Купол надежды - Александр Казанцев

Мелхову доводы эти показались убедительными, в особенности же то, что через Аэлиту удобнее всего завязать отношение с академиком. Что же касается неудачного письма в Академию наук (черт попутал его прикинуться обиженным человеком! Тьфу!), так можно прямо и честно осознать свои ошибки и перед всеми извиниться. («Поклон спину не тянет!»)

Смит говорил, что если академик Анисимов по-настоящему деловой человек, то поймет выгоду установления отношений с Мелховым. Во-первых, отметание всяческих слухов, связанных с подчиненной, во-вторых, Мелхов, вполне вероятно, возглавит производство искусственной пищи — и, возможно, на многих заводах. Отношения вполне могли быть «взаимно выгодными»!..

Всего этого Юрий Сергеевич не успел рассказать матери.

Появился брат Аэлиты Спартак! Не придумаешь лучшего повода для примирения с Аэлитой. Ну и для свидания с Алешей, с которым повидаться отец так и не удосужился.

На столе появилась бутылка. Юрий Сергеевич решил угостить солдат на славу. Матери сын успел шепнуть, что «так надо».

Юрий Сергеевич считал, что умеет разбираться в людях, видит их насквозь — «рентгенизирует». Этот простак Спартак, по всей видимости, «рубаха-парень», кристально чист, как реторта перед употреблением, незамутнен правдой жизни, знал свое «ать-два» и носился с какими-нибудь романтическими идеями, вроде отца, выдумщика нелепых имен.

— А в вас есть что-то легендарное, от самого Спартака. Я гляжу на вас, а вижу вождя гладиаторов! Ваш папа очень мудро давал такие имена детям: Аэлита, Спартак! Очень романтично!

— Нормально, — заверил Остап, наливая еще по рюмочке. — Спартак — это что-то так: папаша наверняка в болельщиках хоккейной команды ходил.

— Ну что вы! — воздел руки к потолку Мелхов. — Именно вождь гладиаторов, и никто больше! Разве я не прав, Спартак Алексеевич?

— Зовите просто Спартаком. По отчеству непривычно, хотя отец у нас замечательный.

— Я знаю, что замечательный. И в вас и в Аэлите чувствуются его черты. Романтизм, прямота, честность…

— Да что вы, право! Отец одно, а я совсем другое.

— Не скажите, не скажите. Вот я предложил переговорить с кем надо насчет вашего поступления в вуз, — чего греха таить, там при поступлении списочки в ходу, — так вы и слушать не захотели.

— Да и не надо! После армии мы и так преимуществом пользуемся. А вот окажусь ли подготовленным — тут вся загвоздка.

— Так я помогу вам, Спартак! Какой разговор! Математика, физика — это же моя стихия!

— Спасибо. Вот не думал.

— Он думал. Я его продам и все выложу, — вмешался все более хмелевший Остап. — Мы хотели сперва на Урал податься, на заводе годик-другой поднатореть. Отец там, ну и другие прочие…

— И как же?

— Так других прочих не оказалось, — расхохотался Остап. — Не дождались, в град-столицу учиться двинулись. Вот и мы за ними.

— Вот как? И много этих остальных прочих?

— Одна-единственная.

— Замечательно! Люблю настоящего мужчину! Еще рюмочку за нее, прекрасную незнакомку. Не осмеливаюсь спросить имени.

— Имя обыкновенное — Тамара, — смущенно выговорил Спартак.

— Зато фамилия необыкновенная, — вмешался Остап. — Если «идзе» обыкновенным считать, так она — Неидзе. Могла бы в сам стольный град Тбилиси податься, к родственникам всесильным, а она в Москве очутилась ради служения искусству.

— Художница, — пояснил Спартак.

— Даже меня рисовала в классе. Правда, карикатуру для стенгазеты. Это все брызги, но, говорят, похоже.

Юрий Сергеевич рассмеялся:

— До чего же, Остап, вы хороший друг. Несмотря на злую карикатуру, отправляетесь за тридевять земель с другом, чтобы догнать жрицу искусства.

— Вот-вот! И я ему то же твержу! Цени друга! А мы с ним вместе и на суше, и в море, и в воздухе испытаны.

— И в воздухе?

— Самое что ни на есть пустяковое дело, — продолжал Остап, зорко следя за хозяином. — Для нас с парашютом в затяжном прыжке чесануть, все равно как вам — в курительную комнату.

— Неужели?

— Все одно, что в речку «макнуться». Сперва, конечно, боязно, — продолжал он, подтрунивая сам над собой. — Она неподогретая. А потом, как окунешься, и вылазить неохота. Так же и в воздухе. Глядишь друг на друга и летишь, летишь, парашюта не раскрываешь, чтобы труса не сыграть. Земля — хоть рукой трогай, а ты все нежишься в высоте, как в саду с гуриями. И сразу бац! — и в ямке…

— Стоп, — остановил его Спартак.

— Ну, глаз-то наметался, — уже оправдываясь, продолжал Остап, — рука сама открывает парашют — биоавтоматика или условный рефлекс по Павлову, как хотите! — закончил он, озорно блестя глазами.

— Так все-таки где ж Аэлита? — спросил напрямик Спартак.

— У подруги, — отвел глаза в сторону Мелхов. — Добрая душа, не умеет отказываться. А та, видите ли, за длинным рублем на Север поехала. А квартиру кто будет сторожить? Может быть, милиция? А зачем? Для этого куда удобнее и дешевле иметь безотказных подружек. Аэлита, знаете ли, склонна к жертвам. Предложила всем нам троим с сынишкой переселиться в ту квартиру. Так ведь тесновато в однокомнатной. Ребенок, собака и все такое… Вот и приходится по десять раз в день бегать. Ладно хоть тот дом — башня неподалеку отсюда…

— Может, сразу и сходим?

— Рано еще. С работы она в ясли зайдет за Алешкой. Кроме того, у нас с тобой, прости за фамильярность, мужской разговор будет. Ничего, что я на «ты»?

— Нет, пожалуйста, вы же старше.

— Нет. Дружба так дружба! «Ты» — взаимное. Выпьем на брудершафт.

И они выпили.

— Я тебе все, все расскажу, не стану лукавить, как сначала хотел. Потому что понял, какой ты есть человек! От тебя многое зависит. И не только для моей семьи, но и для всего человечества.

— Для человечества? — удивился Спартак, у которого уже шумело в голове.

— Да, для человечества. Его можно накормить… лишь искусственной пищей, это я тебе потом объясню. Но для этого сперва нужно примирить нас с Аэлитой. А в вуз я тебя подготовлю. Физика, математика — это мне раз плюнуть. И все экзаменаторы свои люди, ты уж поверь. Только бы примириться с женой.

— Так она потому и ушла в ту квартиру?

— Потому и ушла. Это я, дурак, попросил ее об этом. Приревновал! И знаешь к кому? К Мафусаилу! Ему сто лет или сто два, точно не помню.

— Как же это вы?

— А она оскорбила мою мать и меня тоже, червяком назвала, с академиком сравнивать стала. А что академик? Он только придумать искусственную пищу может. А кто ее делать будет? По секрету тебе скажу. Мне это вверху доверить собираются. И вот теперь восстановление семьи — вопрос номер один. Поможешь?