Новичок в XIX веке. Снова в полиции! - Михаил Леккор

Император Николай Павлович даже несколько забыл об их молодежных сексуальных играх, какое-то время (очень недолгое) поиграл с дочерью в гляделки. Потом не выдержал:

— Интересно, как вы собираетесь оправдать моего милейшего брата. Ведь я лично видел его около своих комнат! Как же вы меня убедите? Попробуйте, я не против. Но только доказательно, а не с упором, что он мой брат и господь не допустит его воровства!

Константин Николаевич мог только досадливо поморщиться, да и то в душе. Ведь его императорское величество! Тьфу! Придется, видимо, предоставить доказательства, прежде всего, для его высочайших собеседников, а уже только потом для суда. Благо в этот век император и есть высшая судебная ступень Российского правосудия. И для скорости попросить помочь самого же императора воздействовать на неповоротливый государственный аппарат.

Затем уже частицей души (сознания) из далекого теперь XXI века он подивился действиям императора. Оказывается, не все здесь наивные простаки. Как он цинично пнул его, образно говоря, по нижней части живота. И потом еще сочувственно спросил — не ошиблись ли вы Константин Николаевич, не больно ли вам?

Ничего, не ушибся, ваше императорское величество, премного благодарны, — подумал он. Оценил ситуацию, решил, что надо теперь перейти к нашему делу:

— Ваше императорское величество, можно ли послать запрос Пулковской обсерватории, когда точно восходила и заходила в данные сутки (семнадцатого мая) Луна?

Николай Павлович неприятно удивился:

— Я же вам уже говорил, что светила полная Луна. Вы что же, мне не верите? Вам мало моего монаршего слова? Как интересно!

Негативные человеческие эмоции всегда неприятны и плохо влияют на деловые отношения даже с простыми свидетелями. А тут целый император! Пришлось его улещать:

— Конечно же нет, Ваше императорское величество! Каждое ваше слово правдиво в последней инстанции. Однако, — Константин Николаевич хотел сослаться на суд, но вовремя одумался, — приходится еще иметь твердые признаки, полученные вашими учеными. В этом случае это будет очень хорошо. Я имею в виду, время восхода и время захода Луны. Знаете ли вы, ваше императорское величество, в каком часу Луна конкретно взошла и когда обратно зашла?

Константин Николаевич сам понимал, что его доводы в лучшем случае были не очень убедительными. Можно возразить: императору не верит, а его ученым — пожалуйста! Но что делать? Голова уже полностью занята следствием! Даже любовь, — он мельком глянул на Марию, — пока отступила на задний план.

Николай Павлович покачал головой, но все-таки, к большому облегчению князя, нехотя согласился. Понимал, что князь работает на следствие. И так хорошо! У меня есть сутки, максимум двое для первого громкого успеха. А затем его просто пнут и из Зимнего дворца, и из Санкт-Петербурга вообще. С его-то неприкрытым хамством и амурными клиньями под дочь монарха!

— И еще, ваше императорское величество, — князь очень разбирался в том, что идет по скользкому льду и постарался быть крайне убедительным, — для следственного эксперимента нужно собрать всех гвардейцев ростом с его императорского высочества Михаила Павловича. А затем собрать в этом кабинете. И самого Михаила Павловича в том числе обязательно.

— Вы думаете, князь, мои прославленные гвардейцы могут воровать? — негодующе спросил император Николай Павлович, — это ж мои люди. Многие мне, как родственники! Что вы себе позволяете, князь!

Вопрос был без ответа. Ведь отвечать императору означало спорить с ним, и спорить с властями. Соглашаться с ним — очернять его брата Михаила Павловича. А это страшное уголовное деяние по Уложению от 6149 года (от 1649 года по календарю от Р.Х.).

Если бы император был спокойнее, то сам бы понимал, что в силу вступает закон больших чисел и среди многотысячного войска придворной гвардии обязательно найдется хотя бы один подлец и преступник, укравший бриллиантовый гарнитур. Или тут еще не знают закона больших чисел? И потом, а что Михаил Павлович — не родственник?

Помолчав немного и поиграв гневливыми глазами, Николай Павлович все же позвонил в небольшой колокольчик, стоявший на столе. Но зачем? Отдать распоряжение о письме в Пулковскую обсерваторию и о гвардейцах или же послать жандармов для ареста надоедливого и очень непочтительного князя Долгорукого?

Звук получился негромкий, но очередной слуга стремительно зашел в кабинет. Константин Николаевич уважительно посмотрел на него. Конечно, долгие годы тренировки и чуткий слух помогут реакции служителей. Плюс надежда на императорскую компенсацию — материальную и моральную в виде ордена. Но все же, годами сидеть каждые сутки в ожидании звука негромкого колокольчика. Кошмар какой-то!

Слуга поклонился и застыл в ожидании.

— Алексей, — распорядился Николай Павлович слуге, — пошли человека в обсерваторию, пусть предоставят мне справку о движении Луны семнадцатого мая сего года. Передай князю Горчакову о моей команде предоставить мне всех гвардейцев более двух аршин пяти вершков росту. И… спроси Михаила Павловича, не может ли он обязательно побывать в моем кабинете. Справку надо к вечеру, гвардейцы с час, а Михаил Павлович немедленно, — Николай Павлович, посмотрев на князя Долгорукого и, видимо, найдя в нем что-то, понятное только ему, уже в спину скомандовал: — и распорядись подать нам чаю в кабинет.

Константин Николаевич ни в XIX веке, ни в XXI не слышал распоряжения императора и поэтому только удивлялся — как он получит справку. Без письменного распоряжения, без какого-то обоснования. На словах через слугу послать посыльного. Дадут? Требовательно вызвать Михаила Павловича — не мог ли он и сразу же обязательно. И просто скомандовать гвардейцам. Да он либо наивный сумасшедший, либо российский император!

Ну хотя бы Николай Павлович нехорошо не подумал о нем, грешном, а то ему никак не хочется в холодную каменную камеру Петропавловской крепости! Ведь он отнюдь не декабрист и вообще не революционер! И ревматизм ему никак не нужен!

Подали горячий чай и немного к нему закусок. Появился молодой мужчина, который споро разлил чай и красиво разложил закуски.

Мария плавно и как-то нехотя взяла свою чашку, но без предложенных бутербродов, и расхвалила слугу для Константина Николаевича:

— Мишель всегда может разложить чайную посуду и закуски очень приятно и на глаз и для желудка. Специально в Париже учился, — потом резко изменила тему разговора, смущенно спросила: — скажите, князь. А вы как-то странно сказали — оправдать моего дядю легко. Вы думаете, он говорил правду? А тогда ведь папА нет?

Князь пошевелился. Мария, как и все женщины, молодец, четко определила направление, но, мг-м, неправильно выделила ударение. И из-за этого оказалось ошибочным все предложение. А для императора оказалось очень неприятно.