Колесо Сансары - Владимир Контровский

Жерар уже знал, к кому он обратится в первую очередь - к Марселю Прево. Этот человек не станет с ходу высмеивать Рану, а выслушает его предельно внимательно и посодействует на предмет технической экспертизы. Хорошо всё-таки, что на свете есть такие люди, как мсье Прево!

Цветы для Анн-Мари Жерар купил в маленьком магазинчике на бензозаправочной станции, находившейся прямо за поворотом дороги, недалеко от выезда с магистрального шоссе. Магазинчик торговал всякой мелкой всячиной, которая могла понадобиться спешащим по шоссе по своим неотложным и очень важным делам автомобилистам.

Пока рабочий в чистом комбинезоне заливал бензин в желудок его изголодавшегося "рено", сам владелец машины не спеша выбрал букет, расплатился и привычно пробежал глазами по ценникам. Старые добрые франки… Совсем уже скоро, после Нового года, в обиход войдут новые деньги - наличные евро. Жерар, как и большинство европейцев, чистосердечно недолюбливал доллар и приветствовал введение единой валюты, но каково будет той же мадам Рану и другим француженкам среднего и тем более старшего возраста? В силу простого человеческого консерватизма они долго ещё будут пересчитывать цены в евро на привычные франки и сетовать по поводу дороговизны.

Уже садясь за руль своего сытого авто, мсье Рану машинально отметил высветившиеся на встроенном в приборную панель электронном календаре зелёные цифры: Septembre,11, Mardi, 2001. 08.42. по европейскому времени.

Остаток пути до дома пролетел незаметно - chalet был совсем уже рядом. Кроме того, Жерар пытался найти ответ на животрепещущий вопрос (не относящийся, правда, к сфере научной деятельности профессора Рану): "А что будет, если Анн-Мари пожелает, чтобы вернувшийся после недельной отлучки муж немедленно приласкал соскучившуюся жену?". Хватит ли у него силёнок? Любвеобильная Аньез выжала его досуха, так что возникали серьёзные опасения по поводу возможности с честью исполнить супружеский долг. Так и не найдя однозначного решения этой весьма важной для многих мужчин проблемы, Рану затормозил и остановил машину у ворот своего загородного дома.

Сюрприза не получилось. Анн-Мари уже встала и завтракала на веранде в обществе Элизабет. Это что же такое стряслось, что дочь заявилась к мамочке ни свет, ни заря? Чего-чего, а поспать Лизетта всегда любила… Хотя нет, не похоже, что Элизабет приехала только что: её машины перед домом нет, загнана в гараж; да и одеты обе дамы очень по-домашнему, в халаты. Значит, появилась она здесь ещё вчера - если не раньше. Всё-таки вчера: позавчера Жерар звонил домой, и Анн-Мари пребывала в chalet в гордом одиночестве.

Тем не менее, цветам мадам Рану обрадовалась - совсем по-девчоночьи. Обняла и поцеловала мужа, прижавшись к нему всем телом, ещё сохранившим тепло постели, и обдав Жерара таким знакомым и приятным домашним запахом. Славно всё-таки, когда у тебя есть дом, где тебя ждут, и куда так хорошо возвращаться.

Элизабет же при появлении родителя особо бурной радости не проявила. По её припухшим от недавних и обильных слёз глазам и по общему надутому виду Жерар безошибочно определил, что дочь всецело захвачена процессом разрешения очередной проблемы как минимум вселенского масштаба, опять свалившейся на её хорошенькую, но такую взбалмошную головку.

Профессор Рану с аппетитом съел пару булочек, запив их большой чашкой ароматного горячего кофе, пока Анн-Мари сообщала супругу обычные малозначительные деревенские новости - содержание таких новостей ничуть не изменилось со времён Людовика XIV. Элизабет ничего не ела, сыпала сухое молоко в кофе, размешивала порошок маленькой ложечкой и наблюдала за тем, как растворяются белые крупинки. Или макала в чашку круассан, вынимала и молча следила за стекавшими по нему и падавшими обратно в чашку светло-коричневыми капельками.

Жерар не думал, конечно, что у дочери случилось что-то действительно серьёзное - он всё-таки неплохо её знал. Тем не менее, он почувствовал к ней жалость: ребёнок снова расшиб коленку и хнычет, надо погладить дитя по головке и дать вкусную конфетку или какую-нибудь игрушку, чтобы отвлечь от горьких переживаний, которые кажутся девочке невыносимыми. Да, игрушку!

Он встал из-за стола, подошёл к вешалке, запустил руку во внутренний карман куртки и извлёк оттуда заветную коробочку.

– Ты знаешь, Лизет, мне тут попала в руки одна занятная штучка. Ты у нас натура художественная, - Жерар постарался, чтобы в голосе его не прозвучало ни малейшей иронии, - так что посмотри. Мне интересно знать твоё мнение.

И с этими словами он протянул коробочку Элизабет.

Девушка приняла из рук отца футляр, откинула крышку, и лицо её каким-то волшебным образом переменилось: так меняется день, когда тёплый ветер быстро разгоняет затянувшие небо хмурые тучи, набрякшие дождём.

– Какая прелесть, папа! Какая прелесть…- тонкие пальцы мадемуазель Рану осторожно коснулись амулета. Она взяла украшение, положила его на ладонь и повернула к свету, чтобы рассмотреть получше. - Просто прелесть! Где ты взял это чудо? Я сейчас посмотрю, у меня там где-то есть один из последних каталогов художественных изделий…

Лизетта быстро поднялась и удалилась к себе, не выпуская из рук "игрушку" и не дождавшись ответа отца. От недавней скорби не осталось и следа.

– Бедная девочка! - вздохнула мадам Рану. - Ей снова так не повезло! Её никто не понимает, а она принимает всё так близко к сердцу… И этот Клод, он оказался таким мерзавцем! А ты умница, дорогой: Лизетта обрадовалась, как ребёнок!

– А кто такой Клод? - пропустив мимо ушей общие рассуждения Анн-Мари о несправедливости жизни по отношению к Элизабет, профессор привычно вычленил из сказанного женой информативную составляющую.

– Как? Ты не знаешь, кто такой Клод? Это же возлюбленный Лизетты, я так радовалась за неё, такая любовь! В наши дни нечасто встретишь…

– Возлюбленный? Который?

– Как это "который"! - возмутилась мадам Рану. - Ну нельзя же быть таким невнимательным и настолько равнодушным к жизни единственной дочери! Он художник, ты его видел, Лизетта от него без ума, а оказалось, что он женат, двое детей, и…

– Дорогая, - профессор Рану прекрасно знал по опыту, что если уж его супруга начнёт распространяться по поводу мужского коварства и женской беззащитности перед этим коварством, то это очень надолго, - чтобы запомнить всех возлюбленных Элизабет, человеческой памяти недостаточно, здесь требуются возможности хорошего компьютера. Что поделаешь, Лизет так влюбчива! Или пора классифицировать её избранников по отрядам и подвидам, как это делают зоологи…

– Сухарь! У тебя нет сердца! А если ты так шутишь, то шутка эта не из самых удачных твоих шуток! Лизетта искренне страдает, а тебе… Ты со своей наукой совсем не замечаешь жизненных проблем! Конечно, с высохшими черепами общаться легче! А когда наша бедняжка…

Но в это время назревавший семейный скандал прервался самым неожиданным образом - из комнаты Элизабет до слуха четы Рану донесся нечленораздельный вопль их дочери, сменившийся приглушёнными всхлипываниями, переходящими в полноценное рыдание.

Анн-Мари и Жерар кинулись на этот вопль, и когда они ворвались к дочери, то увидели её сидящей на полу в состоянии полной прострации. Лизетта уставилась круглыми от крайнего изумления и страха глазами в погасший экран стоящего в углу комнаты телевизора, а перед ней валялся амулет. И камень амулета ожил - он светился мягким голубоватым светом.

"Проклятые пробки! Если бы создатели первых автомобилей знали, чем всё это кончится, они наверняка не так рьяно стали бы трудиться над своим детищем!"

Эта мысль в который уже раз посетила профессора Рану, безнадёжно застрявшего в растянувшемся на несколько километров дорожном заторе. Жерар нервно барабанил пальцами по рулю и ждал, пока очередная пробка рассосётся - ничего другого ему не оставалась делать.

"Надо же, Лилль гораздо меньше Парижа, и машин меньше, а задержки зачастую случаются такие, что и в столице не снились! А старина Прево ждёт, уже звонил дважды. Ещё бы! После того, как я намекнул ему, что везу с собой нечто совершенно необычное, старик места себе не находит! Чёрт, уже третий час пополудни…".

Марсель Прево принадлежал к той породе людей, которая часто встречалась раньше, встречается теперь и, надо надеяться, будет встречаться в будущем. Посвятивший всю свою жизнь стяжательству и сколотивший себе солидное состояние игрой на фондовой и валютной биржах, мсье Прево на склоне лет задумался о вечном. Нет, он не сделался религиозным в привычном понимании этого слова - Марселя Прево заинтересовало то, что именовалось эзотерической системой мироощущения. Обладая практическим складом ума (без этого не сделаешь деньги), он отнюдь не стал оголтелым поклонником новомодных экстрасенсов и колдунов, ясно различая весьма значительную примесь самого заурядного шарлатанства и вымогательства в их среде.