Ставка на бандитов - Виктор Доренко

С обеих сторон по Сосновой улице мчались трое «жигулей» с сотрудниками ФСК, одетыми в пуленепробиваемые шлемы и тяжелые армейские бронежилеты. Они спешили на помощь к своим товарищам — впрочем, некоторым из них она уже была не нужна…

Разбор неудачно проведенной операции с подсчетом трупов с той и другой стороны еще предстоял. А пока из автомобилей, резко затормозивших у ворот роддома, выскакивали разгоряченные профессионалы.

Додика убили первым же выстрелом в голову. Больше никого не осталось.

И тут несказанно обрадованный подошедшему, хоть и с опозданием, подкреплению Степан закричал:

— Где вы носитесь, бля… джип… уйдет, а там кокаин…

Одна из спецмашин ФСК, взревев форсированным мотором, резво сорвалась с места, устремляясь в погоню за темно-синим «чероки».

К этому времени Грыжа уже успел пересечь

Щукинскую улицу, пытаясь во что бы то ни стало прорваться к Волоколамскому шоссе. Положив на соседнее сиденье автомат Калашникова, он время от времени посматривал в зеркало заднего вида, пытаясь обнаружить погоню.

Углядев сзади неприметный в московской автомобильной массе белый «жигуленок», он еще сильнее вцепился в баранку. Не обращая внимания на перекрестки и правила движения, Грыжа выскочил на Волоколамку, свернув влево через осевую полосу.

Движущиеся по трассе машины шарахались от безумного водителя джипа в разные стороны, рискуя столкнуться между собой.

Несколько секунд спустя, мигая синими маячками и включив сирену, вслед за Грыжей на шоссе выехал «жигуленок» с находящимися в нем комитетчиками.

Пытаясь повторить маневр преследуемого, «жигули» на полном ходу пересекли сплошную полосу, истошно визжа резиной по асфальту. Автомобиль оперативников оказался уже на противоположной стороне дороги, когда из-за притормозившего «КамАЗа» с прицепом-рефрижератором, пропускающего спецмашину, выскочил тяжело груженный самосвал «ЗИЛ».

Не успев затормозить, водитель «ЗИЛа» с изумлением обнаружил, что мчится прямо на белые «жигули».

Страшной силы дар пришелся в правую стойку легкового автомобиля. Оперативники еще не поняли, что же произошло, когда их машина перевернулась на крышу и продолжила движение в таком положении, скользя на встречную полосу.

В довершение ко всему в них врезался старенький «запорожец», водитель которого, пожилой инвалид, разбил головой лобовое стекло, едва не вылетев из машины.

Не замечая ничего и никого вокруг, Грыжа повернул джип на асфальтированную дорожку, ведущую в сторону Ленинградского шоссе.

Миновав спортивный комплекс ВМФ, он остановился и только сейчас вспомнил о сидящем сзади Костоломе, за все время не проронившем ни слова.

— Андрюха, — позвал приятеля Грыжа, — ты не обосрался, что все время молчишь?

Дернув за плечо скрючившегося Костолома, он перевернул его на бок и ошалел от представшей неприглядной картины: вместо кадыка у Андрея зияло черное отверстие с запекшейся по краям бурой кровью. Лицо покойника застыло в страшной судороге, черты обострились.

По телу Грыжи пробежала дрожь. Однако, мгновенно подавив эмоции, он выдернул из-под трупа черный кейс с наркотиками и кинулся в зеленые насаждения, бросая автомобиль с Костоломом на произвол судьбы.

Приветливо кивнув охране у входа в палату реанимации, Монах со вздохом переступил порог и плотно прикрыл за собой дверь.

Сидящая у кровати больного медсестра тихо приподнялась и, не говоря ни слова, вышла в коридор.

Гладышев, превозмогая боль, обернулся к вошедшему и чуть заметно улыбнулся, насколько позволяли бинты. Недавние раны стали постепенно превращаться в подтеки и ссадины. Одна щека раненого имела лиловато-синий цвет. Но в целом он выглядел гораздо лучше прежнего.

Фомин не преминул отметить это вслух:

— Да ты молодцом, Игорек. Скоро вообще на поправку пойдешь. — Больной попытался что-то сказать, но авторитет остановил его: — Ты пока молчи. Успеешь наговориться. Я тут фруктов принес, хотя знаю, тебе нельзя жевать. Но не с цветами же к мужику являться? А фруктики пусть потрут на терочку или угостишь какую-нибудь красотку из медперсонала.

— С-па-сии-и-и-бо, — с огромным усилием вымолвил Гладышев.

— Да не напрягайся ты, — сказал Монах и предупредил на будущее: — Если попытаешься еще раз заговорить, уйду.

В это время в палату вернулась медсестра. Извинившись за внезапное вторжение, она спросила, обращаясь к авторитету:

— Простите, а Валера — это вы?

— Да, — удивился Фомин, — а в чем дело?

Девушка достала из кармана белого халата небольшой листок бумаги, вырванный из школьной тетрадки, и протянула его мужчине.

— Вот, — промолвила она, — это записка Игоря Ивановича.

Развернув листок, Монах обнаружил несколько фраз, выведенных аккуратным почерком, насколько позволяла больному твердость руки.

В записке сообщалось следующее:

«Валера!

Завтра прилетает моя жена. Нужно ее встретить в Шереметьеве-2. Самолет из Мадрида. Ее фотографию возьми у меня в квартире. Ничего не говори о случившемся. Скажи — улетел в командировку, когда буду — не знаешь.

Заранее благодарен. Игорь».

Дочитав до конца, Фомин спрятал записку в карман и произнес:

— Не волнуйся. Все сделаю. Правда, насчет «командировки» не гарантирую. Думаю, лучше ей все честно рассказать.

Гладышев лишь отрицательно покачал головой, кривясь от боли.

— Ладно, — согласился Монах, — как скажешь. Главное — поправляйся быстрей, а все остальное мелочи. Если я тебе срочно понадоблюсь — напиши записку охране. Договорились?

Банкир прикрыл глаза в знак согласия.

— Ну, — Фомин вздохнул, — мне пора. На днях подскочу. А о семье не переживай, присмотрим.

Пахан вышел в коридор, еще раз кивнул охранникам, на этот раз прощаясь.

Усаживаясь в машину Музыканта, он обронил на ходу:

— Поехали.

«Мерседес» плавно тронулся с места, сопровождаемый зеленым «СААБом», где со вчерашнего дня находилась подобранная Буром охрана.

— Рома, — обратился Монах к подручному, — ты мне так и не рассказал, откуда откопал за день столько бойцов, да еще и с «волынами»?

— Разрешение получить сегодня не проблема, — отозвался Бур, — надо только знать, где подмазать. А пацаны надежные. Двое, кстати сказать, парились в нашей зоне. Оба за незаконное преподавание карате. Остальные — это их заслуга. Вроде бы вместе тренировались, точно не знаю.

Главное — Брюс с Удавкой за них поручились головой.

Фомин задумался, силясь вспомнить, кто из них Брюс, а кто Удавка. Не сумев определить самостоятельно, он задал этот вопрос Буру.

Тот объяснил, кивая головой в сторону следующей за ними машины:

— За рулем Брюс. Его зовут Дима, он старший в своей тройке. А Удавка — это такой длинный верзила, его сегодня нет. Они договорились дежурить по очереди.

— А как зовут того, который отдыхает? — задал очередной вопрос Монах.

— Витя, — отозвался Роман.

Авторитет какое-то время молчал, затем обратился к Музыканту:

— Ну а тачку где откопали? Или вы такие богатые, что можете себе позволить менять машины как перчатки? — В словах послышалась легкая ирония, смешанная с любопытством.

Приятели молчали, не зная, что ответить. Им не хотелось посвящать пахана в это дело. Однако, немного помявшись, Музыканту с Буром все же пришлось открыть, откуда появился зеленый «СААБ».

Оказывается, после отъезда Шила они отправились в больницу к банкиру с просьбой либо ссудить их деньгами, либо одолжить на время какую-нибудь машину.

Тот, внимательно выслушав просьбу, даже не поинтересовавшись, для чего понадобился людям Фомина автомобиль, просто написал записку своему заместителю, приглашая срочно приехать к нему в больницу.

Когда подчиненный прибыл, Гладышев с помощью ручки и тетрадного листа приказал ему оформить документы одного из имеющихся в распоряжении банка автомобилей на того человека, которого укажет Музыка. Не споря и не возражая, заместитель выполнил все требования Игоря Ивановича.

В результате к вечеру того же дня в распоряжение охраны Фомина поступил почти новенький «СААБ».

Выслушав их рассказ, Монах разозлился:

— Кто вам разрешил обращаться к Игорю? — Он метал громы и молнии. — Меня что, нет или я вам тля капустная? А может, вам в падлу со мной перебазарить было? Какого хера вы делаете из моего кореша «терпилу»? — Под последним словом в криминальном мире, как правило, подразумевается «жертва». — Совсем опаскудили меня в его глазах, как фуцина позорного. Он еще подумает, будто это я вас послал.

— Но мы же только в долг, — попытался возразить Бур.

— Я не въезжаю, — скривился пахан, — или ты действительно тупоголовый, или только косишь? О каком долге ты мне трешь? Закон наш забыл, или мозги отморозил, что рамсы попутал? Сидишь, мне фуфло прогоняешь, как дешевой хуне. Торчать можно только по зависанию в стары, — несомненно, пахан имел в виду карточные долги. — Вот передернем с тобой в очко партейку, тогда будешь должным, если на месте краями не разойдемся. А в кабалу лезть самому — это паскудство сплошное.