Цивилизация Древней Греции - Франсуа Шаму

Однако именно этот социальный кризис, неизбежность которого предчувствовал Аристофан и непосредственной причиной которого была война, повлек за собой весьма важные для эллинских военных традиций последствия: повторное появление наемных армий, появившихся в конце Пелопоннесской войны и ощутимо изменивших методы и условия ведения войны в IV веке и полностью перевернувших их в эпоху эллинизма. Наемничество, как недавно было показано, рождает глубокий социальный дисбаланс: для того, чтобы большое число людей согласились вести неудобный образ жизни, встречаться лицом к лицу со смертью не из гражданского чувства, а лишь по долгу службы хозяину, который им платил, но был им безразличен, — для этого нужно было, чтоб общество, к которому они принадлежали, не оставляло им иного выбора. Этот феномен примечателен также тем, что жалованье наемников, далеко не высокое, а в IV веке даже весьма скудное, как правило, приравнивалось к жалованью квалифицированного рабочего. По крайней мере, количество наемников на службе в греческих армиях в эту эпоху очень значительно: по недавним подсчетам, в начале века они насчитывали по крайней мере 40 000 человек, приблизительно половина которых находилась на Сицилии, на службе у Дионисия Старшего. В 366 году, когда Фивы достигли пика своего могущества, когда Афины вместе с Тимофеем вернулись к захватнической политике и когда Дионисий Младший, сменивший своего отца, ввел свои войска в Грецию, поддерживая Спарту, в этот период насчитывалось около 20 000 наемников на разных театрах военных действий. В середине века их было примерно столько же, и великое их множество находилось на службе у фокидян, ввязавшихся в третью священную войну и использовавших дельфийскую сокровищницу для вербовки наемников, которые смогли оказывать сопротивление врагу в течение десяти лет. Это и есть новый феномен, зачастую имевший место в организации греческих армий в IV веке.

Конечно, наемничество появилось уже в архаическую эпоху. В своем глубоком исследовании А. Эмар показал взаимосвязь наемничества, колонизации и тирании — этих трех различных, но сопутствовавших друг другу симптомов социального кризиса, бушевавшего в греческом мире с VII по VI век. Уже в эту эпоху греческие наемники фигурируют в армиях саисских фараонов, начиная с Пасмметиха I и до Амасиса и его сына, Псамметиха III. Преданность чужеземных воинов не спасла их от поражения, нанесенного Камбисом. Помимо упоминаний этих наемников Геродотом, об их присутствии говорят надписи, сделанные ими в 591 году на ногах скульптурных колоссов перед огромным храмом Абу-Симбела в Нубии. Среди иноземцев, или аллоглоссов, также оставивших после себя следы, были семиты, карийцы и коренные греки Ионии и Родоса. Азиатские монархи, Навуходоносор, царь Вавилона, или династия Мермнадов в Лидии, при случае обращались к греческим воинам. Наконец, сами тираны охотно набирали себе сеидов среди наемников из других регионов греческого мира. Династия Баттиадов в Кирене, три последних царя которой были тиранами, предоставляет яркие примеры такого подхода: Аркесилай III, изгнанный из Кирены в 530 году в результате переворота, укрывается на Самосе при Поликрате и набирает войско наемников, с которым возвращает себе свое царство. Его внук Аркесилай IV в 462 году поручил своему свояку Карроту во время путешествия по Греции набрать наемников для участия на Пифийских играх в соревнованиях на колесницах в честь Аркесилая.

Тем не менее, даже если судить по имеющимся у нас документам, наемничество в архаическую эпоху не имело такого распространения, которое оно получило в IV веке. Несомненно, колонизация была спасением для бедняков и изгнанников. Если не считать упомянутого выше Аркесилая IV, можно сказать, что в V веке практика набора наемников исчезает. Вновь она появляется во время Пелопоннесской войны: Афины обратились к фракийским вспомогательным войскам для организации экспедиции на Сицилию, и это был как раз отряд наемников, прибывший слишком поздно, этот флот дошел почти до Сиракуз, но Диитреф отправил его обратно во Фракию, и тот по пути домой опустошил беотийский город Микале. Вооруженные действия не прекращались, в греческих государствах росло число профессиональных воинов: вот почему в конце войны огромное их множество оказалось без работы, вследствие чего они предложили свои услуги Киру Младшему, когда тот попытался свергнуть своего брата Артаксеркса. Поражение Десяти Тысяч в 401–399 годах после битвы при Кунаксе в одночасье продемонстрировало многочисленность и военное значение этих наемников.

Отныне, какими бы ни были причины, роль этих профессиональных воинов в греческих армиях возрастает в ущерб воинам-гражданам. Их мастерство растет благодаря упражнениям, к которым их обязывали знаменитые полководцы, например афинянине Конон, Ификрат и Тимофей, спартиат Агесилай или менее именитые воины, истинные главы отрядов, такие как Менелай из Пелагона, македонец, служивший Афинам с 363 года, за что был удостоен различных почестей, в том числе получил гражданство. Изменения в области военной тактики, о которых мы уже говорили, во многом произошли благодаря наемникам: это можно сказать о пелтастах Ификрата, и неудивительно, что македонец Менелай был гиппархом во главе своих эскадронов, демонстрируя таким образом возраставшую важность кавалерии в армиях IV века.

Оказывались ли эти профессиональные воины более безжалостными в отношении гражданского населения, чем традиционные войска? По правде сказать, как те, так и другие занимались грабежом, который считался правомерным для победителей. Но в действительности современники со страхом смотрели на отряды наемников, состоящие из «апатридов, дезертиров и людей, виновных во всех преступлениях», их обвиняли в «бесчинствах, насилии, презрении к закону». Наконец, их считали «общим врагом всего человечества». По крайней мере, такие выражения в 356 году использует Исократ в своем трактате «О мире» (44–46). Хотя и риторически преувеличенный, этот тон отражал общераспространенное мнение. В том же трактате афинский оратор упрекает своих соотечественников в том, что на чужеземцев возложена ответственность за вооруженную защиту интересов полиса. Такое же обвинение неоднократно повторял Демосфен. Эти тексты отчетливо показывают, в каком направлении развивались военные обычаи греческого мира. До этого времени война была общим делом каждого полиса и в то же время, по крайней мере в принципе, каждого отдельного гражданина. Теперь же в этой области, как и в других, появляется специализация: военная служба, несмотря на усилия таких институтов, как эфебия, сделать ее более эффективной и лучше управляемой, не считается больше первым долгом гражданина, который исполняют если не с энтузиазмом, то по убеждению. Граждане охотно перекладывают этот долг на профессионалов, которых нанимают за деньги из чужих земель. Развитие индивидуализма, ослабление связей между гражданином и полисом, стремление избежать риска или обязанностей, навязываемых гражданской солидарностью, — все это идет параллельно формированию международного рынка наемных воинов, явившегося следствием экономического и социального кризиса. Спрос и предложение развиваются одновременно. Происходившее при всем при этом усложнение техники войны — в вооружении, тактике, использовании механизмов, — делало более очевидным превосходство профессиональных войск перед гражданской армией. Великий поход Александра с решающей ролью в нем национальной македонской армии на некоторое время скрывает эту эволюцию. Однако с уходом из мира сего этого гениального военачальника вскоре становится очевидно, насколько развитие корпуса наемников благоприятствовало намерениям властолюбивых полководцев: отныне война в эллинистическом мире перестает быть делом полисов и становится делом государей.

Глава шестая

ОБРЯДЫ И БОГИ

Для большинства наших современников греческая религия — это главным образом легенды, к которым наши поэты и художники, начиная с эпохи Возрождения, часто обращались, подражая греческим и латинским предшественникам. Эта мифологическая память дополнялась образами величественных мест — Дельфы, афинский акрополь, мыс Суний, где посреди святилища до сих пор возвышаются красивые и трогательные развалины. Еще с Леконта де Лиля и поэтов группы Парнас подлинные имена греческих богов, более или менее корректно переведенные, были заменены на соответствующие им имена римских богов, с которыми их часто путали. Но даже говоря о Зевсе, а не о Юпитере, об Афродите, а не о Венере, о Гермесе вместо Меркурия, мы, как правило, смотрим на них с позиций читателя «Метаморфоз» Овидия, а не глазами афинянина V века. Эта концепция объясняется долгой книжной традицией, авторитет которой сложно пошатнуть. Но она не соответствует настоящим религиозным взглядам греков классической эпохи, которые мы так стремимся узнать. Возможно ли это, и каким способом?