Воронье - Джордж Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баррис настаивал:
— Это важно.
Митч наконец пожал плечами и согласился:
— Хорошо. У городского собрания. Еще раз — во сколько?
— В два тридцать.
— Хоть скажи мне, в чем дело.
— В два тридцать, Митч. Договорились?
ШОН выяснил, что даже пребывание в обществе Нелл делает его счастливым. Возможность просто слышать ее смех доставляла ему удовольствие. Кроме того, он обожал маленькие драмы, которые она сама придумывала, и ее откровенность. Особенно веселился он сейчас, когда она тихим голосом сказала ему и Таре:
— Ох, ребята, вам придется спасать меня.
— От чего? — спросила Тара.
— Да вот от него.
— От этого старого копа?
— Он меня достает.
Тара засмеялась.
— Клянусь, — сказала Нелл. — Он уже готов пригласить меня куда-нибудь. Я это знаю.
Теперь и Шон не мог скрыть свое веселье.
— Как он выглядит?
— Только не смотри! — потребовала она. — Он разговаривает с Митчем. Можем ли мы как-то отвалить отсюда? Он всегда так мечтательно смотрит на меня. Двинулись. Выберемся через дом священника. Там же, надеюсь, не будет телекамер? Признаться, я уже устала от них. Это твоя ошибка, Шон. Объявить о своих намерениях — это было чертовски глупо. Хочешь избавиться от своих денег — дай мне это сделать. Они у меня исчезнут. Ха-ха-ха! Давайте, двинулись, не бездельничайте; хищники у нас за спиной.
ТАРА ехала кружным маршрутом домой из церкви — по Алтама-авеню, а потом мимо школы и колледжа. Теперь их сопровождал полицейский эскорт — мигание цветных огней спереди и сзади. Но фотограф, летевший на мотоцикле, ухитрился проскользнуть мимо копов и выбраться на полосу рядом с ней; оказавшись рядом с ее окном, он стал беспрерывно щелкать.
Было такое впечатление, что весь мир глазеет на нее.
И в эту минуту отец, сидевший на заднем сиденье, сказал:
— Эй, Шон! Я тебе должен кое-что сказать.
Шон сидел рядом с Тарой на пассажирском сиденье.
— Что?
— Помнишь копа там в церкви? Он сказал, что хочет встретиться со мной.
Шон повернулся на сиденье. У него был холодный голос.
— И как вы договорились?
— У дома городского собрания. Через два часа.
— Зачем?
— Он не сказал. Он просто хочет увидеться со мной.
Шон уставился на него:
— Коп хочет увидеться с тобой?
— Да.
— Что за дрисня, мать твою?
Для Тары это было чересчур. Гнев Шона, папарацци, эти копы; все это навалилось на нее. На Редвуд-стрит полицейский лимузин, что ехал перед ней, притормозил, чтобы повернуть, но она заметила его маневр в последнюю секунду, и ей пришлось резко нажать на тормоз. Шона кинуло вперед. Он чуть не врезался в ветровое стекло.
— Что за херней ты занимаешься?
Он пошарил за спиной и вытащил пистолет. Держал он его низко, так, чтобы копы не могли его увидеть, но она-то видела.
— Что тут, мать твою, происходит?
— Прости! Я просто… я не… эти огни ослепили меня.
— Ты лживая сучка!
Он что, с ума сошел? Тара попыталась сосредоточиться на дороге. Ей удалось вписаться в поворот и неторопливо двинуться дальше. Так как тут улица была двухполосной, мотоциклу пришлось отстать. Шон вытащил мобильник и заорал:
— Все пошло на фиг! Ищи цель! — Наступила пауза. — Когда я отдам тебе приказ, начинай убивать! Всех Ботрайтов в этом округе!
Он отключился и повернулся к заднему сиденью.
— Кто рассказал?
Никто не ответил.
— Джейс, это ты предал нас? Ты, маленькое дерьмо?
— Нет, сэр.
— Ты готов, Джейс? Готов к началу убийств? Готов понести кару? Я готов!
Джейс заскулил:
— Клянусь, я ничего не говорил, клянусь Господом.
Шон повернулся к Пэтси:
— Так это ты, сука?
Она закрыла лицо руками.
— Нет! Я не могла никому рассказать! Не могла! Ни за что!
— Так кто из вас? Кто тот долбаный психопат, который хочет, чтобы всех перестреляли?
«Я должна успокоить его», — подумала Тара, и у нее было чувство, что только она сможет это сделать.
— Шон, можно я скажу кое-что?
Он перевел на нее взгляд.
— Есть много вещей, которые хочет выяснить коп. Может, он хочет просто пожаловаться на размеры толпы. Верно? Может, он хочет, чтобы папа нанял его в охранники. Я не знаю, но дело не в нас. То есть никто из нас ничего не сказал. В самом деле, Шон, мы не настолько сумасшедшие, мы не могли…
Он посмотрел на улицу. Они уже вернулись на Ориол-Роуд, по обочинам которой стояли паломники.
— Заткнитесь к такой-то матери! Я должен подумать.
РОМЕО сидел в «соколе» по другую сторону улицы от дома кузена Альфреда, дожидаясь приказа Шона. Момента, когда ему придется выполнить свою обязанность — войти в дом и убить Альфреда. Как только минет время. Он вынул из багажника свой «феникс» и теперь держал его в руках, опираясь на рукоятку тормоза. В руке он держал телефон и не сводил взгляд с большого фасада дома. «Ждать. Как только Шон отдаст приказ, я претворю его слова в жизнь. Я не позволю ему отступить».
Он пытался сдержать слезы, но они все равно наплывали на глаза. Медленные мутные капли падали ему на колени. Он смотрел сквозь слипшиеся ресницы. Улица напоминала ему проезд в Атлантисе.
«Я не могу».
Прогони эти мысли. Ты подписался на это. И делай свою гребаную работу!
Наконец телефон зажужжал, и он ответил:
— Да.
— С нами все в порядке, — сказал Шон. — Можешь оставаться на месте. Мы тут все живые и здоровые.
МИТЧ двумя часами позже поехал один на «либерти», хотя Трев и пара телохранителей следовали за ним на мотоциклах, чтобы уберечь его от фотографов. Образовался странный неторопливый кортеж: Митч держался за телохранителями, а за ним следовали папарацци. Они спустились по Робин-стрит и затем по Алтама-авеню, миновали аллею для боулинга и чертово колесо. Митч резко свернул на Колсон-стрит. Телохранители притормозили свои мотоциклы, чтобы перекрыть путь фотографам, а Митч нажал на газ, быстро сделал поворот и вылетел на Кейт-стрит, а затем на Хабершем.
И внезапно оказался совершенно один. Он стряхнул всех.
В памяти у него всплыли строчки из Писания: «Если твоя грешная натура контролирует твой мозг, то это значит смерть». Но похоже, эта сентенция не годилась. «Но если тебя контролирует Святой Дух, то это значит жизнь и покой». И это не подходит. Мысли его беспорядочно метались. Он проехал Арби и «Дешевую обувь» и свернул на стоянку у Глин-Плейс-Мелл.
И остался сидеть. Через две минуты к машине подошла какая-то фигура. Это был Ромео. Он сел рядом с Митчем, захлопнул дверцу и сказал:
— Расстегни рубашку.
Митч исполнил ее приказание. Ромео приклеил микрофон к его груди и передатчик к спине. Этого ублюдка била дрожь, пока он работал; у него был совершенно убитый вид. Не будь он таким убогим подонком, Митч мог бы даже пожалеть его.
Через несколько минут Ромео открыл свой лэптоп, чтобы проверить связь. Митч неотрывно наблюдал за ним, пока тот не цыкнул:
— Что ты уставился?
Митч отвел взгляд.
— Извини.
И он услышал из лэптопа эхо своих слов «Извини».
Ромео послал в эфир вопрос:
— Ты можешь нас слышать?
Из компьютера ответил голос Шона:
— Да. Эй, Митч!
— Привет.
— Как ты думаешь, Митч, — сказал Шон, — мы боимся перебить твою семью? Ты знаешь, что, если ты облажаешься, все умрут.
— Да.
— Если ты хоть на секунду замнешься.
— Я знаю.
— Так что пообещай мне, что ты не подведешь нас.
— Я не подведу.
— Скажи своей жене, потому что она сейчас рядом со мной.
— Я не подведу вас.
— Иисусе. Да назови ее по имени.
— Пэтси, я не подведу вас.
— Скажи своей дочери.
— Тара, я не подведу вас.
— Скажи своему сыну.
— Я не подведу вас, Джейс.
— Отлично. Мы все хотим, чтобы ты знал — мы каждую секунду будем рядом с тобой.
БАРРИС явился на место встречи в 2:27. Он понимал и всю трудность своей задачи, и то, что он далеко не самый умный коп на свете, — но, кроме того, выбираясь из машины, выпрямляясь и разгибая ноющую спину, он верил, что очень хорошо подходит для этого дела.
Но, заходя внутрь и минуя большое стеклянное окно, он увидел свое отражение. О господи. До чего неуклюжий пузатый неудачник. Складки на боках выпирали, как у клоуна. Растительность, что виднелась в распахнутом вороте, напоминала волосы на лобке. А эти челюсти! И какого черта он не в форме? По крайней мере, она вызывает хоть какое-то уважение. Но вместо этого он предпочел надеть какую-то уродливую цветастую рубашку, которую Барбара подарила ему на Рождество двадцать лет назад. В свое время она считалась модной, но сейчас он напоминал клоуна из Полинезии.
Ладно. Оставим эти проблемы в покое. Все равно ни от одной из них не избавиться. Просто делай свое дело.