Чародеи (сборник) - Андрей Смирнов

— Я мог бы убить тебя прежде, чем ты со мной поздоровался, — сказал граф кен Апрей. — Но надо было выяснить, как такой тупой бездарный невежа, как ты, сумел приобрести контроль над дюжиной самых мощных магических созданий Нимриана. На сем позвольте откланяться. Мое любопытство удовлетворено. Я запустил информационный вирус в нервную систему твоего замка. Этот вирус заставит Главное Сплетение ежесекундно тратить энергию на творение самых бессмысленных заклятий, которые только можно придумать. Естественно, вирус можно выцепить из Сплетения, но на это нужно время, а у тебя, его нет. Сам по себе ты слишком слабый колдун, чтобы суметь телепортироваться отсюда без помощи Источника. Я бы остался поболтать с тобой о том, о сем, но извини. Не имею ни малейшего желания оставаться здесь, когда драконы раскурочат донжон и доберутся до этой комнаты. Счастливо оставаться, бастард кен Церульт.

Тэнин еще что–то кричал, проклинал, просил, но уже беззвучно, тая вместе со своим замком. Свет окружил Лэйкила, смыв одну часть мира и явив другую. Появившись в центральном зале Тинуэта, Лорд Лэйкил выдохнул и потянулся, хрустнув всеми суставами.

В дверях он столкнулся с сестренкой.

— Привет, — сказала Лайла. — Ты где был?

— Как всегда, рылся в архивах Академии вместе с мастером Олито.

— У–у–у… А чего так рано вернулся?

— По тебе соскучился.

— Нет, ну на самом деле?

— Поем и снова уйду.

— А я Дэвида летать учу.

— Молодец.

Лэйкил поправил смявшийся воротник на платье сестренки.

— Ты какой–то задумчивый, — сказала Лайла.

— Я?

— Ты.

— Возможно…

Он мучительно пытался вспомнить то, что когда–то дядюшка Ролег рассказывал ему об арфе, созданной Лордом Дэразеном, Владыкой Бреда, сладкоголосым полубогом, некогда обитавшим в Хеллаэне. Об арфе, что носила имя Отнимающая Разум. Кажется, Ролег говорил, что любой, кто после смерти Дэразена пытался воспользоваться ею, с каждым новым подчиненным сознанием лишался частицы собственного разума и, в конце концов, терял способность здраво оценивать все, что с ним происходит.

«Не этим ли, — подумал Лэйкил, — объясняется глупое поведение последнего отпрыска семьи кен Церультов?..»

9

…Дэвид встал на ноги и с ненавистью посмотрел на графа. Кен Апрей, как и его оруженосец, голый по пояс, со скучающей миной ждал новой атаки.

Была середина лета. Полтора года минуло с тех пор, как Дэвид переселился в Нимриан. И каждое утро — часовая разминка, а потом еще час — тренировка с тем или иным оружием. Меч, топор, шест. Или — никаких посторонних предметов, только руки и ноги. Если бы тот Дэвид, который был неудавшимся художником и заключенным большой городской тюрьмы, мог бы увидеть нынешнего Дэвида, у того, прежнего, челюсть бы отвалилась от изумления. Молодой человек, некогда вяло и нерегулярно посещавший спортивную секцию, теперь двигался быстро и экономно, а его реакции позавидовал бы и дикий зверь. Он не стан мастером кун–фу, кемпо или дзюдо… Не стал, потому что то, чему его учил Лэйкил, не было похоже ни на один земной стиль. Сам Лэйкил никак не называл этот стиль. Может быть, он считал, что название в данном случае ничего не значит, а может, и в самом деле, не было еще никакого названия у той выжимки из самых различных боевых техник, которую некогда Ролег кен Апрей преподал своему племяннику. Был просто меч. Просто шест. Просто бой руками и ногами. «Подойди и ударь меня». Дэвид пытался. Вот уже полтора года.

Лэйкилу все было мало. Как только выяснялось, что Дэвид освоил тот или иной урок, выяснялось также, что граф все равно быстрее и сильнее. Ненамного. Дэвид рвался к новым вершинам. Но как только он достигал их, оказывалось, что и то, что демонстрировал кен Апрей до этого, — еще не предел. Он мог двигаться еще слаженнее и быстрее. Ненамного. Ровно настолько, чтобы постоянно провоцировать Дэвида на попытки переплюнуть учителя. Найти, наконец, брешь в его обороне. Больше всего Дэвида бесило то, что его «учителю» столько же лет, сколько ему самому. «Почему он может, а я — нет?» Лэйкил же со своей стороны старательно эксплуатировал это чувство. Когда Дэвид приходил в ярость, Лэйкил улыбался. Сначала он провоцировал Дэвида, а потом весьма болезненно (например, концом шеста или затупленным мечом) напоминал, что в бою не стоит забываться.

…Сегодня были мечи. Если Дэвид падал на землю и не торопился подняться, Лэйкил начинал методично обрабатывать его своим мечом — руки, ноги, ребра, все подряд. Можно было пытаться защититься. Если, конечно, успеешь. А можно было постараться скорее вскочить на ноги — не обращая внимание на боль в мышцах, усталость, сбитое дыхание и полнейшее нежелание и дальше терпеть эти издевательства. Выбор был всегда.

* * *

Естественно, Лэйкил не тратил все свое свободное время только на занятия с учеником. Он по–прежнему регулярно посещал Академию, регулярно бывал на вечеринках у Киррана, не регулярно, но часто, заводил романы с хорошенькими девицами. Время от времени «золотая молодежь» Нимриана устраивала сборища и в Тинуэте. «Своим» в этой компании Дэвид так и не стал. Во–первых, этому препятствовал его статус, а во–вторых, осознание того, что все эти милые веселые люди — беспринципные хищники. Он еще не забыл первую вечеринку у Киррана. В тот раз он остался жив только потому, что за него вступился его покровитель, граф кен Апрей. Не будь Лэйкила, Кремен зажарил бы его на глазах у всего общества — а окружающие и внимания не обратили бы, а если бы и обратили, то разве что только для того, чтобы дать добрый совет — какие специи лучше использовать и каким маслом поливать.

Дэвид вырос в обществе, основанном на идее справедливости, единой для всех. Даже когда к власти пришел Роберт Каннинхейм, эта идея, хотя уже и не воплощалась, но продолжала декларироваться. В Нимриане о демократии никто ничего не знал, и знать не хотел. Мысль о единой для всех справедливости была одинаково чужда как «сливкам общества», к которым принадлежали Лэйкил и его друзья, так и «низам». Дэвид имел случай убедиться в последнем. Молодой, здоровый мужчина, длительное время лишенный женского общества… В общем, в деревне, расположенной недалеко от замка, Дэвид завел себе подружку. Симпатичная молоденькая девушка не отвергла его ухаживаний. Вела себя так, как вела бы себя любая девушка из мира Дэвида, считающая, что именно мужчина должен проявлять активность во время знакомства. Два месяца все было замечательно. А потом родители этой самой девицы пришли в графский замок просить позволения выдать ее замуж за какого–то парня из соседней деревни. Дэвид пришел в бешенство.

— Вы что, сдурели?! — заорал он. — Она — моя! За какого там козла вы собрались ее выдавать?! Почему я об этом ничего не знаю?!! Что это еще за домострой?!!

Лэйкил сидел в кресле и не делал никаких попыток вмешаться. Он чуть улыбался всезнающей, снисходительной и слегка грустной улыбкой. Родители испуганно пятились к дверям и робко пытались оправдаться. Но Дэвид не стал их слушать. Он рванул в деревню.

Но его любимая вовсе не возражала против брака с парнем из соседней деревни, которого она и видела–то всего пару раз. Просто в ее голове не укладывалась мысль о том, что «красивый господин из замка» может захотеть жениться на ней. А жизнь–то надо было устраивать!.. В глазах местного дворянства Дэвид был лишь немного больше, чем пустое место, но его же статус в глазах крестьян достигал неимоверных высот. Как же, ведь это же сам оруженосец самого господина графа!!! Дэвида и раньше тошнило от такого отношения, но теперь до него, наконец, дошло, почему и зачем его «любимая» легла с ним в постель. На душе стало так мерзостно, что захотелось убежать куда–нибудь и завыть.

Он мог бы послать всех к черту и увезти девицу в замок. Никто бы не осмелился возражать. Девица была бы счастлива. Но Дэвид не стал этого делать. Зачем ему женщина, которая любит не его самого, а то положение в обществе, которое он занимает? Зачем ему жена, которая при случае уйдет к кому–нибудь, чей статус покажется ей еще более высоким? Дэвид готов был драться за свою женщину, но только за такую, в чьей верности мог быть уверен.

В общем, он вернулся в Тинуэт один и с этого дня «любовей» с очаровательными крестьянками больше не заводил. Он стал злее и циничнее.

В первый год Дэвид почти не вспоминал свою родную планету. Но время шло, и острота ощущений оттого, что он находится в другом мире, слегка притупилась. Магия со стороны — штука эффектная и красивая, но на деле — что–то среднее между программированием и стихосложением. Жемчужина творчества в океане кропотливой работы. Все чаще Дэвид мысленно возвращался на Землю, в Лачжер–таун, средних размеров город на берегу Атлантического океана, где он провел большую часть своей жизни. Притупилась горечь, давно исчез страх перед системой, созданной Президентом Мира. Сейчас Дэвида волновали совсем другие заботы и страхи. Но все же… Это был его родной мир. Память услужливо стирала самые темные краски и, наоборот, выделяла все светлое, что Дэвид оставил на Земле. Как–то раз он решился. После утренней тренировки, приняв ванну, он сказал Лэйкилу.