Твой друг. Сборник. Выпуск 2 - Борис Рябинин

Вот он, дорогой наш Яранг, наш достойный товарищ. Он еще худоват, еще кой-где не отросла шерсть на едва успевших затянуться ранах; но уже бодр как прежде, полон ума и преданности взгляд его живых карих глаз. Свесив розовый язык, он с интересом смотрит на нас, кажется, улыбается…

… Если кому-нибудь из наших читателей спустя какое-то время после войны довелось побывать в городке, где происходили описанные события, он, без сомнения, встречал на улице пару, мимо которой, право же, нельзя было пройти равнодушно, не проводив взглядом.

Большой старый пес, прихрамывая, и маленькая девочка важно шествуют, составляя в эти минуты как бы единое целое. Девочка с льняными волосами удивительно похожа на одного из уважаемых граждан города, главного инженера электростанции Алексея Андреевича Белянина, только глаза у нее ярко-синие, как у матери. Девочка держится за ошейник ручонкой, а пес, будто нянька, соразмеряет ее шаг со своим. Видно, что такие прогулки они совершают часто. Доходят до угла, поворачивают и возвращаются к домику с палисадником, в котором буйно растут кусты сирени.

Яранг на старости лет стал нянькой, но, кажется, это даже нравится ему, и он относится к новой обязанности очень добросовестно. При повороте девочка оказалась у края тротуара, близко к проезжей части; пес сейчас же забежал с другой стороны и, как делают поводыри слепых, оттеснил на середину… Так спокойнее!

Яранг изменился. Густо покрылась сединой морда, серебристые крапины покрывают места, где были раны. Но он еще отнюдь не дряхл, не немощен. Попробуй кто-нибудь тронуть малышку — ого!

Впрочем, кому захочется обидеть их? После Белянина, которого часто приглашают на пионерские слеты, в школы, в ремесленные училища, чтоб услышать воспоминания о днях Великой Отечественной войны, Яранг, пожалуй, самая популярная личность в городе. Он пользуется такой известностью, что всякий раз на прогулках его и девочку сопровождает стайка мальчишек.

Иногда у калитки их встречает большой рыжий кот. Апельсин, несмотря на солидный возраст, сохранился превосходно, тем более, что война вообще досталась ему куда легче и не принесла таких потрясений, как его другу Ярангу; а кроме того, старость у кошек наступает медленнее. Собака и кот нюхаются, эта важная процедура отнимает у них с полминуты; затем девочка забирает кота на руки, и домой они являются уже втроем.

Направляясь на очередную встречу в школу или клуб, Бе-лянин частенько берет с собой Яранга. Нередко главному инженеру специально напоминают, чтобы он не забыл, прихватил Яранга, особенно, если идет к молодежи. И когда во время рассказа о военных событиях бывший сержант посадит рядом Яранга, а тот от волнения и жара раскроет пасть и там заблестит золотой зуб, впечатление просто неописуемо…

На этом мы и расстанемся с Ярангом Золотым Зубом.

Пусть дела его не сотрутся в людской памяти…

М. Рикман

НЕИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЧКИ ИЗ ГЕРОИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ ЛЕНИНГРАДА

Рассматриваю полустертые листы, сохранившиеся у меня. Подписаны они 12 февраля 1940 года начальником клуба служебного собаководства П. А. Заводчиковым, заместителем начальника Сосновского питомника Н. Д. Войтенко и санинструктором. В них говорится о том, что от меня приняты для передачи в Красную Армию три собаки породы эрдельтерьер — две по связи и одна по санитарной службе. Все три за работу получили оценку «хорошо».

А случилось это так. Когда началась война с белофиннами, П. А. Заводчиков созвал всех собаководов-активистов, имевших хорошо дрессированных собак, и обратился с призывом сдать их в армию. Пример показала пионерка Мила Леоненко. Ее собака по кличке Бэри впоследствии стала знаменитостью. Вслед за девочкой привели своих воспитанников в Сосновский питомник и многие другие собаководы. П. А. Заводчиков предложил мне сдать моего питомца Фрэда, имевшего отличную оценку по санитарной службе. Но Фрэду было уже около девяти лет, и сдать его означало бы просто поставить галочку и погубить собаку, которая уже не могла принести пользу в фронтовых условиях. Начальник клуба согласился с моими доводами, но сказал: «Найдите ему замену. Поезжайте в питомник, там очень много собак, поступивших из других городов. Сидят они на приколе, в помещении места им не хватает. Многие из них не обучены. Выберите себе какую-нибудь и срочно подготовьте. Время не терпит. Я дам распоряжение, чтобы вам выдали собаку по акту».

Я отправилась в Сосновку на следующий день. Был конец декабря, стоял крепкий мороз. Собаки были привязаны к наспех вбитым кольям прямо на улице, так как все вольеры были заняты. Животные дрожали от холода, отказывались от еды в такой непривычной обстановке, скулили. Зрелище было нерадостное. Среди всех этих собак я обнаружила трех эрдельтерьеров — двух кобелей и одну сучку. «Возьмите всех троих, — сказал мне начальник питомника. — Их выбраковали как непригодных к работе. Они здесь только место занимают. Сами видите, без них тесно». — «Почему же их выбраковали? — спросила я. — Ведь они присланы как связисты и санитар». — «Они отказываются от работы, а заниматься с ними некому. Вы эрделистка, вот и заберите их».

Что было делать? Я не могла взять трех собак в городскую квартиру, тем более что обучать их надо было не на городской площадке, а в Сосновском питомнике, да еще как можно скорее. Требовалось срочно найти им пристанище у добрых людей, откормить и обласкать, приучить их к тем, кто будет с ними заниматься. И тут, как всегда в трудных случаях, на выручку пришли другие активисты-собаководы. Они немедленно включились в работу, обегали ряд домов, где, знали, живут добрые люди, объяснили им, что нужно взять собак на время, что помощь эта необходима для армии.

Короче говоря, в тот же день собаки были устроены, кто в теплую конуру, а кто и в дом, причем безвозмездно. Нашлись добровольные помощники и в дрессировке.

Дела пошли довольно успешно, и через месяц с небольшим собаки работали вполне грамотно, хотя, конечно, нуждались в доработке в более суровых условиях армии. Приняла их строгая комиссия, как я уже сказала, с оценкой «хорошо». Тут примечателен один факт, который говорит о том, какие ошибки может сделать невнимательный дрессировщик. Одна из собак, считавшаяся санитарной и выбракованная за отказ от работы, очень хорошо делала обыск местности и доверчиво подходила к лежащему человеку. Но она никак не хотела брать в зубы бринзель. Я стала специально заниматься с ней апортировкой разных вещей, но безрезультатно. Собака упорно отказывалась брать что-либо в пасть. Потеряв терпение, я силой вложила ей в рот какой-то мягкий предмет и нажала на верхнюю челюсть. Собака отчаянно завизжала. Только тогда меня надоумило раскрыть ей пасть, и я увидела совершенно гнилой зуб. Он и причинял ей сильную боль. Как только зуб удалили и дали зажить ранке, собака повеселела. Но я не рискнула продолжать занятия по санитарной службе, так как у нее явно установилась нежелательная связь с апортом. Эту собаку удалось быстро переквалифицировать на связь, а санитара подготовить из ласкового и очень смышленого связиста. Прошло уже чуть не сорок лет с той поры, но я до сих пор помню моих подопечных и тех добрых людей, которые их приютили и помогли выполнить срочное задание.

… В самом начале финляндско-советского конфликта районные отделения милиции обратились в наш клуб с просьбой помочь в патрулировании по городу. Надо было во время затемнения обходить определенные участки, а также проверять вагоны, стоящие в тупиках за вокзалами. В них ютились приезжие «гастролеры» из разных мест, любители наживы во время затемнения. Многие собаководы откликнулись и стали активно помогать милиции.

Молодые мужчины с хорошо дрессированными овчарками взяли на себя патрулирование вокзалов и проверку вагонов. Работа их оказалась нелегкой, но весьма плодотворной, и они отлично справились со своей задачей. «Гастролеров», которые прятались под скамейками в вагонах, было выловлено немало. Собак пускали вперед по команде «Ищи!», и они отлично вытаскивали прятавшихся либо стояли и грозно рычали. Нарушители очень боялись четвероногих патрульных и безропотно выползали из своих убежищ.

А мы, женщины, со своими питомцами приходили в отделения милиции по месту жительства к 12 часам ночи и вместе с участковым милиционером обходили вверенный ему участок. Я через день приходила со своей собакой в 6-е отделение, и мы обходили Марсово поле, Летний сад, улицу Пестеля до Литейного проспекта. Это был наш маршрут. Ходили часа два. Случалось задерживать кое-кого, в основном пьяных. Патрулировали в полной темноте и бывало всякое, особенно в Летнем саду. Собаке, видимо, передавалась атмосфера особенной настороженности при непривычных темноте и безлюдье. Чувствовалось, что она вся напряжена. Иногда начиналось глухое рычание. Мы с милиционером настораживались, собака вдруг делала резкий рывок, а затем как бы смущенно останавливалась… у статуи в Летнем саду, которую издали принимала за человека. Подойдя к ней, она ее долго обнюхивала, порыкивая, и только после этого успокаивалась.