Дом над Онего - Мариуш Вильк

Черным сланцем пытались даже заменить мрамор при строительстве Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге.

Через некоторое время пошли слухи, что черный сланец из Заонежья напоминает антрацит. И снова все определили интересы армии. Россия готовилась к войне с Турцией и срочно нуждалась в топливе для военных кораблей. Топливе, которое заменило бы английский уголь… Так в Заонежье у всех выходов на поверхность месторождений заонежского антрацита появились — ни с того ни с сего — столбы с государственным гербом, а в топках русских военных кораблей начали под руководством инженера Мещерина испытывать новое топливо. Как всегда в подобных случаях, газеты подняли шум: мол, кто за этим стоит и кому это выгодно? Сплетням и спекуляциям не было конца. О результатах экспериментов Мещерина рассказывали небылицы. А заонежский антрацит в топках кораблей тлел и теплился, но не горел.

На помощь вызвали из Петербурга профессора Иностранцева[148], самого выдающегося тогда геолога России. Проведя ряд анализов, ученый заявил, что это новый, аморфный вид угля (родственный графиту и алмазу) и назвал его шунгитом (от названия села, где его нашли, — Шуньга).

Увы, никто в России не знал, что с ним делать. Правда, инженер Мещерин не сдавался и продолжал эксперименты. Он даже основал акционерное общество и начал выпускать брикеты из смеси шунгита, английского угля и твердой газовой смолы, однако вскоре обанкротился. О шунгите надолго забыли.

Вспомнили о нем спустя тридцать лет, когда разразилась Первая мировая война. Снова остро встала проблема топлива — и снова шунгит себя не оправдал. После коммунисты, в свою очередь, тоже попытались использовать шунгит в разных целях (в том числе — наполняли им… микрофоны). В шунгитовом пепле были обнаружены большие количества ванадия и молибдена. Это дало импульс новым геологическим исследованиям. Так в конце прошлого века в Заонежье были открыты крупные месторождения ванадия и урана. Согласно некоторым расчетам, здесь находится одно из пяти крупнейших месторождений на свете.

Настоящая сенсация произошла в 1992 году, когда российский геолог Семен Ципурский эмигрировал в Соединенные Штаты и тайком вывез пробы минерала. В Аризонском университете при помощи мощнейшего электронного микроскопа в шунгите обнаружили фуллерен — материал XXI века. Еще раньше фуллерен был открыт теоретически, то есть химики высчитали, что в природе может существовать нечто подобное, затем астрономы выявили спектральные линии фуллерена в космосе — в атмосфере некоторых угольных звезд. И вот — к изумлению исследователей, которые, кстати, получили за свое открытие Нобелевскую премию, — оказалось, что вот уже два миллиарда лет фуллерен спокойно залегает в земле — неподалеку от деревни Шуньга в Заонежье.

Главным свойством фуллерена является пустота молекулы, которая напоминает полый внутри футбольный мяч, «сшитый» из шестидесяти атомов чистого угля! Благодаря этому его можно наполнять атомами других элементов и таким образом формировать новые структуры для использования в самых разных областях — начиная с космических ракет и кончая компьютерами и онкологией. Можно себе представить реакцию ученых!

Более того, ученые также выдвинули гипотезу, что содержание фуллерена в заонежском шунгите может свидетельствовать о присутствии в непосредственной близости к нему алмазов. И действительно, в прошлом году здесь обнаружили алмазные трубы.

Но и это еще не все. Недавно по Карелии прокатился настоящий шунгитовый бум, связанный с его целебными свойствами. Вдруг вспомнили, что еще Ксения Романова исцелилась от бесплодия, попив в своей заонежской ссылке воду из источника, что бил из-под месторождения шунгита, дав таким образом начало династии Романовых (хотя не могу не упомянуть, что злые раскольничьи языки приписывали сие чудо способностям местных мужиков). Давно уже было известно, что толвуйская вода помогает при самой распространенной российской болезни — похмелье. Однако в последнее время список болезней, от которых лечит шунгит, пополнили заболевания костей и мышц, цирроз печени и нервные расстройства, иелит и гастрит, пороки сердца, бронхит, подагра и разные формы полового бессилия.

Шунгит называют камнем чистой воды по причине его адсорбционной активности. Не случайно Онего считается одним из чистейших озер на свете (чище Байкала!). По мнению специалистов, залежи шунгита — панцирь, защищающий нас от излучения урана… Поэтому поднялась паника — не трогайте шунгит! В продаже тут же появились всевозможные шунгитовые пирамидки, защищающие от излучения экранов и мониторов, а также шунгитовые пластинки для мобильников, призванные защитить их владельцев от болезни Альцгеймера и болезни Паркинсона. Поистине магический камень.

Анатолий Журавлев[149], эксцентричный карельский археолог, заявил недавно, что нашел в шахтах в районе Пегремы следы шунгитовой краски, которую использовали в шаманских обрядах еще в эпоху энеолита. То есть в третьем тысячелетии до нашей эры.

24 марта

Вчера, уже прощаясь, Борис поинтересовался, что я собираюсь делать с этим домом. Из нашего разговора он заключил, что долго я в нем жить не собираюсь. Я сказал, что лето еще думаю провести здесь (с Клюевым…), а осенью забью досками двери и окна, чтобы никто не тревожил домашних духов, и отправлюсь на Север по следам саамов.

— А не жаль тебе избу? Если не спалят, так рано или поздно сгниет и развалится…

— Так и так сгниет. Это же дерево. Можно, конечно, ее подремонтировать, когда покосится, новой крышей покрыть, чтобы не капало, пару балок поменять… Только зачем? Деревянные дома — как люди, рано или поздно умирают. А эта вся кижская реставрация, перебирание сруба или модный «лифтинг», то есть поднятие и замена перекрытий? Кому это нужно, кроме самих реставраторов? Даже туристы предпочитают пить пиво на берегу озера, не заглядывая в затхлые избы, в которых, словно привидения, сидят одни бабки-сторожихи. Дом жив, пока живет в нем человек. А по каким-то причинам опустев, умирает. Обычный ход вещей.

— Мне было бы жаль.

— Японская эстетика определяет это как моно-но аварэ. Печальное очарование вещей. Задача художника, поэта — показать это очарование. Не более того.

2 апреля

Говорил:«Если хочешь найти источник,Тебе следует идти в гору, против течения

И дошел он до НачалаИ умолк…

18 апреля

Следует наконец поставить точку над «i», которое разные пуристы от польского языка время от времени пытаются вычеркнуть из моего текста, ссылаясь на правила орфографии (хотя Онего никогда не находилось на территории Польши) и утверждая, что следует якобы писать «Onego». Это важно, потому что к древнейшей форме «Oniego» восходит ряд карельских топонимов, которые я часто использую — Онежское озеро, Заонежье, Обонежье, — а пуритане от языка так и норовят вычеркнуть в них «i», переиначить по-своему.

В свое время у меня уже был подобный скандал: речь тогда шла о Соловецких островах, которые я писал как «Sołowki», через «о», а они исправляли на «Sołówki», сужая звук «о» в «у» — зачем, интересно? В конце концов я настоял на своем и теперь с удовлетворением замечаю, что мой вариант названия архипелага все чаще появляется в печати. Вот недавно, например, у Якуба Урбаньского в переводе «ГУЛАГа» Энн Аппельбаум[150]. А вот Анна Колышко в переводе книги Набокова «Память, говори» остается при версии «Sołówki». Забавно, что эти две книги вышли в Польше практически одновременно. Эй, редакторы, где же вы?!

Возвращаясь к Онего… Прежде всего «пуританская» версия режет мой слух, потому что, прожив несколько лет на берегу Онежского озера, я никогда не слышал в нем твердого «нэ» — только мягкое «не».

Кроме того, я консультировался по этому вопросу с карельскими ономастами и в библиотеке Карельской академии наук изучил все материалы, связанные с Онежским озером. Из нескольких версий происхождения Онего ни одна не свидетельствует о том, что нужно произносить название озера с твердым «н». Уже в первой половине XIX века Андрей Михайлович Шёгрен[151], основоположник русского финно-угроведения, совершил ряд важных путешествий по Карелии, во время которых собрал богатейший лингвистический материал. Шёгрен утверждал, что название Онего восходит к финскому «aani» («шум», «голос»), «aaninen» («громкий»). Современный исследователь, профессор Матвеев[152], выводит название от карельского «onni», то есть «счастье». А мой добрый знакомый, сам родом из Заонежья, специалист по карельской топономастике Вячеслав Агапитов, с которым мы часто дискутируем на разные темы, связанные с карельской топонимикой, говорит, что Онего — видоизмененное саамское «Jennie» — то есть «Великое». Но все равно везде — мягкое «не»!