Нет имени тебе… - Елена Радецкая

24

По сравнению с пожаром все остальные события проигрывают в значимости. Однако они не перестают происходить. Даже не знаю, с какого события начать. Начну с неизбежного. С поста. Он называется Петровский и бывает длинный, а бывает короткий, это зависит от Пасхи, ранняя она или поздняя. В этом году – короткий. А еще говорят, он не строгий. В общем, мои гастрономические потребности ничуть не были ущемлены и более того – возможно, все это даже полезно для фигуры.

Второе событие касается доктора Нуса. Сам он ни о чем не рассказывал, но у Серафимы свои информационные каналы. Доктор пришел к ужину, и все мы сидели за столом, когда Серафима елейным голосом спросила:

– Что же вы, Афанасий Андреич, лучших друзей на свадьбу не зовете? Уж весь околоток судачит на ваш счет, а мы – ни сном ни духом!

Надо было видеть, как у Зинаиды с Анелькой отвалились челюсти и округлились глаза. А доктор насупился и говорит:

– На всякий роток не накинешь платок. Да и что трезвонить, любезная Серафима Иванна? И какая-такая свадьба в наши годы? Бакулаевы всегда были для меня ближе родственников. Уж, конечно, Зинаида Ильинична, вам первой все сообщу, но покамест обсуждать рано. Ближе к зиме и поговорим.

– А что же, Афанасий Андреич, невеста ваших лет? – спросила Серафима.

– Не девчонка, разумеется. Но и не перестарок.

– Еще и наследником обзаведетесь…

– А почему бы и нет?

Серафима снова открыла было рот, но Зинаида ее оборвала:

– Ради бога, тетушка! Какая вы, однако… Афанасий Андреевич нас известит, когда сочтет нужным. – А потом с посветлевшим лицом обратилась к доктору: – Как это хорошо, если вы надумали жениться. Как матушка-покойница была бы рада за вас.

Разговор о женитьбе не продолжился, а, когда доктор Нус ушел, Серафима процедила сквозь зубы:

– Один наследничек уже есть, куда ж теперь его девать?

Потом Зинаида объяснила, что доктор взял Помоганца мальчишкой, вырастил, и теперь он ему как сын. А Наталья мне шепнула, что мальчишка и в самом деле докторский сын, внебрачный, все об этом знают. Зинаида странная, могла бы прямо сказать. Впрочем, она до сих пор делает вид, будто не замечает, что старуха каждый вечер подшофе, и пыталась мне втолковывать, что у тетушки такая манера поведения, словно она в подпитии.

Известие о предстоящей женитьбе доктора явилось для домашних событием номер один и вызвало много толков. Особенно неистовствовала Серафима. Гнусная она баба. Даже доктор говорит: «Чтобы желчь не бунтовала, пейте, Серафима Ивановна, брусничный чай». Бунтует желчь! Иногда она бранится за спиной человека, причем «сволочь» или «холера тебе в бок» далеко не самые крепкие выражения. Выругается злобно, вполголоса, и перекрестит рот. Увидев это в первый раз, я чуть со смеху не умерла. Когда я мимо иду, за моей спиной обязательно пробурчит: «Странно, что ее никто не ищет! Остается думать, будто она упала с Луны». Тоже смешно.

Я привыкла к этому дому и к этому городу. Иногда с моих уст срываются совершенно несвойственные мне слова: «извольте», «полно», «как вам будет угодно», «смею заметить», «соблаговолите». Однажды я от самой себя обалдела, сказав доктору: «Чувствительно вам обязана». Я стала говорить, как они! Наверное, когда попаду домой, мне и город покажется странным, и люди. Хотя я уже сомневаюсь, попаду ли домой. Мои прогулки по Большой Мещанской закончились. Гулять-то можно, но по дворам и подворотням шарахаться, как я делала, нельзя. После пожара дворникам предписано всякого подозрительного, кто без дела шляется и что-то высматривает, тащить в полицию. И я подумала, значит, так судьба моя распорядилась, то есть ничего случайного тут нет, хотя все зависит от случая.

Погода не радовала, редкий день обходился без дождя, поэтому мы с Зинаидой воспользовались солнышком и выбрались на прогулку по Невскому.

Из приоткрытого, но занавешенного окошка Зинаидиных жильцов, слышались стуки-грюки, стоны и женские вскрики: «Ох! Ох! Ох, не могу! Ох!»

– Что там творится? – подозрительно спросила Зинаида.

– В жмурки играют, – сказала я. – Там семейная пара живет?

– Да, типографский рабочий с женой.

– Это отмороженный, с деревянной ногой?

– Он самый. Только зачем им в жмурки играть, не ребята. А чего она не может?

Зинаида шла, в недоумении оглядываясь на окно. Смех и грех. Замшелый мир, где встречаются подобные тридцатилетние девы.

Извозчика взяли у Никольского рынка и доехали до Невского. Посетили Пассаж, а потом я потребовала у Зинаиды зайти в трактир «Палкинъ» на углу Невского и Литейного, потому что увидела любопытные витражи, и Зинаида сказала, будто там изображены сцены из книги Гюго, а в трактир ходят одинокие писатели. Но в этом случае Зинаида была тверже скалы: не положено женскому полу ходить по трактирам. Больше Зинаида ни о каких завлекательных местах мне не рассказывала, зато показала большой многоквартирный дом купца Лыткина, где живут артисты Александринки. Лет пять назад там случилось трагичное происшествие.

В этот дом явилась старуха, поднялась на четвертый этаж, бросилась в пролет и разбилась насмерть. А история ее такова. Жила старуха на окраине с воспитанницей, к которой ходил, а потом и посватался молодой почтовый чиновник. Старуха готовила девушке приданое, но никто не догадывался, что настигла ее поздняя страсть, влюбилась она в жениха своей воспитанницы. На другой день после бракосочетания, гонимая безысходной тоской, ушла старуха из дому, бродила по городу, но реки и каналы были скованы льдом, тогда она нашла другой выход покончить с собой. Потом любители острых ощущений ходили смотреть на погнутый кронштейн газового фонаря, который старуха, падая, повредила, а также на пятно, которое так и не удалось вывести окончательно – кровь всосалась в рыхлый песчаник пола. Говорили, будто старуха появляется по ночам на лестнице и раскрывает объятия запоздалым квартирантам.

Эта история поразила мое воображение. Нет повести печальнее на свете… Вот о чем можно было написать Дмитрию и порассуждать, как странно устроен мир: любовь старика к девушке вызывает душевное сочувствие и представляется чуть ли не трогательной, если же немолодая женщина полюбит юнца, это кажется неприличным и в лучшем случае вызывает брезгливую жалость.

Вернулись мы домой, потому что замерзли. Как говорит доктор Нус о нынешней погоде, демонстрируя свою просвещенность: «Наше северное лето – карикатура южных зим». Финал же нашей поездки был ошеломителен. На лестнице нас встретила Наталья и сообщила: «Анна умерла». Кто такая Анна? Оказалось, жиличка, жена отмороженного типографа, того, что с деревянной ногой. В дальнейшем выяснилось, что у нее был заворот кишок, умирала она в муках.