Твоя половина мира - Евгений Прошкин

– Хорошо.

– Мог бы сам сообразить…

– Вот об этом и речь, сестра. Держаться на взводе двадцать четыре часа в сутки невозможно. Форвертс не устает… но он владельца утомляет. Сильно.

– Утомляет, – согласилась Элен.

– Так что давай договоримся не перевешивать своих забот на другого.

– День?.. Неделя?.. Месяц?.. На сколько договариваемся?

– Этого я тоже не вижу. Предлагаю – на всю жизнь.

– Смело.

– На всю оставшуюся, – добавил Тиль.

– Ты себе уже отмерил?

– Я гаданием не занимаюсь. Отмерил до вечера, а там поглядим.

Солнце поднялось, и граффити на стенах уже не светились, а лишь отсвечивали, чаще – модным лиловым.

– Ну и что ты намерил? – спросила Элен. – Куда теперь едем?

– Есть нормальная гостиница. Нормальная – в смысле, тихая. Ты ведь ночью не спала? Мне тоже не удалось, я прямо с самолета. Отдохнуть нам надо.

– Отдыхать обязательно вместе?

– Кровати могут быть разными.

– Я не о том. С чего ты взял, что нам по пути?

– Увидел, конечно.

– Это не причина, а следствие, – бросила Элен.

– Если ты меня вспомнила… должна помнить и все предыдущее.

– Помню. Такой форвертс у меня впервые. Глубокий и затяжной, как нырок в преисподнюю. Только… очень ясный он был. Слишком ясный. У тебя…

– Тоже, – отозвался Тиль. – Чуть не перепутал его с реальностью. Зато теперь я кое-что знаю.

– И я…

– Знаем такое, без чего было бы трудно.

– Ты правда советуешь мне порвать с этой Компанией?

– Я еще ничего не сказал.

– Да перестань, Тиль!

– Ну… а ты сама-то как думаешь? Конечно, порвать. И с этой Компанией, и с любой другой.

– Они просто так не отпустят. Особенно сейчас. Я им нужна.

– Мы всегда будем нужны. Не «Глобал», так «Юни», не «Юни», так еще кому-нибудь. Единственный выход – ни с кем не ссориться и ни с кем не дружить.

– Соломон выискался!..

Встречный «Мерседес» ни с того ни с сего мигнул фарами. Тащившийся за ним разбитый «Форд» капризно бибикнул.

– О!.. – Элен усмехнулась. – Представляешь…

– Почему миллион? – равнодушно спросил Тиль. – Логичнее было бы сто.

Она побарабанила по рулю.

– С тобой скучно, братец.

– Неужели?..

Элен быстро взглянула ему в глаза и отвернулась. Через несколько часов она скажет: «С тобой здорово, Тили…» И дело было не в том, что она это увидела. И даже не в том, что это увидел он. Они уже все почувствовали и, еще не прикасаясь друг к другу, стали ближе. Пока это был лишь вариант, – и Элен, и Тиль могли его изменить. Но оба знали, что менять ничего не будут.

Полушин

– По заключению врачей, Рудольф Прутко страдал олигофренией в степени дебильности и не представлял угрозы для общества, – тараторил репортер. – Два раза в год Прутко проходил плановое обследование в стационаре, остальное время он находился у себя дома, на попечительстве…

В кадр попал холодильник, обычный «Самсунг», обклеенный рецептами из дамских журналов. Левая дверца открылась, и Элен, тяжело сглотнув, отодвинула тарелку. Морозильная камера была набита заиндевевшим мясом – посреди, между ногой и чем-то неопределенным, выдавалось голубое женское лицо.

– …старшей сестры Евы Прутко, – скороговоркой закончил ведущий.

На экране возникла другая квартира: книжный стеллаж, окно в пасмурное небо и треснувший аквариум без воды. Тиль медленно покачал головой. Эту комнату он знал хорошо.

В центре показалась лужа разбавленной розовой крови. И два тела.

Полушин с простреленным сердцем лежал на спине. Рядом, в глубоком кресле, словно вбитый гвоздями, сидел блондин из «Поросячьего визга». Свесившаяся рука сжимала «стейджер». Вокруг, как кораблики, из воды светили боками свежие гильзы. Очень много корабликов…

– Выкинь свой пистолет, – буркнул Тиль.

– Да-да… – обронила Элен.

– Трудно сказать, имел ли место ошибочный диагноз, или у Рудольфа Прутко на фоне одного заболевания развивалось второе, скрытое, – продолжал комментировать репортер. – Люди, страдающие дебильностью, как правило не склонны к насильственным действиям. Вспышки агрессии более характерны для маниакально-депрессивного психоза. Если же мы имеем дело с убийством не случайным, а запланированным, то речь может идти о параноидной шизофрении. Ни того ни другого у Прутко не наблюдалось. Однако восстанавливать картину теперь придется не врачам, а полиции.

Монитор показал огороженный турникетами подъезд. Ефимов неторопливо вышел из дома и поднял воротник – дождь закончился, но на улице было еще сыро.

– Господин следователь… – Ему в лицо ткнулись микрофоны.

– Рано! – Он раздраженно отодвинул камеру и направился к машине.

– Господин следователь!..

– Пока могу сообщить, что это… – Ефимов поморщился. – Это необычный преступник.

– Необычный преступник, совершивший необычное преступление, – подхватил голос за кадром. – Во время перестрелки были ранены двое сотрудников полиции, один находится в критическом состоянии. Необходимо добавить, что это опытные сыщики, за плечами у них долгие годы службы и множество блестящих операций. Как случилось, что душевнобольной человек сумел оказать им столь эффективное сопротивление, остается загадкой. Будет ли найден ответ – неизвестно. Ввиду особой опасности преступника, полиция была вынуждена открыть огонь на поражение.

На экране вновь появился блондин: рубашка, изрубленная пулями в кашу, и расслабленное, ничего не выражающее лицо.

– Его все-таки пристрелили… – глухо произнесла Элен.

– Он возьмет себе другого, – отозвался Тиль. – Любого другого. Из любой психушки.

– Кто возьмет?..

– Не знаю. Но этот Рудольф Прутко… по-моему, он не форвард.

– Я тоже так подумала. Тогда, в «Поросячьем визге»… в какой-то момент. Но я ведь и раньше с ним сталкивалась…

– Да, я видел.

Они говорили о том, чего не было, – встреча Элен и блондина произошла не в реальности, а лишь в вероятном будущем. Нормальный человек не стал бы обсуждать это всерьез, но здесь, в гостиничном номере за семь евро в сутки, находились не нормальные. Будущее в их понимании мало чем отличалось от настоящего и было такой же частью жизни, – странной, противоестественной жизни форварда.

– В доме у Козаса этот Рудольф Прутко… Он показался мне очень сильным, – проговорила Элен. – Там, возле лифта, меня спасла только Компания. Он опережал на каждом шагу. Судя по тому, как он себя вел…

– Не он себя вел, его вел кто-то другой. Ясно?

– Нет.

– Мне тоже не ясно, – признался Тиль. – Зато теперь можно представить, как этот Прутко справился и с Полушиным, и с Козасом.