Бумажный тигр (II. - 'Форма') - Константин Сергеевич Соловьев

- Пять слепых безумцев… - пробормотал Архитектор, - Заговора нелепее мир еще не видел. Впрочем, если вы желаете именовать это сборище авантюристов клубом…

Доктор Генри кивнул.

- Да, назовем это клубом. Клубом товарищей по интересам. Клубом желающих покинуть Новый Бангор живыми.

- Мы, значит, его новоявленные члены, а вы, Доктор, будете председателем? – Поэт криво усмехнулся, - Мне приходилось быть членом многих клубов, от нищих поэтических, члены которого не могли вскладчину купить и бутылку вина, до респектабельных эзотерических, вызывавших дух Джона Киттса, однако ни один из них не выглядел столь скверно. Насколько я понимаю, у него нет ни членских взносов, ни обстановки, ни ритуалов… Черт побери, у вашего клуба нет даже названия!

- Альбион.

- Что?

- Мне кажется, это хорошее название для клуба.

Графиня не шутила. Она выглядела серьезно – даже пугающе серьезно. Ее глаза уже не казались нарисованными, они сделались живыми – черными и блестящими.

- Мы все британцы. И все превыше жизни жаждем вернуться к благословенным берегам Туманного Альбиона. Мы назовем клуб «Альбион» - в честь родины, которую потеряли, но которую отчаянно желаем вновь обрести.

Доктор Генри ощутил, как обмякают, делаясь каучуковыми, напряженные мышцы спины и шеи. Он и сам не замечал этого напряжения последний час, теперь же ощущал себя так, точно обошел весь остров со стальной наковальней на плече. Привычное ощущение, знакомое ему по прошлой жизни, посещавшее его, когда занавес медленно затягивался, ограждая его от ликующей толпы. Ощущение, говорящее, что все получилось. Выступление закончено успехом.

- Жаль, я не прихватил бутылки шампанского, - усмехнулся он устало, - Образование клуба принято, кажется, отмечать тостом. Впрочем, кому как не нам, жителям Нового Бангора, знать цену условностям? За «Альбион», господа! Поднимите ваши воображаемые бокалы. За клуб «Альбион»!

***

Уилл слушал сосредоточенно, целиком обратившись в слух. Не задавал вопросов, не перебивал, лишь время от времени хмурился, точно пытался мысленно разобрать непонятные ему моменты. Хороший слушатель, подумал Лэйд, пытаясь смочить слюной пересохшее горло. В Тресте невозможно даже рассказать коротенький анекдот про ирландца и собаку – тебя перебьют самое малое пять раз, потом О’Тум вспомнит, как рассказывали этот анекдот у них в морской пехоте, доктор Фарлоу подметит в нем по меньшей мере три ошибки по фактической части, а потом Маккензи и вовсе переведет разговор на тему, не имеющую отношения ни к ирландцам, ни к собакам…

Стоило Лэйду, кашлянув, замолчать, как Уилл беспокойно оглянулся в его сторону.

- Что было дальше, мистер Лайвстоун?

Лэйд шутливо погрозил ему набалдашником трости.

- Терпение – величайшая из добродетелей. Так говорил мне один знакомый голландский фальшивомонетчик, которого схватила полиция после того, как он расплатился непросохшими ассигнациями, оставившими следы краски . История это длинная и рассказать ее в один присест в моем возрасте не так-то просто. А прервал я ее потому, что мы почти пришли. Видите тот дом? Нет, не тот, а под черепицей… Я же обещал показать вам Вечных Любовников, помните?

На лбу Уилла вновь обозначилась уже знакомая Лэйду крохотная вертикальная складка. Впрочем, он был достаточно благоразумен, чтобы не вступать в спор. Лэйд заметил, что глаза его спутника не до конца прояснились. Они еще не вернули себе привычной ясности, напротив, выглядели туманными, точно стекла окна, покрытые конденсированной влагой.

Словно Уилл, чье тело машинально шагало по Шипси, мысленно был еще там, заперт с четырьмя людьми в глухой душной комнате «Ржавой шпоры».

- Откуда вы… Я имею в виду, все эти детали вплоть до мелочей, все эти описания лиц, мыслей, характеров, поз… Глаза Графини, манеры Пастуха, тревога доктора Генри… Такие вещи невозможно знать, если не присутствовать там, не так ли?

Лэйд нарочито небрежным движением крутанул вокруг руки прогулочную трость, точно какой-нибудь ловкач-тамбурмажор[17], отчего та выписала причудливую фигуру сродни сложной фехтовальной траектории.

- Возможно, я и присутствовал там, мистер Уилл, как знать? Возможно, я заглядывал в «Ржавую шпору» через окно. А еще запасся чернилами и бумагой, чтобы зафиксировать стенограмму первого исторического заседания клуба «Альбион» на правах его тайного секретаря. Согласитесь, изрядное событие в жизни Нового Бангора, можно ли было оставить его без внимания, не увековечить в бумаге?..

Вертикальная морщинка на лбу Уилла мгновенно заострилась, сделавшись еще четче.

- Но… Погодите! Вы сами сказали, что ставни были накрепко закрыты!

- Верно, - улыбнулся Лэйд, - Кроме того, комната располагалась на втором этаже. А вас нелегко провести.

- Значит, вас там не было?

- В «Ржавой шпоре»? Нет, никогда. Даже не знаю, в какой части Скрэпси она располагалась. Тем не менее, о многих событиях в жизни новоявленного клуба «Альбион» я могу судить лучше, чем кто бы то ни было на острове.

Складка мгновенно пропала.

- К… Канцелярия?

- Господи, нет! – Лэйд искренне рассмеялся, - Вы полагаете, крысы полковника Уизерса стали бы делиться добытыми крохами с каким-то лавочником из Хукахука? О нет. Допускаю, Канцелярии известно кое-что про «Альбион» и она заплатила бы весомую цену в любой валюте мира на выбор за возможность раскрыть личности его членов и всю подноготную затеянного ими мятежа – единственного известного мятежа в истории Нового Бангора. Увы и ах, здесь бессильны даже полномочия полковника Уизерса. Ему самому известно не больше, чем пьянице Шеппарду или прочим из числа тех, кого вы неумело допрашивали.

- Но как же… Как тогда…

- Почему я говорил так уверенно, будто читал мысли человека, называющего себя доктором Генри? Почему упоминал детали, которые могли быть известны только очевидцу? Все очень просто, Уилл. Я читал записи.

- Что за записи? – жадно спросил Уилл, глаза которого мгновенно вернули привычный блеск.

- Записи доктора Генри, разумеется. Мне не довелось быть с ним знакомым, но у меня сложилось впечатление, что он был очень основательным и аккуратным джентльменом. Конечно, он не вел стенограмм, однако после каждого заседания клуба «Альбион» он скрупулезно записывал в тетрадь его события, не брезгуя даже мелочами. Полагаю, это было важно для него. Он не просто описывал, он фиксировал, как ученый фиксирует каждый шаг проделанной работы. Вел летопись,