Русская матрица: Будет ли перезагрузка? - Сергей Кара-Мурза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1. А.Б.: Уважаемый Сергей Георгиевич! Вы причисляетесь к сторонникам евразийства. Не могли бы вы уточнить свое отношение к данному направлению отечественной мысли и оценить его перспективы на будущее?
С.К.-М.: Я не специалист по евразийству. Но если меня причисляют к этому течению, значит, согласно критериям моих коллег, я выражаю некоторые его установки. Действительно, я считаю, что на территории Евразии сложилась целостная, самобытная и устойчивая цивилизация, в которую входит русский народ как ядро и большое число народов с общей центральной мировоззренческой матрицей.
Отсюда следует много важных общих установок — по проблемам добра и зла, жизнеустройству, устройству межэтнического общежития. Я считаю, что у нас сложилась большая культурная и этническая система, которая задает общую — в главном — цивилизационную траекторию. Она позволяет нам не просто выжить в сложных природных и геополитических условиях дел, но и быстро развиваться, делая жизнь достойной, наполненной духовным смыслом, дающей возможности для самовыражения личности и вызывающей уважение многих народов всего мира, в том числе даже наших цивилизационных противников. Поэтому нам нет никакого смысла прерывать и менять эту цивилизационную траекторию. Это было бы колоссальной исторической глупостью. А кроме того, это принесло бы такие массовые страдания, которые для многих народов, в том числе и для русских, были бы чреваты пресечением их корня. Об этом надо думать.
2. А.Б.: Повальное увлечение евразийством сменилось другой крайностью — столь же резким креном в сторону русского этнонационализма. Странно выглядит стремление ряда ученых разных отраслей гуманитарного знания «свести счеты с собственным евразийским прошлым», по выражению одного весьма уважаемого историка. Как вы оцениваете причины и последствия этой тенденции?
С.К.-М.: Во-первых, вы говорите об идеологической и политической проблеме, а не научной. Каким бы научным титулом не обладал человек, его идеологические предпочтения могут радикально противоречить научному знанию. Так что не будем считать, что стремление «свести счеты с собственным евразийским прошлым» как-то связано с наукой. В среде интеллигенции периодически возникает это стремление, есть такой комплекс. Отказываться от дела своих отцов и дедов некоторые считают признаком «прогресса». Особенно когда своя страна переживает трудные времена.
Что касается политического интереса, то разжигание русского этнонационализма — это эффективное средство предотвратить восстановление всей евразийской цивилизационной конструкции. Конкретно, помешать восстановлению политических структур единого государства, единого хозяйства, единой школы, общих культурных устоев. На мой взгляд, установка на разжигание всяческих этнонационализмов в России уже с 70-х годов была принята в интеллектуальной верхушке нашего цивилизационного противника как главный вектор, а все остальные были только прикрытием. Но поскольку у нас знание о цивилизациях и народах было неявным, т.е. официальное обществоведение этот срез общественных отношений рассматривало в романтическом духе, то мы оказались беззащитны против этого удара по нашим народам и их способу совместной жизни. Это был сильный проект, хорошо разработанный политически, интеллектуально, художественно.
Те, кто по разным мотивам примкнули к противнику в антироссийской войне, стали выполнять и эту программу. Она — элемент большой программы разборки, демонтажа всей нашей цивилизации. На нашу беду, в ряды противников России перешла существенная часть нашей интеллектуальной и культурной элиты. Это были авторитетные, зачастую любимые народом люди, их позиция привела нас в замешательство, расстроила наши ряды.
Конечно, в момент острого кризиса сдвиг к этнонационализму у многих происходит как акт отчаяния. Люди ищут поддержки, спасения от хаоса через сплочение близких людей, и самой понятной и доступной часто оказывается близость этническая. Она воспринимается как близость «по крови». Когда кажется, что страна катится в пропасть и не может защитить тебя, спасение видится в том, чтобы теснее собраться в этническую общность, пусть и небольшую.
В момент разложения, когда ослабевают или рвутся связи, раньше скреплявшие все народы в огромную нацию и страну, этнонационализм становится убежищем, в котором можно пережить бедствие. Это убежище находится на тупиковой ветви исторического пути, этнонационализм блокирует развитие, затрудняет сотрудничество народов и собирание их в мощную нацию. Но бывают ситуации, когда и такое убежище необходимо. Главное, не засиживаться в нем, не допускать архаизации, не принимать вынужденный выбор за идеал.
Причины и ограниченность такого выбора в критические моменты для малых народов очевидны. Но принять такую тактику русскому народу, у которого племенное чувство давно изжито, — это регресс, историческая ловушка. Русские уже с XV века начинают сознавать себя державным народом, который собирает и скрепляет всю нашу многонациональную цивилизационную конструкцию. С выполнением этой роли этнонационализм несовместим.
В целом проект «русского этнонационализма» идет очень трудно, и я считаю, что успехом он не увенчается и порогового уровня в его развитии не удастся достигнуть. Для этого проекта есть важные культурные и социальные ограничения в условиях жизни и мировоззрении большей части русских людей. Но, как говорят: «не мытьем, так катаньем», этот проект продолжается, и большая часть СМИ на него работает.
3. А.Б.: Уважаемый Сергей Георгиевич! В своей работе «Демонтаж народа» вы уделили немало внимания тезисам распространенной ныне критики идей Л.Н. Гумилева с позиций конструктивизма. Как бы вы сформулировали основной позитив наследия Л.Н. для современной гуманитарной мысли?
С.К.-М.: Он прекрасно и в замечательной художественной форме описал важные черты этнической реальности. Реальность можно описывать в разных теоретических рамках, описание и само по себе представляет большую ценность. Я думаю, к пониманию наших проблем в сфере этничности и межэтнических отношений мы двигаемся в большой степени благодаря трудам Гумилева. Он привлек наш интерес к проблеме, мастерски ввел в мир этнической истории, очаровал блестящими парадоксальными идеями. Я не считаю его теоретическую концепцию верной, но без него мы не освоили бы никакой доктрины. Грамши говорил, что распространение знания даже важнее, чем его создание. Так вот Гумилев нашел форму, через которую удалось до многих донести смыслы большой проблемы.
4. А.Б.: Ныне весьма распространен стереотип, согласно которому в национальных субъектах РФ образовались, с развалом СССР, жесткие этнократические режимы. В то время как их точнее назвать «островками» традиционализма. Они имеют установку на этнократию, но она не является доминирующей. Как вы это прокомментируете?
C.K.—М.: Вы в этом вопросе совместили несколько проблем, причем сложных, по которым еще не выработано удовлетворительных ответов. Да и понятия не вполне определились. Выскажу свое мнение, которое еще нельзя назвать достаточно зрелым. Все мы еще должны думать над процессами, которые идут на наших глазах.
Первое. Этнократия — один из видов авторитарной власти и в то же время идеология, которая может присутствовать в любом типе власти вообще. Признанные демократическими режимы, например Латвии или Израиля, в то же время следуют принципам этнократии, что признается западными антропологами. Можно даже сказать, что они намного этнократичнее, чем режимы республик РФ, которые называют этнократиями. Классификация — необходимое интеллектуальное средство, но если не принимать во внимание весь комплекс качеств конкретного режима, то ярлык ведет к ошибочным выводам. Да еще в этом комплексе качеств надо «взвешивать» главные его составляющие. Возьмем три класса авторитарной власти — монархию, диктатуру и этнократию. Разве можно верно оценить конкретные случаи, беря за критерий название класса? Ведь это ярлык, приклеенный теми, кто владеет СМИ. Монархия Испании и Саудовской Аравии — режимы разные по сути.
Этнократия может выражаться в том, что титульный народ, сплоченный ею сильнее, чем другие проживающие в республике этнические общности, берет на себя роль силы, организующей такое жизнеустройство, в котором все население сможет с меньшими потерями пройти через кризис и сохранить потенциал развития. То есть этот титульный народ берет на себя державную ношу. А может, наоборот, выражаться в том, что титульный народ получает привилегии за счет других этнических общностей. А иногда и начинает дискриминацию «инородцев», их оскорбление и угнетение. Под одним названием могут быть разные по сути режимы.
Нам навязывают власть слов, а мы должны брать явления в их целостности и оценивать исходя из критериев всех главных групп нашего расколотого общества.