Шествие динозавров - Евгений Филенко

— Сволочи, — говорю я с отчаянием. — Мафия.

— Это как угодно, — холодно говорит Ратмир и отходит к окну. Раздергивает шторы и смотрит на улицу. Прямо против бешеного солнечного света. И не жмурится.

— Но ты же знаешь мой ответ! — я чуть не плачу. — В моем досье должно быть написано… Подскажи мне, что я ответил и от чего умер?!

Он оборачивается. Коротко улыбается мне:

— Ты умер от старости.

Глава тридцать третья

— Это не Бюйузуо, — сказал я, расслабляясь. — И прекрати ныть. Они думают, что заманили меня в ловушку. На деле же они сами в нее угодили.

Мы вступили под высокие своды Святилища Теней. Того самого, где я пережил церемонию Воплощения. Все оставалось по-прежнему. Даже алтарь не удосужились починить. На ходу я пнул один из обломков горбыля. Слава Богу, хоть догадались убрать отсюда падаль.

— Эй! — крикнул я. Эхо заметалось, отскакивая от стен.

— Что за гадину вы натравите на меня сегодня?

— В этом нет нужды, ниллган, — услышал я звучный голос Дзеолл-Гуадза.

Я повернулся на звук. Верховный жрец стоял на неподобающем даже его высокому сану месте, впереди императора, который тоже пожаловал сюда в окружении тупо озирающихся эмбонглов. Взгляд Солнцеликого блуждал. Должно быть, нелегко далась ему первая ночь без меня. А может быть, Дзеолл-Гуадз попросту опоил его какой-нибудь наркотической дрянью. Чтобы кукла вела себя смирно, не встревала в беседу.

Гиам, съежившись, опустился на карачки и проворно пополз обратно, в темноту и сырость лабиринта.

— Где Оанууг? — спросил я, покачивая ржавым от высохшей крови клинком.

— Я не знаю.

— Ты лжешь, заклинатель пауков!

— Тебе придется принять мои слова на веру, ниллган. Потому что выйти отсюда и узнать им цену ты уже не сможешь.

— Кто сумеет остановить меня? Ты? Эти дикари?

— Тебя остановит тот, кто останавливал всех ниллганов. Бюйузуо Многорукий, повелитель Рбэдуйдвура.

— Наконец-то! Я счастлив услышать его вызов. Я втройне счастлив буду свидеться с ним лицом к лицу. Зови его, ты же имеешь власть над вауу, колдун.

— Он сам придет, когда наша беседа мне наскучит.

Оказывается, на протяжении всей перебранки мы совершали круг за кругом в центре святилища, и разделяли нас только обломки алтаря. Зеленый кошачий взор Дзеолл-Гуадза явно не лишен был гипнотической силы. Да ему это и по должности полагалось.

— Ты хочешь иметь право на поступки, ниллган. Тебе кажется, что ты наделен волей и разумом. Но глиняная кукла Юламэм тоже спит и видит сны, будто бы она человек.

— С тех пор, как я здесь, меня преследует упоминание об этой кукле. Хотел бы я взглянуть на нее.

— Обернись, и ты ее увидишь.

Я бросил короткий взгляд через плечо. Император Луолруйгюнр Первый. Он безмолвно торчал на прежнем месте, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону.

— Рабы не должны быть свободны. Но высшие силы приказали мне сделать так, чтобы они могли жить и работать, как им заблагорассудится. Чтобы увидеть, захотят ли они работать, смогут ли обойтись без надсмотрщика за спиной. И я не свободен, и я такой же раб высших сил… Но Одуйн-Донгре стал своеволен. И тогда Солнцеликий стер его в прах. Также и ты. Когда мне стало обременительно соседство юруйагов, я спустил на них тебя. Как бешеного пса. И ты разорвал их на куски. Ты понял меня? Там не было твоей женщины и твоего вургра. Но ты мне поверил. Потому что в этом мире только я наделен свободой говорить правду.

— Теперь ты хочешь убить меня, жрец?

— Мне безразлично, жив ты или мертв. Я призвал тебя из Земли Теней охранять императора, и ты справлялся со своей работой лучше других. Ты великий воин. Но ты странный ниллган. Ты все время пытаешься ускользнуть из моей власти. А этого не должно быть.

— Мне неведомы силы, способные уничтожить меня. Многорукий? Я не верю в него. Но все же, коль скоро ты задумал вернуть меня к престолу Эрруйема, ответь мне: что это за высшие силы, способные управлять даже тобой?

— Вот стоят эмбонглы. Им доступны лишь простые чувства. Гнев, голод, похоть. Они не ведают разницы между жизнью и смертью. Они не задают вопросов и умрут счастливыми. Почему же ты постоянно ищешь себе огорчений, ниллган?

— Теперь ты поверь мне, жрец. Я не умру, пока не узнаю всей правды. Даже если мне придется вырезать ее из тебя по кусочкам.

— Хороший ответ, ниллган. Смотри на меня. Не отводи глаз, если не хочешь упустить свою правду.

Глава тридцать четвертая

…наш последний разговор по-мужски краток. Чего тут особенно рассусоливать? Союзником они меня не сделали, родные мои внучатки. Привыкли, видно, вербовать себе этаких вечных пилигримов, рыцарей плаща и кинжала, которым все едино где жить, на кого работать и в чем эта работа заключается — абы побольше мордобоя и баб. Когда возникла нужда в присутствии у вышеупомянутых рыцарей хотя бы малого интеллекта, принялись искать некую отстраненную личность, вне времени, над событиями. И напоролись на меня. Отозвали из внутренней эмиграции. Да только не рассчитали, что человеку с самым небольшим количеством мозгов в голове их планы покажутся противными. Вне зависимости от его отношения к обществу, в котором он принужден влачить существование. Невыносимо противными. Однако же, добились формального согласия на участие в их вонючем эксперименте — и на том спасибо. Я у них как должник. У собственной смерти заложник. Они мне — жизнь, я им — информацию. Пусть подавятся.

— Твоя задача, Змиулан, — уберечь императора. И вызнать, кто под него роет. Прими к сведению, что на него бывало по три покушения за ночь. Оч-чень умно подготовленных. И только телохранители, наша резидентура, отводили беду. В конечном итоге — ценой собственной жизни.

— Так-таки и жизни?

— Ну, для зигган они выбыли из игры. Разве может поддерживать нормальную жизнедеятельность человек, перерубленный пополам или хотя бы лишившийся головы? В таких случаях мы избавляем случайных свидетелей от умножения числа сущностей сверх необходимого. Мертвый телохранитель должен быть мертв. А то, что в момент предания бренных останков огню таковые перемещаются во времени и приводятся обратно в состояние доброго здравия, никого из участников гражданской панихиды не касается.

— Значит, вы гарантируете мне полное излечение от травматической ампутации головы?

— Вне всякого сомнения.

— Приходится верить на слово. Тем более, что выбор у меня небогатый: койка в раковом корпусе либо тризна в империи.

— Еще одно. Здесь ты также вынужден будешь поверить на слово. Как и мы, впрочем. Наш последний резидент Кандагар клятвенно заверял, что лично он был уничтожен… как бы выразиться поточнее… лазерным оружием. В самом деле, традиционными способами — мечом, копьем, стрелой — взять его было невозможно. Очень хороший был агент, злой, отчаянный… И все же его взяли. Разумеется, никто в байку про боевой лазер не поверил. Откуда взяться в минус двадцать пятом веке лазеру? Но получается, что у врагов императора имеется в арсенале чересчур ядовитый зуб для нашей вакцины.

— Ладно, поверил. Что еще?

— О процедуре перемещения к месту работы. Она обставлена неким согласованным с зигган ритуалом. Как проводилось это согласование и каким способом нам удалось забросить к ним необходимую технику — разговор особый… В их понимании имеет место колдовское действо, в результате которого они попадают в ад — временно, разумеется, — где обитают души великих воинов всех времен и народов. На их глазах прежний, мертвый телохранитель вызывает на поединок очередного кандидата. Победитель обретает новое воплощение и после ряда испытаний его доблести приступает к исполнению своих обязанностей по охране императорской особы. Как ни странно, победителем всегда оказывается новичок.

— Что так?

— Ну, новый телохранитель просто не может быть плоше старого, чего ж тут шило на мыло менять… Исход схватки мы обговариваем заранее. Ни один из прежних телохранителей не вызывался побывать в Опайлзигг дважды. Да и воскрешение только что убитого и преданного огню могло бы вызвать странное впечатление у народа. Ритуал же вызова воинов из царства мертвых известен немногим, это иерархи жреческого сословия, а они по долгу службы всего насмотрелись предостаточно.

— Значит, вы запихаете меня в местечко, символизирующее для зигган преисподнюю. Затем припрется этот ваш Кандагар, и я вмажу ему меж глаз. Он ляжет, а жрецы, что смиренно следили за нашей сшибкой, захомутают меня и утащат в Эйолияме.

— Более вероятно — в Эйолудзугг. Там тебя подвергнут экзамену на профпригодность. И ты обязан этот экзамен с честью сдать.

— Заставят кому-нибудь отрезать голову?

— Запросто.

— А если я не смогу?

— Ну, ты уж постарайся. Все ж таки, великий воин… Не жалей их. Помни одно: это тени. Их нет и никогда не будет. Никто из них не станет нашим пращуром. И все они, так или иначе, когда-нибудь снова оживут, потому что мы разыграем с теми же фигурами еще не одну партию. Раб станет комиссаром, император — лагерным вертухаем…