Сильная и независимая - Марианна Красовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я согласен, — погрустнел Вальтер. — Дружба — это лучше, чем ничего. Ну что, ужин? Дружеский?
— Домой, — покачала головой Вера, догадываясь, что у Вальтера не так уж много денег. — По-дружески подкиньте меня до поместья, пожалуйста.
Глава 23. Эдленберг
— Кайл, ты олигофрен, — громко заявила Вера, проходя в гостиную и падая в любимое кресло.
Ресскин, явно ее ожидавший, сверлил девушку гневным взглядом.
— Где ты была? — сердито спросил он. — И кто такой «олигофрен»?
— Глупый человек, практически идиот, — пояснила Вера.
— М-да, интересный жаргон, — крякнул маг. — Хотя Тайра выразилась примерно так же. Ты довольна? Теперь у меня совсем нет любовницы. Абсолютно.
— То есть и в этом тоже виновата я? — прищурилась Вера.
— А кто еще? Тайра — умная женщина. Ну, почти. Мне кажется, она была уверена в том, что я на ней женюсь, хотя я ее предупреждал, что этого не будет никогда. Так вот, она сразу все поняла.
— Надеюсь, пару пощечин она тебе влепила, — злорадно усмехнулась девушка.
Кайл невольно потер щеку. Видимо, она оказалась права. Так ему и надо, индюку насыщенному!
— Так где ты была? — оставил ее вопрос без ответа маг. — Ты сбежала посреди представления!
— Да, — кивнула Вера. — Мне не понравились актеры. Главный герой был слишком самоуверен, а что касается героини — красивая, особенно местами. Но играла фальшиво.
— Какими местами? — моргнул Ресскин, делая вид, что не понимает ее.
— Такими местами, — ответила Вера, выразительно очерчивая перед собой внушительные габариты бюста незнакомой ей Тайры.
— Ах, этими местами… Ты тоже заметила, да?
— Сложно не заметить. Учитывая, что я была одна там одета, как… просто одета! — и Вера обвиняюще ткнула в мага пальцем. — Ты меня подставил!
— А мне нравится, — прищурив глаза, низким бархатным голосом мурлыкнул Кайл. — Ты такая недоступная. Такая загадочная! Словно строгая галка среди попугаев…
— Вот спасибо, — покачала головой Вера. — Похвалил так похвалил.
— Так где ты была? С этим сопляком? Что вы делали? Куда он тебя водил? — Кайл ревновал и уже не скрывал этого.
— В мертветскую он меня водил, — закатила глаза Вера. — Представляешь, какой изобретательный! Я погляжу, в Риммии все мужчины — просто гуру пикапа!
— Кто?
— Мастера ухаживаний, — быстро поправилась Вера.
— Особенно я, — развеселился Ресскин. Озорная улыбка делала его моложе. — Вот скажи мне, Вера, как правильно за тобой ухаживать? Цветы, подарки, драгоценности? Прогулки в парке? Как?
— Вести себя, как нормальный человек, — посоветовала Вера.
— Как Вальтер, что ли? Так и он не слишком преуспел.
Вздохнула. Все же Кайл был очень умным. И с юмором у него всё в порядке. И он совершенно прав насчет Вальтера — тот не преуспел. Ну не прикажешь сердцу! Если бы все женщины всегда выбирали хороших, правильных мужчин, то как было бы скучно жить! Мерзавцы, придурки и хамы отчего-то всегда более привлекательны для воспитанных девочек. Наверное, так работает эволюция. Противоположности притягиваются.
Сама Вера пай-девочкой никогда не была, могла и матом ругнуться при случае, и в морду дать, и выпить, но и какой-то дурной себя не считала. Обычная. Среднестатистическая. В своем мире, конечно. Здесь она, как ни старается, сильно выбивается из толпы. Видимо, именно это и привлекает Кайла. А что привлекает Вальтера — один Шхер знает. Наверное, красота ее неземная. Или то, что она в постели не ханжа. Она-то уж и не помнит, что там между ними случилось, но бревном Вера точно не лежала. Видимо, хороша была, раз он до сих пор забыть не может. Эх, знала бы, что так все повернется — попридержала бы коней!
— Кайл, тебе вообще интересно, что я видела в мертвецкой? — перевела она тему. — Или так и будешь… меряться?
— Рассказывай, — мгновенно посерьезнел маг.
Она рассказала. И про борозду, и про удар по затылку, и про слоника.
— Ты понимаешь, что это меняет всё? Элен мог убить кто угодно. Даже женщина.
— Напротив. Это только подтверждает нашу теорию, — возразил Кайл. — Я не думаю, что у женщины хватит сил ударить так, чтобы оглушить.
— Я — женщина, — напомнила Вера. — Я могу.
— Не можешь.
— Могу!
— Глупости! — Кайл начинал злиться. Осмотрелся, подскочил, схватил с полки тяжелое мраморное пресс-папье, взвесил в руке. — Нет, этим ты, пожалуй, и убить можешь. А вот статуэтка… Нет, я могу поверить в подсвечник, в конце концов — это классическое орудие преступления! Но статуэтка! Это же как чашка, вот ты сможешь оглушить человека чашкой?
— Нет, — сдалась Вера. — Чашкой нет. Но бронзовый слон — он ухватистый. Наверное, тяжелый. Это ведь цельнолитая штука?
— Понятия не имею, — вздохнул Кайл. — Надо ехать к Этьену, твой сержант прав.
— Ты договоришься со своим другом?
— Это не мой друг, а друг Луи, — напомнил Ресскин. — Но да, я договорюсь. Это, знаешь ли, моя профессия.
А договариваться и не пришлось. Когда они втроем (его светлость королевский финансовый инспектор все же проявил снисхождение к братьям своим меньшим и соизволил заехать на своей Саламандре в полицейский участок за Вальтером) прибыли в дом Эдленбергов, оказалось, что хозяин там мертвецки… нет, плохое слово, неприятное. Пьян хозяин. В запое. Вообще не просыхает. Утром просыпается и надирается. Ночью просыпается и пьет. Днем тоже пьет.
Этьен лежал, раскинувшись, прямо посреди холла. На половичке, заботливо подстеленном слугами.
— Что происходит? — грозно спросил Ресскин у дворецкого. — Почему в спальню не отнесли? Немедленно — поднять, раздеть, обмыть!
— Так только явился господин, — пробормотал старик в ливрее, разводя руками. — В доме одни женщины, слуг всех его милость отпустил в отпуск. Я да повар остались, а повару как мне лет. Вот, перекатили на коврик. Хотели уж посылать за конюхами, но вы раньше появились.
— Давно так?
— С самого дня смерти леди Элен, — отрапортовал старик. — Сначала просто пил, потом всех разогнал и перестал даже есть.
Вера, которая насмотрелась в свое время на отца в таком состоянии, страшно разозлилась. Пьяных мужчин она ненавидела и боялась, а таких вот, запойных — презирала. Помнила, как ее папаша валялся на диване в верхней одежде и ботинках, вставая лишь для того, чтобы дойти до «Закусочной» — где ему нальют очередные сто пятьдесят граммов. Потом приходил — и снова падал на диван. Облегчался прямо на пол — хорошо, если попадал в подставленный тазик. До туалета у него сил дойти не было. А вот до «Закусочной» — всегда были. Потом уже у отца начиналась кровавая рвота, бред, пару раз — белая горячка. И тогда они хватали его, бесчувственного, висящего у них на руках, как груда тряпок, и волокли в больницу. Первые