Орландо - Вирджиния Вулф

выносит, когда бьют осла или топят котенка. При этом, подмечали они, обязанностей по дому избегает, летом встает с рассветом и бродит по лугам, не успеет и солнце взойти. Она разбиралась в посевах лучше любого фермера, пила наравне с мужчинами и любила азартные игры. Прекрасно ездила верхом и управляла шестеркой лошадей, несущихся галопом по Лондонскому мосту. И все же, несмотря на мужскую смелость и энергичность, при виде опасности, угрожающей другому человеку, хваталась за сердце, как любая женщина, и рыдала по любому поводу. Она плохо разбиралась в географии, терпеть не могла математику и вопреки здравому смыслу разделяла некоторые заблуждения, больше присущие женщинам, нежели мужчинам, к примеру, что ехать на юг значит двигаться вниз. Трудно сказать, была ли Орландо больше мужчиной или женщиной, да и не до этого сейчас. Карета уже грохочет по булыжной мостовой, Орландо приехала. Откидывают лесенку, кованые ворота отворяются. Она входит в отцовский дом в Блэкфрайерсе, который, хотя район терял былую популярность, оставался славным, вместительным особняком со спускающимися к реке садами и приятной для прогулок ореховой рощей.

* * *

Едва заселившись, она отправилась на поиски того, за чем приехала – то есть жизни и возлюбленного. Насчет первого возникли кое-какие сомнения, зато второй отыскался без всяких усилий уже через пару дней. В городе Орландо показалась во вторник, в четверг пошла гулять по Молу, как полагается знатной особе. Не успела она сделать и пару кругов, как попала в поле зрения кучки зевак, пришедших поглазеть на публику почище. Когда она проходила мимо, женщина из простых с ребенком на груди шагнула вперед, бесцеремонно вгляделась в лицо Орландо и вскричала: «Только посмотрите, это же леди Орландо!» Ее спутники их обступили, и Орландо вмиг оказалась посреди толпы любопытных горожан и жен торговцев, которым не терпелось взглянуть на героиню скандального судебного процесса, возбудившего в умах нешуточный интерес. Толпа напирала, и дело могло закончиться плачевно – она совсем позабыла, что леди не полагается гулять в общественных местах в одиночку – если бы вперед не выступил высокий джентльмен и не предложил ей руку помощи. Это был эрцгерцог. Орландо одновременно расстроилась и развеселилась. Великодушный вельможа не только простил ее, но и с юмором отнесся к фривольности с жабой, в честь чего презентовал ей украшение, выполненное в виде пресловутого земноводного, которое прикрепил ей на корсаж одновременно с повторным предложением руки и сердца, усаживая Орландо в свой экипаж.

И толпа, и герцог, и украшение взбесили Орландо до невозможности. Неужели нельзя прогуляться без того, чтобы тебя едва не задушили в толкучке, не подарили жабу, усыпанную изумрудами, и не позвали замуж? На следующий день она сменила гнев на милость, когда обнаружила за завтраком полдюжины приглашений от самых знатных леди страны – леди Сафолк, леди Солсбери, леди Честерфилд, леди Тэвисток и других, которые наилюбезным образом напоминали о давних узах между их семьями и желали удостоиться чести личного знакомства. На следующий день, то есть в субботу, многие прибыли к ней с визитом. Во вторник около полудня лакеи принесли приглашения на различные рауты, обеды и собрания в ближайшем будущем, и Орландо без малейшего промедления ворвалась в светскую жизнь Лондона, вздымая брызги и пену, словно спущенный на воду новенький корабль.

Достоверно описать светское общество Лондона – задача поистине непосильная для биографа или историка. Такое можно поручить лишь тем, кому правда не особо нужна и важна, – поэтам да романистам, – ибо это один из тех случаев, где правды нет. Да и ничего там нет, все сплошной мираж. Мы имеем в виду вот что: когда Орландо возвращалась с подобных раутов домой в три или четыре часа утра, щеки ее пылали, как рождественская елка, глаза сверкали, как звезды. Она развязывала один шнурок, металась по комнате, развязывала другой и вновь ходила из угла в угол. Часто солнце уже ярко светило над дымоходами Саутворка, прежде чем ей удавалось лечь в постель, где она ворочалась с боку на бок, смеялась и вздыхала по часу или дольше, не в силах уснуть. Вы спросите, что вызывало подобную экзальтацию? Общество. И что же это общество сказало или сделало такого, чтобы настолько впечатлить вроде бы здравомыслящую леди? Попросту говоря – ничего. Как бы она ни напрягала память на следующий день, пытаясь вспомнить хоть слово, Орландо не находила там ничего, достойного упоминания.

Лорд О. был любезен, лорд А. учтив, маркиз С. очарователен, мистер М. остроумен. Но попытки вспомнить, в чем заключались их любезность, учтивость, очарование или юмор, заканчивались ничем – Орландо обнаруживала, что память ее неизменно подводит. Так происходило всегда. Хотя вечер выдавался весьма насыщенным, назавтра от него не оставалось и следа. Напрашивается вывод, что общество подобно рождественскому пуншу, который хозяйки подают горячим и чей вкус зависит от правильного сочетания и смешивания целой дюжины ингредиентов. Попробуйте любой – не почувствуете ровным счетом ничего. Поодиночке лорд О., лорд А., лорд С. или мистер М. ничего из себя не представляют. Смешайте их вместе – полу́чите пьянящий вкус и манящий аромат. Однако найти логичное объяснение, почему он пьянит и манит, невозможно. Следовательно, общество – все и при этом – ничто. Общество – самый ядреный коктейль на свете, ведь на деле его не существует вовсе. С подобным чудовищем способны справиться лишь поэты и романисты, ведь их сочинения сверху донизу набиты такими же пустышками, им-то мы его и оставляем с наилучшими пожеланиями.

Поэтому, следуя примеру наших предшественников, мы просто скажем, что общество во времена правления королевы Анны отличалось непревзойденным блеском. Попасть туда стремился каждый благовоспитанный человек из хорошей семьи. Навыки требовались поистине виртуозные. Отцы наставляли сыновей, матери – дочерей. Никакое образование для особ обоего пола не считалось законченным без науки изящных манер, искусства поклонов и реверансов, владения клинком и веером, ухода за зубами, правильной походки, гибкости коленей, надлежащих способов входить в комнату и удаляться и тысячи прочих нюансов, которые тут же придут на ум всякому, кто бывал в обществе. Поскольку Орландо-юноша заслужил одобрение королевы Елизаветы тем, как поднес чашу с розовой водой, надо думать, ей и теперь хватило выучки, чтобы выдержать проверку. И все же порой в ней проявлялась некая рассеянность, делавшая ее неуклюжей: она задумывалась больше о поэзии, чем о тафте, шагала чересчур размашисто для женщины и могла резким жестом опрокинуть чашку чая.

То ли небольшого изъяна хватило, чтобы уравновесить величавость ее осанки, то ли Орландо унаследовала слишком много той черной гуморы, что