Птицы небесные - Вера Витковская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы считаете нас прокаженными? — спросила Галина.
— А вы действительно считаете себя интеллигентной? — усмехнулся Саша. — Вот, вижу, вы смущены моим вопросом… Мне кажется, сейчас ни один так называемый интеллигент не может себя считать таковым — уж слишком со многим ему приходится соглашаться… Тогда как торговец вроде меня сразу вынес себя за скобки всей этой гущи: политики, диссидентства, искусства, которое редко бывает искусством, потому что среди людей искусства есть торговцы покрепче наших… Да, нам тоже приходится обманывать, ловчить…
— Неужели? — тонко усмехнулась Галя. Наташа с удивлением заметила, что обычно невозмутимая Галя волнуется.
— Да, — с простодушным видом подтвердил Саша. — Вот недавно мои напарники, все дружки закадычные, послали меня в Сибирь, на один водоем… Они утверждали, что рыбьего корма там — завались. Я с палаткой, со всем снаряжением, с напарником своим туда и рванул. И представляете — ничего… Совершенно пустой водоем… Вот такой невинный обман, влетевший мне, однако, в кругленькую сумму, а главное, чуть не лишивший меня фишки на «птичке», то есть первенства… Но я быстро разобрался, в чем тут хитрость, почему пустые сети… Так что и мы дурим друг друга…
— Так чем же вы лучше нас? — не понял Москалев. — Ведь пафос вашей речи, кажется, к этому и сводился: к тому, что вы — лучше нас…
— Тем, что нас не будут варить повара, — усмехнулся Саша. — Мы вылезли, выкарабкались из котла… А вас они, с вашими неопределенными чувствами и понятиями, еще ой-ой-ой как будут варить, сразу и одновременно, вываривать из вас все соки, пока вы не сделаетесь пресными и никому не нужными.
— Страшная «перспектива, — с неопределенной интонацией заявил Москалев. Наташе казалось, что в нем борются два чувства: невольное уважение к Саше и желание спустить его с лестницы.
— Во всяком случае, лично вам, — Саша поднял бокал, — я этого не желаю. Говорю от души. Я умею различить порядочного человека.
Галя, немного задетая, спросила:
— А мне вы чего пожелаете?
— И вам пожелаю, как супруге Петра Владимировича, вовремя вылезти из котла.
— Только как супруге? — спросила опять Галя.
Наташа всерьез забеспокоилась:
— Неужели ты правда думаешь, что такое время когда-нибудь настанет?
— Оно уже настало, но вы не заметили, — с сожалением произнес Саша.
…Наташа осталась ночевать у Москалевых. Как только Саша, церемонно распрощавшись с ними, уехал, она спросила:
— Вы считаете, конечно, что для меня такой брак — мезальянс?
Москалев нежно обнял ее за плечи:
— Даже не знаю, что тебе сказать, Наташенька… В чем-то он привлекателен, а в чем-то страшен…
Галя тоже придвинула к ней свое кресло и, словно утешая, взяла Наташу за руку:
— И я не знаю, что сказать. Изящное хамство, самоуверенность, эгоизм — все это налицо. И все же, если хочешь знать мое мнение…
— И я его очень хочу знать, — вставил Москалев.
Теперешние мужики все страшны. Тебя, Петя, я не могу иметь в виду, в твоем поколении еще не было этого разгула двойственности, малодушия, обмана, желания что-то выгадать для себя. Слабые мужики оказываются еще хуже сильных, — продолжала Галя, — тех, которые могут просто переехать твою жизнь в один момент. И не знаешь, которые из них представляют меньшую опасность для женщин… Но тут хотя бы налицо квартира, деньги… Наталья еле сводит концы с концами, озвучивает мультяшки, чтобы добыть лишнюю копейку… Иди, Наташа, замуж! Я благословляю тебя!
— А я не знаю, что сказать, — растерянно произнес Москалев, — впервые не знаю, что посоветовать своей любимой ученице…
Глава 11
Все, что произошло потом, как будто совершилось без участия Наташи: воля ее была парализована.
Свекровь, вопреки Сашиным предупреждениям, встретила их с Петькой хорошо и заявила: она рада, что в их интеллигентном полку прибудет. Мария Игнатьевна рассказала, что Саша блестяще учился в школе и она рассчитывала, что из него выйдет добросовестный инженер или врач. И он в самом деле окончил строительный институт, но дальше Сашин «папенька» — в этом слове прозвучала неприкрытая ненависть — сбил сыночка с толку сначала рыбой, которую они вместе ловили, вялили и продавали на рынке, а потом этим кормом.
— Вы не поверите, Саша так много читал в детстве, был записан во всех ближайших библиотеках, а с тех пор, как папенька влез в его жизнь, ни одной книжки не раскрыл.
Наташа изумленно посмотрела на Сашу: ведь он говорил, что в жизни не раскрыл ни одной книги, кроме учебников. Саша широко улыбнулся и виновато развел руками: было, мол.
— И потом, его образ жизни… Эти вечные походы на водоемы, когда не знаешь, жив он или нет… Пьянки с дружками… Женщины, которых он не стесняется таскать в дом…
Тут Наташа сообразила, что, пожалуй, Саша в чем-то прав, называя мать «хорошей язвой», — женщина, которая хочет женить своего сына, не стала бы так откровенничать с будущей невесткой…
— И уж не знаю, как он будет с вашим чудесным мальчиком. — Она ласково погладила Петьку по голове. — Что может услышать от него ребенок, кроме сплошного мата?
— Петро! — обратился Саша к Петьке. — Ты меня уважаешь?
— Уважаю, — с восторгом сказал Петька.
— А как ты меня уважаешь?
Петька развел руки в стороны, изображая необъятное уважение.
— Вот так, Саша, — сказал Петя.
— А почему ты позволяешь ребенку звать тебя Сашей? — озабоченно вмешалась Мария Игнатьевна. — Петечка, ведь он взрослый. Он для тебя дядя Саша.
— У него «дядя» во рту не помещается, — заступился Саша. — Какой я дядя? Я без пяти минут папа…
— Ну, папа не папа… Редко какой мужчина сможет стать совершенно чужому ребенку папой, — отрезала будущая Наташина свекровь, сразу определив Петьке место в Сашиной жизни.
— Ты не боись! — сказал потом Саша своей невесте. — Мы тут недолго жить будем. Маманя привыкла к простору, ей одной и в наших трех комнатах тесно… Скоро у нас будет своя хибара, не хуже этой.
Колесниковым Саша понравился. Сергей Петрович заявил, что видит в нем искреннего человека и, что самое важное, сильного, — сам он себя не считал сильным человеком. Катя считала, что самое главное — его неподдельная доброта к Петьке. За версту видно, что они с Петром поладили. Да и вообще, что Наташе надо? Саша умен, это сразу чувствуется, у него есть воля, он способен обеспечить семью и, главное, не посягает на Наташину независимость, не ставит перед ней дилемму: или я — или театр, как это сделал бы другой мужчина. Свекровь надо поставить на место, продолжала Катя, и по ее тону чувствовалось: уж она-то проделала бы это в два счета.