громче, кольцо тьмы сжалось, и я увидел их в темноте: серые тени с удлиненными ногами и руками, раздутыми головами и светящимися шарами, которые тени держали в ладонях у сердца. Высокие мертвецы двигались в потоке магии и пытались ступить на каменный круг. Двигались медленно, будто вслепую, но знали, где мы. Они управляли шепотом мертвых, отзвуками того мира, откуда приходит за нами зло.
– Ты предал их…
Шепот вгрызался в рассудок. Я скрипнул зубами.
– Мы все сдохли за твой гребаный чин, – прошептал старый товарищ.
– Ты же погубил ее. Не кто-нибудь, а ты. Оставил и погубил.
– Ты никогда не смог бы остановить лоскутного колдуна.
Я прижался лицом к волосам Валии. Гребаные мертвецы. Нет такого уголка души и стыдной, темной памяти, куда бы они не залезли. Они знают о нас больше, чем мы сами.
Командир наемников не выдержал. Я хотел схватить его, но не успел. Он кинулся в черное небытие. Как только командир шагнул с платформы, Высокие мертвецы слетелись к нему. Потом он исчез, а мертвецы – медленные, целеустремленные – вернулись на прежние места. Вокруг взвыла магия.
– Даван, не выходи туда! Даван! – отчаянно закричала Валия.
Она захлебывалась слезами, задыхалась, но крепко держалась за меня.
– Даван, останься со мной! Даван!
– Не обращай внимания! – прорычал я. – Это наваждение. Не думай о нем!
Ногти Валии впились мне в шею. Уткнувшись лицом в мое плечо, она навзрыд рыдала по своему мужу. Крики полнились болью, словно ее резали по живому. Мне же мертвецы шептали о том, что я предавал, не держал обещаний, позволил сгореть Эзабет, не спас Ненн и вообще никого не смог спасти. Мол, я виноват и в скорби, и в крови, и в том, что мертвые дети глядят из тьмы пустыми бездушными глазами. Вечно пьяная лживая скотина, которой не хватает силы и мужества…
А Сильпур
