Царство. 1951 – 1954 - Александр Струев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подсовывают всякую мелочь! Знают же, не люблю из таких пить! — Рюмки были маленькие, граммов по тридцать.
— Что они, издеваются?! Пусть заменят! — министр глазами искал своего Сережу.
— Да успокойся, Николай, дай ребятам попариться!
Его адъютант только-только скрылся за дверьми парной.
— Пью как молокосос! — укоризненно сказал Николай Александрович.
С минуту они закусывали, не глядя друг на друга. Булганин хоть и любил накатить, никогда не терял головы, трезвый ум и природная смекалка ни разу не подвели маршала Советского Союза. Высшее воинское звание Булганин получил не за воинскую доблесть, а исключительно по воле вождя всех времен и народов. Сталин вручил ему маршальскую звезду назло крупным военачальникам, чтобы те не корчили из себя героев, не зазнавались, помнили, с чьей руки едят.
«Ведь кто такой, по существу, маршал? — рассуждал Сталин. — Маршал, по существу, такой же член партии, как обыкновенный солдат, слесарь или учительница, ничем не лучше и не хуже. А то, что у него золотые погоны и широкие лампасы на штанах, еще ничего не значит. Сегодня лампасы есть, а завтра — нет!»
Вот Сталин и прислал военным новоиспеченного маршала из гражданских.
«Булганин ничем вас, героев, не хуже, с такими же огромными золотыми звездами!»
Сначала Сталин сделал Булганина маршалом, а потом назначил министром Вооруженных Сил. Разбавил заевшуюся компанию полуштатским исполнительным, не очень далеким, но безраздельно преданным Николаем Александровичем Булганиным.
«А то ходят, глаза навыкате. Маршалы, е… их мать! Уже и здороваться с подчиненными не желают. Не ходят, а плывут, павлины! Наш Булганин, как тот Балда, главкомов, как чертей в омуте, погоняет!»
«Так он же не воевал, пороха не нюхал!» — верещали в ответ.
«Еще навоюется! У нас еще войны будут, много войн!» — пообещал Сталин.
С присвоением маршальского звания Николай Александрович всюду стал появляться в военной форме. Маршальская форма была ему к лицу. Перед войной Булганин стал первым заместителем председателя Совета министров, с началом войны вошел в состав Государственного комитета обороны. После победы Хозяин сохранил за ним должность первого заместителя председателя правительства.
«Ты, Булганин, можешь теперь не только маршалами и Берией можешь командовать. Ты мой первый заместитель! — радовался генералиссимус. — Иди, приказывай Лаврентию, пусть он перед тобой на задних лапах прыгает!»
Но Булганин был осторожный, с кем, с кем, а с товарищем Берия он лишнего не позволял, всем своим видом выказывая Лаврентию Павловичу уважение, а иногда проявлял даже некоторый подхалимаж. После смерти вождя народов Министерство Вооруженных Сил так и осталось за Николаем Александровичем. Это устраивало всех членов Президиума, и, главное, Лаврентия Павловича. Обаятельный, не кровожадный министр не представлял реальной угрозы.
— А Маленков что? — заглянув в открытое лицо Хрущева, спросил Булганин. — Думаешь, как себя поведет, если мы против Берии сговоримся?
— В штаны наложит! — Потрясая вилкой с наколотым кусочком домашней колбаски, определил Хрущев. — Но с нами пойдет, и только с нами!
— Не предаст, как думаешь?
— Забздит. Ведь если он про заговор заикнется, что можно подумать: как же это Маленков, такой кристальный человек, о заговоре узнал? От кого, по какой причине? А может, сам связан с заговорщиками? И так, вероятно, можно предположить. По этим соображениям Егор ничего не скажет. Ты пойми, Берия ему теперь не нужен, обуза для него Берия!
Когда маршал нервничал, выражением лица, он напоминал обиженного ребенка.
— Ты здорово преувеличиваешь насчет Лаврентия, — после паузы проговорил он. — Времена сейчас не те, на дворе не тридцать седьмой год. Лаврентий сколько тысяч человек из тюрьмы выпустил? А?! — прищурился Булганин. — Это шаг, Никита, грандиозный шаг! Этим шагом он на сталинскую непогрешимость замахнулся, демократом себя показал. С врачами-отравителями как получилось? Сталин их арестовал, а Берия — идите на свободу! Поступок? Поступок! — доказывал министр Вооруженных Сил. — А кто евреев сажал? Сталин сажал. И евреев Берия помиловал, — продолжал Булганин. — Это, Никита, не пустяки, не разговоры, а по-твоему получается — Берия зверь. Ты погляди, что реально происходит!
— По этим самым поступкам получается, что Берия уже сейчас в стране главный!
— Евреи вчера врагами номер один считались, Каганович документ готовил, чтобы евреев из Москвы выселить, а Лаврентий, несмотря на все величие Иосифа Виссарионовича, их амнистировал, — не унимался Булганин. — Зачем это ему? Сидели бы за решеткой и сидели!
— Получается, Коленька, нету уже у Сталина никакого величия! — пробормотал Хрущев. — Берия про нас не забудет, ты не особо хорохорься. А евреи, врачи, амнистия — это ходы, Коля, шахматы. И поступки гуманные, лишь для отвода глаз.
Никита Сергеевич накрыл ладонью муравьишку, который лазил по столу, потом отпустил ладонь:
— Ползи, малой, ползи!
— Не согласен с тобой, не согласен! — протестовал Булганин. — Лаврентий искренне делает, хочет по-людски жить, честно, и чтобы другие жили!
— Маскировка. Обычная маскировка! — ответил Никита Сергеевич и, понизив голос, добавил: — Я думаю, как Берию уберем, тебе, товарищ Булганин, председателем Совета министров быть!
При этих словах Булганин отставил в сторону рюмку и уставился на товарища.
— Мне?
— Тебе.
— А Маленкова куда денем? — прошептал он.
— Не тянет Егор, разве не ясно? Не тот человек, — разъяснил Хрущев. — Подыщем другую работу, менее ответственную.
Булганин беспокойно смотрел на друга.
— Ну не закопаем же его на кладбище, в самом деле! Мы — не они!
— Все у тебя, Никита, хорошо, все складно! А как на Берию руку поднять, если вся спецохрана под ним, и госбезопасность, и милиция, и агентура, а агентура — это, считай, полстраны, может, и эти двое! — маршал показал взглядом на баню, где беззаботно резвились офицеры.
— Мой точно не с ними! — убежденно ответил Хрущев. — Не бойся, Николай, у тебя же целая армия под ружьем, ты же министр Вооруженных Сил!
— Почем знаешь, что твой не с ними? — не успокаивался Николай Александрович.
— Я его перевербовал, — очень серьезно ответил Хрущев.
— Тебя послушать, ты скоро всех перевербуешь!
— Перевербую!
— А я никому не верю! — признался Булганин и обтер выступивший на лице пот.
— А мне, — Хрущев придвинулся ближе, — мне веришь?
— Тебе верю.
— А вот побегу и на тебя настучу!
— Не настучишь! — скорчил добродушную гримасу министр. Никита Сергеевич расплылся в улыбке.
Они еще долго сидели, прислушиваясь к шорохам майского леса. И тут запел соловей, залился удивительными переливами с пересвистом.
— Как поет, как поет, стервец! — прошептал Николай Александрович. Он был уже изрядно пьян. — Поехали к балеринам, к Маше моей! Поехали, Никита! — наклонившись к Хрущеву, пролепетал маршал. — Сергей, уезжаем! — крикнул он адъютанту и помахал рукой.
— Умирать не хочется! — всматриваясь в лицо друга, проговорил Никита Сергеевич. — Давай не умирать, давай жить! Если умрем, то ни балерин, никого у нас не будет, черви съедят!
Булганин отмахнулся, из его глаз катились слезы. Хрущев налил себе рюмку и махом выпил.
— Главное — не расширять круг, чтобы не сдали, — приходя в сознание, проговорил Николай Александрович.
— Я никому про то не говорил. Ты — первый, — признался Хрущев. — Про тебя, Коля, Берия думает, что ты тютя, на решительные действия не способный, следовательно, армию бояться не нужно. Маленков — ручной козленочек на веревочке, а я — дурак набитый, так Лаврентий рассуждает. Вот и получается, что мы его козырной картой бьем. Все, Коленька, за нас, только мешкать нельзя. Мы с тобой горы своротим! Берия уверился в собственной силе, бдительность потерял, самое время его прихлопнуть!
— Ничего он не потерял, — икнул Булганин, — Берия нас насквозь видит!
— Машина готова, товарищ министр! — отрапортовал уже одетый и аккуратно, как с картинки, причесанный адъютант.
— Иду, Сережа, иду, жди у машины! — распорядился маршал. — Не потерял он бдительность, Никита, не потерял! Мне страшно, так страшно! — оборачиваясь к собеседнику, лепетал готовый расплакаться Николай Александрович.
— А я говорю, потерял. Он не только нюх, он уже и ум потерял! — обхватывая Булганина за плечи, наступал Никита Сергеевич. — Читал, какие за его подписью Постановления Совмина выходят, что сказал, то так тому и быть! Это от чего? От головокружения! — объяснял Хрущев. — Раньше над ним Хозяин стоял, а у Хозяина, сам знаешь, не забалуешь. Лаврентий решил, что теперь он Хозяин. Будем с мерзавцем тянуть, сильно умного товарища Маленкова не досчитаемся, а вместо него кто председателем Совмина окажется? Догадываешься кто? Лаврентий Павлович. — Хрущев с силой потряс Булганина за руку. — Лаврентий Павлович! Тут тянуть не надо, делать надо, иначе сгинем!
